Питер да Москва - одна сатана

Россия нетерпеливо поерзал на стуле. Вот-вот все должно измениться…ну, или начать изменяться, по крайней мере. Оторвавшись от гипнотизирования большой двухстворчатой двери своего рабочего кабинета, он снова перевел взгляд на сидящего перед ним Петра. Передернул плечами, вышло это как-то совершенно непроизвольно. Нет, ну а что он мог поделать с тем, что когда Петербург смотрит на него вот таким суровым взглядом, Иван иногда терялся и забывал, кто есть кто. Вот и сейчас Ванечка чувствовал себя нашкодившим ребенком под грозным взглядом отца. Хотя вообще все было наоборот. Это Петр нашкодивший ребенок, а Иван – суровый, но справедливый отец. Да, именно так. Аметистовые глаза вскользь прошлись взглядом по самоуверенному и невозмутимому лицу Петра. Ну да, конечно. И в кого он, Петя, такой пошел? Иван лишь тяжко вздохнул. Петр со скучающим видом оглядывал знакомую комнату. Просторное помещение с высокими потолками и окнами в человеческий рост, занавешенными невесомыми тюлями кремового оттенка и тяжелыми шторами из изумрудного бархата. Стены были обшиты красным деревом в тон дверям, а стол, обтянутый зеленым сукном и шикарные кресла с темно-зеленой обивкой, создавали впечатление уюта и комфорта. Хотя Петру все равно не очень нравился этот кабинет. Чересчур пафосный и официозный для Ивана. Петербургу всегда казалось, что этот кабинет и Ваня совершенно не сочетались друг с другом. И Ваня здесь чувствовал себя неуверенно. И словно в подтверждении мыслей северного города Россия в очередной раз неловко поерзал в кресле и бросил взгляд на напольные часы. За своими мыслями Петербург не заметил, как на соседнее кресло, рядом с ним, с громким: «Общий привет, ударникам труда!», плюхнулся Гера. Петр недовольно поморщился. Посмотрел на Россию и заметил, что тот облегченно вздохнул. Очень занимательно. Это что же выходит, Петр смущает Ваню своим присутствием? Прекрасно, просто прекрасно. Петр искоса посмотрел на своего побратима. Тот, что-то без умолку болтая (кажется, это были извинения по поводу опоздания), попытался поудобнее усесться в кресле, сначала облокотившись на один подлокотник, затем на другой. Затем нервно провел рукой по волосам, и тонкие пальцы запутались в рыжих локонах. Петр где-то краем сознанием отметил, что это выглядело красиво. Сочетание бледноватой кожи руки и насыщенного огненного цвета. А затем в очередной раз отругал себя за совершенно неуместное в данной ситуации чувство прекрасного. - В следующий раз постарайся не опаздывать - у меня на сегодня запланированы еще две очень важные встречи, а ты срываешь график, - Россия попытался это сказать как можно более строго и убедительно, но Петр про себя заметил, что у него это ни черта не получилось, потому что в конце этой фразы он расплылся в мягкой улыбке. Ну а как же. Любимчик пожаловал. Петр закатил глаза и, не глядя на соседа, тихо проговорил: - Да уж, - короткая усмешка, - только Великолепного Георгия почему-то наши чувства ни капли не волнуют. Мысленно Петр отвесил себе подзатыльник. Ну вот зачем было нарываться? Кто же его постоянно за язык тянет? Москва, взбудораженный после быстрого бега и спешных извинений, резко крутанулся в кресле и ткнул пальцем себе в грудь: - Вообще-то у МЕНЯ дела, Питер-Тупитер, но тебе этого не понять, ведь ты же не столица… Россия предупреждающе поднял руку, но было уже поздно. Глаза Петра полыхнули отчаянным гневом, и он порывисто вскочил на ноги, едва не опрокинув при этом массивное кресло. - Как ты меня назвал? Ну-ка повтори, выпендрежник, - Георгий невольно вздрогнул под обжигающим холодом стальных глаз. Москва любил это. Ему еле удавалось сдерживать мурашки каждый раз, когда Петербург вот так смотрел на него. Всегда холодный и невозмутимый, но в присутствии него он мог вспыхнуть как спичка, в одну секунду. И да, Георгию это нравилось. Ему определенно нравилось выводить из себя этого непрошибаемого холодного истукана. Обмен любезностями мог бы продолжиться, если бы не Россия. - А ну-ка живо прекратили этот балаган! – гаркнул обычно спокойный Иван, едва сдерживаясь, чтобы не встать со своего места. Это была его первая реакция, когда он оправился от того, что только недавно увидел. Эти двое лаются друг с другом, как кошка с собакой. Что вообще происходит? Петербург и Москва замолчали, но продолжили сверлить друг друга убийственными взглядами. - Я сказал, прекратить! – Иван ударил ладонью по столу. - Петербург, сядь. Москва, уймись наконец. Герка тупо проследил взглядом за упавшей после удара Ивана перьевой ручкой. В голове назойливыми большими буквами пульсировала мысль о том, что, кажется, они перешли черту. Раньше в присутствии России они никогда себе ничего подобного не позволяли. Петербург на автомате опустился в кресло и неловко отвел взгляд в сторону. Москва же продолжал смотреть на несчастную ручку, как на неожиданно появившееся решение всех вселенских проблем. - Какого черта, дери вас все Рюрики разом, вы вытворяете?! – в голосе Ивана читалось ничем не прикрытые раздражение и непонимание, но взгляд, к большому облечению Геры и Петра, явно смягчился. – И часто вы вот такие фортеля выкидываете на публике? Как, например, последний, на саммите? В кабинете повисло напряженное молчание. - Отвечайте, - потребовал Россия, переводя пронзительный взгляд фиалковых глаз с Москвы на Петербург и обратно. - Ты уже знаешь, значит, - задумчиво произнес Герка куда-то в пространство. - Я знаю? О нет, мой дорогой, об этом уже не только я знаю. Об этом полмира знают уже! – вконец рассердился Иван и свел брови к переносице. Герка, по ходу, и не думал выплывать из того странного состояния транса, продолжал говорить совершенно не к месту: - Стало быть, Америка всем растрезвонил. Вот мудила! – совершенно непосредственно и по-детски воскликнул Москва. От Ивана не укрылось быстрое движение губ Петра и на секунду проявившиеся морщинки в уголках его глаз. Петр редко проявлял эмоции. А улыбался так и вообще нечасто. Плохо, но не ужасно, про себя решил Иван. Он явно переоценил проблему, и от этого у русского на душе стало заметно легче. Но не настолько легче, чтобы отказаться от намеченного плана. - Здесь я не могу с тобой не согласиться, Москва, - хитро улыбнулся Иван, который, как казалось, уже окончательно оттаял. Герка робко посмотрел на улыбку Ивана и в ответ также широко улыбнулся, отметив при этом, что Петр со снисходительной усмешкой согласно кивнул головой. - Однако, - продолжил Россия, - это не освобождает вас двоих от наказания. Реакция на такое заявление была неоднозначной: ноль эмоций со стороны Петербурга и буря этих самых эмоций со стороны Москвы.