***
Корею бросили на пол. Он поднял глаза и увидел перед собой строгую фигуру Кику. Он был одет в чëрную военную форму. И Ëн Су показалось над ним стоит ворон, не иначе. Чëрную форму подчëркивали такие же тëмные волосы и глаза. Кажется, Кику сливался с этой темнотой. Лишь белые перчатки на руках разбавляли всю эту чернь. — Ëн Су, почему в столь позднее время ходишь по двору? — строго спросил Хонда, нахмурив брови. — Я… — Корея хотел было быстро сообразить какое-нибудь правдоподобное объяснение, но его прервал Осака. — Япония-сан, он пытался сбежать. Мы еле-еле успели поймать его, — доложил юноша. — Даже так? — на губах Кику появились проблески улыбки. — Что ж, Осака, ты можешь быть свободным. Ëн Су, останься. С тобой я поговорю отдельно. Осака кивнул и вышел из комнаты. Корея посмотрел в глаза Японии и похолодел. Кику уже не скрывал улыбку. А это, Корея знал по опыту, ничего хорошего не предвещало. Легче было бы, если бы Хонда действительно разозлился, накричал, возможно бы ударил, но нет, он задумал что-то другое. — Значит, ты решил сбежать, — начал Хонда, подойдя ближе к Ëн Су. — Ничего я не хотел, — буркнул Корея, отвернувшись. — Твой Осака врёт всё. Он вообще меня не любит. — Ну-ну, — хмыкнул Япония. — Допустим. Но я вижу, тебе нравится получать наказания за свои проступки. Иначе бы ты не будоражил покой моего дома каждый час. — А тебе нравится эти наказания придумывать, — фыркнул Ëн Су, ожидая приговора. — Ну? Что уставился? Давай, говори, что ты опять удумал. Я уже голодал, женское кимоно носил. Чëрт возьми, ты меня даже отшлëпать как последнего ребëнка умудрился! Что ещё выкинет твоя изощрëнная фантазия? Кику, будто бы не слушая Корею, подошёл к шкафу и, со скрипом открыв дверцу, достал чернила, которыми обычно писал письма. Ëн Су, стараясь не дышать, внимательно наблюдал за за ним. Обмакнув кисть в чернила, Япония оценивающе посмотрел на Корею и сухо приказал: — Распахни-ка своё кимоно. — Зачем? — насторожился Корея. — Раз я сказал — значит, нужно. По опыту зная, что сопротивление сделает только хуже, Ëн Су послушно распахнул кимоно, обнажая верхнюю часть тела. Кику, взяв кисть, подошёл к Ëн Су и, будто прикидывая, на какой части тела рисунок будет смотреться лучше, коснулся кистью его ключицы. Корея вздрогнул от неожиданного ощущения и встрепенулся. — Не дëргайся. Некрасиво получится, — спокойно сказал Кику, выводя длинные лепестки на коже Ëн Су. — Ты не представляешь, насколько это щекотно, — хихикнул Корея, зажмурившись. — Почему же? Представляю. Но тебя никто не просил убегать, Ëн Су. Сейчас бы мирно спал в своей кровати, а терпел бы подобное унижение. — Можно подумать, мне в первой, — усмехнулся Корея. — Что ты хоть рисуешь? — Узнаешь, когда закончу. Корея, несмотря на предупреждение Кику, всё равно время от времени вздрагивал, пытаясь убежать от карающей кисти, когда та касалась особо чувствительных участков. Но Хонда будто бы и не замечал этого, продолжая выводить узоры, про себя отмечая, на сколько же красиво чëрные чернила выделяются на белой коже Кореи. К этому невозможно остаться равнодушным. — Готово. Можешь подойти к зеркалу и посмотреть, — сказал Кику, отложив кисть и любуясь своей работой. Корея поднялся с места, почувствовав приток крови к затëкшим конечностням. Подойдя к зеркалу, Ëн Су увидел на своей ключице большую чëрную хризантему. — Прелесть, не правда ли, — за спиной Кореи выросла фигура Кику. — Теперь, даже если ты сбежишь, все будут знать, кому ты принадлежишь. — Ну, ты козёл, конечно, — прошипел Корея, разглядывая рисунок. — Ты очень несправедлив ко мне, Ëн Су, — Кику развернул лицо Кореи к себе. — Ведь вместо цветка я мог написать «собственность Японии» или другие обидные тебе слова. А вообще я мог привязать тебя к кровати, чтобы ночью ты спал, а не бегал. Но твоей участью стал лишь этот милый цветочек, который рано или поздно смоется. «Будто клеймо», — пронеслось в голове Ëн Су, но вслух он лишь мрачно ответил: — Я устал. Спать хочу. — По твоей милости, я тоже этой ночью глаз не сомкнул. — Никто не просил тебя устраивать тут художественный клуб. — Договоришься сейчас, — пригрозил Кику, и вдруг рассмеялся. Корея изумился подобному приступу веселья и лаконично спросил: — Ты чего? — Всё хорошо. Я просто понял, что мы друг друга стоим, — и впервые за долгое время Корея увидел на лице Хонды добрую усмешку. — Ладно, оставим словесную полемику до того момента, как я высплюсь. Тебе бы тоже, кстати, не помешало. Корея лишь цокнул языком и закатил глаза.***
Солнце пробивалось в окно. Его лучи скользили по лицу спящего Хонды, который безмятежно спал, обнимая Корею, изнурëнного после своего неудачного побега и бессонной ночи.