Тёмочка.

Артемий дрожит. Мокрый, голый, под колючим тяжёлым пледом. Ещё пару минут назад Денис держал его под руки, пока Никита поливал местной сладковатой, но ледяной водой. Неприятно и мерзко, так, что дыхание перехватывает и глаза на лоб лезут. Зато кружиться все перестало. И киты уплыли. А лужи на траве как-то даже приятно холодят пятки. Сейчас сидит. Морщится, горбится. Его кормят баранками с маком, поят крепким сладким чаем, тёплый ветерок из открытой настежь форточки треплет мокрые волосы. И представляется ему морской бриз. Нет, не такой порывистый, как ветер от вертолёта Владимира… Из рук вырывают чашку, где-то вдалеке шелестит фантик. Ани рядом больше нет, Дениса не видно. Как будто они оба провалились прям на месте или рассыпались в пыль деревенского дома. Артемий оглядывается, подозревая во всем очередной глюк. Зарекается есть что-то из рук местных, да и вообще после такого стоило бы проблеваться… А если вообще за гранью — промыть желудок медицинским путем. Там. В Москве. Но его лицо поворачивают обратно тёплые и мягкие руки. Руки Никиты. Это он хорошо знает, Никита убирал с его лба волосы, когда варварски облил водой и так же варварски прошёлся сверху жёстким полотенцем. — Никит, ты чего? — хрипло спрашивает Артемий, вжимаясь в ковёр за спиной. Ему опять будут читать проповеди про дизайн и названия? Не успел… Не сделал… Инвестор… А там ипотека… Нет, случилось то, чего раньше и намёком быть не могло. Никита наклоняется и прислоняется губами к скуле. Артемий весь ёжится, покрепче хватается за края одеяла. — Ты чего? — голос становится ещё тише. Касания перерастают в поцелуи. Никита целует виски, лоб, нос, — так мелко, по-детски, осторожно, не касаясь ничего, кроме лица. От него пахнет сеном и сыростью старого дома. Артемий это чётко чувствует, когда, дотрагиваясь до его макушки, Никита подставляет шею и распахнутую куртку. От московских брендовых парфюмов нет и следа. Может нотка хозяйственного мыла, которым здесь приходится стирать шмотки. — Да, что с тобой происходит? — ползёт улыбка. Это же шутка. Чей-то странный, не поймёшь на кой черт спланированный пранк. Но Никита опровергает это, задержавшись ненадолго у щеки… А затем спустившись к губам. Так и не соприкоснувшись. Прикрыв глаза, уткнувшись носом… Ожидая чего-то. — Тёмочка, — услышать это было там неожиданно, что Артемий даже вздрогнул. Чужое дыхание коснулось мокрого следа у подбородка, по коже поползли мурашки. — Меня так мама называет… — сам себя обнимает, колени друг к другу. Руки Никиты спускаются к шее, поглаживая, хватаясь за плечи под пледом, сжимая и разжимая хватку, будто неумело массируя. — Ты это сделаешь? — совсем робко спрашивает Артемий. — Ты этого хочешь? Тело говорит за него. В голове миллион бьющихся друг о друга мыслей. Их осколки больно втыкаются в ранимую душу дизайнера, грозясь вспороть все, что творится внутри. — Ох… Фак, — вздыхает Артемий и порывисто, вытянув из-под одеяла руки, целует Никиту. Зарывается пальцами в светлые волосы на затылке, тянет на себя, будто ничего больше в этой жизни так сильно не хотел. Он вообще-то не такой инициативный. Даже с Ирой… Ирка она такая, ей палец в рот не клади. Да ей ничего не клади, если не хочешь, чтобы Толян это откусил. Никита гладит плечи полукругом и спускает ладони на лопатки. Артемия, как током ударяет. Он все ещё в этом вязком, требовательном поцелуе, рвано вздыхает и морщит лоб. Никита все ещё на ногах, достаточно далеко, будто дразнит. До этого момента Артемий так страстно желал его только в какой-то параллельной реальности. Но концепт изменился. Модерн стал сюром, фантасмагорией образов и обрывков, каких-то самых простых движений, фраз… Это даже не вписывается. Не вписывается то, как Артемий приподнимается, чтобы ухватиться хоть за что-то и дёрнуть Никиту к себе. Но тот стоит, как вкопанный, ни шагу, ни полшага. Это омут. Перед глазами тот самый кит, разбивающий воду. Только вместо воды — все представление Артемия о жизни. Рваный стон выбивается из груди. Он не может сказать ни слова. Вдруг его осадят с привычным: «Артемий, не воняй» и все закончится? Конечно, сраный читер, в одежде стоит! Легко ему! Незадернутые шторы, все ещё распахнутая форточки… Артемий косится, но не подходит. Увидят — так увидят, местные тоже должны мириться с принципом free love. Руки гладят спину, проходятся по позвонкам самыми кончиками пальцев… Хочется ещё и ещё. А этот не торопится вообще. Как будто дешёвых мелодрам насмотрелся, где герои могут часами обниматься, тупо глядя в волшебное нихуя. Но в жизни так не работает! От прилив адреналина Артемия даже подташнивает. Голова кружится так, что, подними его сейчас Никита, чтобы наконец закончить эту сладостную пытку, он точно свалится на пол. Точно! Точно так, что его даже никто не поймает. — Никит, пожалуйста, — шепчет он в чужие губы. — пожалуйста-пожалуйста… — Чего пожалуйста? Поцелуй становится только глубже, жарче. — Я готов, ну же!.. Фак… Ах, прошу тебя! — Ты название что-ли придумал? Какое к черту название? Он сейчас в таком состоянии, что имя свое с трудом вспомнит. Носы нелепо касаются друг друга, все внутри перехватывает, от дыхания до сердцебиения. — Эй, Артемий! Излагай давай! Нам нужны мысли, о гуру! Артемий наконец распахивает глаза. Всё тело дрожит, кое-что даже предательски не может угомониться, дышать тяжело. А кровь в ушах шумит так, что весь дом как будто ватный. — Ну? — М? В руку снова суют чашку, но от неожиданности Артемий роняет её на пол. Под ногами расползается горячая сладкая лужа. Сама, слава советский керамике, не разбивается. — У… — тянет Никита. Такой же… Даже пахнет так же, отсюда слышно! И волосы… Это ведь не он их так уложил, да? Это ведь не он постарался. Не он хватался, тянул, мял и пропускал сквозь пальцы, как золотой песок на самом теплом пляже. — Анют, отсядь-ка от маэстро, он не о том думает. Все косятся на одеяло. Туда же опускает взгляд Артемий. Он резко закидывает ногу на ногу, но становится только хуже. Сквозь зубы выскальзывает какой-то нечеловеческий звук. — Дэн, хватай ноут, дадим гению ещё немного побыть наедине. И это… Шторки дерни, чтоб бабулек откачивать не пришлось. Аня первая выпрыгивает за порог, в океанские воды… Лавируя между осьминогами и китами. — Это какой-то трэш…