Птица

Он бежит — бежит так быстро, точно пятки ему лижут злые псы. Ноги ведут вниз, за угол, влево и вверх по брусчатке. Такой темной, что почти и не видно сколов. Такая везде, во всем этом мрачном городе. — Леви! — кличут его и ловят тщедушное тельце прямо на лету. — Ты куда убегал? — Туда, — неопределенно машет он тонкой, почти прозрачной ручкой. — Кушель волновалась, дурачок, — красная улыбка целует его в лоб, и Леви брезгливо стирает ее сухой след. Женщина заливисто смеется. — Не вздумай больше так убегать. Леви убежит вновь — ему так хочется. Там столько интересного — скукоженные яблоки на прилавке торговцев, дерущиеся повсюду коты и вонючая рыба с пустыми глазами. — Пусти, — вырывается он из толстых рук. — Пойди скажи маме, куда ты идешь, — грозят ему пухлым пальцем. — Иначе не пущу. Леви скупо кивает и его опускают на землю. Он снова бежит — внутрь старого длинного дома с кучей дверей. За одной из них мама — она теплая, и никогда не кричит на него, как кричат торгаши, когда он пытается потрогать пучеглазую рыбу. — Положите на стол, — слышит он сквозь закрытую дверь. У мамы гости. Леви знает, что входить не нужно. Он прикладывает ухо к двери и слушает холодный мужской голос. Он говорит странные вещи, и Леви не знает, что они означают. Щеки его горят — от того, что подслушивать плохо, от того, что мама может узнать, что он здесь. Дверь холодная, темная, узкий свет сквозь замочную скважину бьет прямо в зрачок — Леви ничего не видит. Только тени на черной стене. Скучно. Вот бы ему поймать того черного кота с пушистым хвостом. Он такой странный — хвост пушистый, а тело почти без шерсти. Леви тихо хихикает и вытирает лицо рукавом. К маме нельзя, значит, можно еще побегать. Если только Рози не схватит его вновь. Вечно она норовит поцеловать его лицо. Леви морщит маленький нос. Он ненавидит поцелуи. Эрвин красивый, как мрачная статуя в центре подземного города. Леви часто бывал возле, там же была его первая драка. Статуя смотрела без осуждения. Не так, как Кенни. Он всегда был недоволен. Леви не помнил, что это за статуя. Не помнил ее лица, не помнил ее позы. Помнил только, что однажды бежал мимо и увидел на ней гнездо. С одинокой голубой птицей. Назавтра ее не было. За стенами птиц сколько угодно. Они летят высоко и свободно. Леви тоже свободен, и только горячий пар мертвых титанов говорит ему об обратном. — Леви, мы отступаем, — бросают ему через плечо. Леви разворачивает лошадь и скачет назад — у него нет причин сомневаться. Бумаги столько, что хватило бы выстроить новое укрепление на юге Марии. Леви перекладывает очередную стопку влево и ловит взгляд Эрвина. Он пожимает плечами и сдается. Рот его держат в плену — ему мокро и странно. Он морщит нос и закрывает глаза. Он не любит поцелуи. У мальчишки с горящими глазами полыхают щеки. Он не держит зла, и Леви отчего-то приятно. Чай пахнет пылью, Ханджи бесит, а мир становится куда сложнее, чем рассказывал Кенни. Леви казалось, он видел все. Но мальчишка с горящими глазами вдруг становится в двадцать раз больше, и Леви понимает, что не знает ничего. Эрвин понимает тоже. В подземелье темно и сыро, но Леви привык к такому с детства. Горящие глаза скрыты под бахромой длинных ресниц и даже пламя свечи не заставит их открыться. Молодость. Мальчишка красивый — не как статуя в центре подземного города, но как голубая птица на ее вершине. Назавтра ее может не стать. Леви не думал, что встретит Кенни еще раз, но жизнь часто преподносит сюрпризы. То, что Леви еще не погиб, — тоже сюрприз. Мальчишку с горящими глазами увозят в деревянном гробу туда, где Леви его не найдет. Это волнует сильнее, чем потеря части отряда Ханджи. Так и должно быть. Он важен. Кто бы ни был их настоящим врагом, он захочет забрать его. Эрвин свободен, и у них наконец развязаны руки. Мальчишка с горящими глазами скован цепями и сломан. Леви решает — сначала цепи. Затем тяжкий выбор. Мальчишка не разочаровывает. Леви не думает, что смог бы разочароваться. Кенни умирает некрасиво и тихо. Признаёт его и признаётся. У Леви в руках власть, какой он никогда не искал. Он хочет отдать ее Эрвину, но тот непреклонен. Мальчишка с горящими глазами в безопасности. Эрвин понимает всё сразу. Не препятствует. Леви вздыхает свободно — ему не жаль. В ясных, точно небо за стенами, глазах тоже нет жалости. В них только цель, и Леви — одно из средств на пути ее достижения. Мальчишка с горящими глазами нежен и тих. Леви нравятся его поцелуи. Эрвин вскидывает руку, и Леви делает выбор. Ханджи закрывает его пустые глаза — они не похожи на те, что были у рыб на рынке. Они видели слишком много. Но не увидели главного. Леви обещал отомстить. Мальчишка с горящими глазами счастлив. Целует руки в темноте его комнаты, прижимает губы к острым коленям. Леви рассеянно гладит его мягкие волосы. Мир стал таким сложным, каким Кенни его и представить не мог. Вчерашний мальчишка с горящими глазами — мужчина с потухшим взглядом. Совсем как у мамы в закатные дни. Леви больно и горько, и хруст челюстей не может заглушить эту горечь. Три долгих года скудных объяснений. Три долгих года сухих указаний. Леви зол на себя, что полюбил поцелуи. Грязные бинты липнут к взмокшему лбу. Вокруг друзья и враги — вперемешку. Он снова не сдержал свое слово. Леви морщит нос — ему шумно и грязно. Им надо добраться до мужчины с потухшим взглядом. Достучаться до мальчишки с горящими глазами. До мальчишки, что был нежен и тих. И дарил поцелуи, которых Леви никогда не стирал с тонких губ. Ему вдруг нестерпимо хочется узнать, что случилось с той голубой птицей. Леви бежит — бежит быстро и тяжело, почти и не глядя под ноги. Бежит по костям мальчишки с горящими глазами. По костям того, в кого он превратился. Не успел, не успел. Никогда не успеет. В ушах жаркий шепот уходящего лета — в те дни мир был так мал и понятен, враги огромны и предсказуемы, а глаза мальчишки горели так близко, что у Леви плавилась кожа. — Я люблю вас, — говорили они, и тени длинных ресниц взрезали закатный румянец на мягких щеках. Леви трогал их мягкость, и мальчишка светло улыбался. Когда мир успел так измениться? Леви больно, но он держит слово, и последний клинок его вымазан в красном и липком. Больше ему терять нечего. В лицах — родных и чужих, далеких и близких — прощение. В конце концов он пожертвовал всем, чтобы узнать ответ. Та голубая птица улетела к свободе.