Щенок

— Пап, я дома! — прокатилось звонко в коридоре, но Валентин даже не отвлёкся от расчётов. — Паап? — Ужин на столе, я занят. — Так я это… не одна. А вот это уже было что-то новое. Не сильно приятное и, как всегда, не вовремя. Поразительное умение выбирать самый неподходящий момент для самых плохих новостей. «Не одна» стоял возле Юли, смиренно потупив очи долу, сжимал в руках шапку и, казалось, даже боялся дышать. — Папа, это Гугл, Гугл, это папа. То есть Валентин Юрьевич. — Юля, не обращая внимание ни на откровенный скепсис Лебедева, ни на остолбенение этого самого «Гугла», деловито командовала ситуацией, — Гугл мне поможет с математикой. И физикой. И химией. Мы надолго, короче. Когда мальчишка, который едва ли доставал макушкой ему до плеча, всё-таки поднял взгляд и что-то сказал (вероятно, поздоровался, но произнёс это так тихо и дрожа, что Валентин даже не разобрал), Лебедев понял одну грустную мысль. Если он даст этому пацану щелбан, то сразу же отъедет года на два, возможно даже строгача, за причинение смерти по неосторожности. И все его регалии на службе и несовершеннолетняя дочь в данном случае будут лишь отягощающими обстоятельствами. «Такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, что кушать не могу…» — Г-гугл. Глеб. К-караханов. Но лучше Гугл. Я Юлин одноклассник, — несмотря на волнение продолжил говорить парень, и Валентин уже скорее от безысходности протянул ему руку. Ладонь у Гугла-Глеба была небольшая, но почти даже не дрожала. Ломать кости перехотелось — Валентин всегда был неравнодушен к маленьким и слабым щенкам, даром что одного даже вырастил, пока отец не отправил Амура охранять дом в родной деревне. Не пугать же мальчика сразу. Он ведь ещё, наверно, ничего плохого не сделал. Кроме как заявился на Лебедевскую территорию без предупреждения, но это можно потерпеть. — Математику, физику и химию. Но чтобы тихо, — и, вздохнув, Валентин оглянулся — Юля уже успела переодеться и стояла, скептически глядя на ритуал мужского знакомства, сложив руки на груди. — Кормить тебя надо… Гугл? — Н-нет, с-спасибо, — Глеба, казалось, вопрос смутил, но дальнейшего позора и оправданий удалось избежать, поскольку Юля решила-таки вмешаться. — Пап, мы тихо, договорились, всё, — и, схватив Глеба за руку, увела, словно ослика на привязи. Она что, не могла выбрать кого-нибудь поприличнее? Или его, как щенка, за умные глаза вытащила наугад? Лишь бы его позлить, не иначе. А ещё расчёты не сходились. Лебедев, если быть откровенным, вообще не должен был этим заниматься, но хочешь, чтобы сделали хорошо — сделай сам. Потому что меньше всего ему нравилось разбираться с чужими косяками, за которые он был в ответе только потому, что звёзд на погонах было больше. Поэтому конкретно в данный момент он ненавидел все расчёты до последней циферки, своих подчинённых, своё начальство и совсем немного саму жизнь. Когда в дверь кабинета постучали, Валентин вспомнил ещё один повод для ненависти. Ну ладно, не ненависти, до ненависти щенок ещё не дорос. Так, нелюбви. — В-вам кофе сделать? С л-лимоном… Лебедев офигел. Нет, даже охренел. (По правде, он вообще-то охуел, но с появлением в жизни собственного ребёнка матерный фильтр работал как швейцарские часы даже в мыслях). Потому что с ним такое впервые — чтобы в его собственной квартире ему кофе предлагал залётный мальчишка. Интересно, это Юля надоумила или сам догадался? — Мне ничего, чай себе заварили и кыш с кухни. Гугла как ветром сдуло. Как будто только и ждал, когда его ушлют. Видимо, Юля решила его использовать как лакмусовую бумажку Лебедевского настроения, бахнет или нет. Не бахнуло. Так, немного погорело и потухло само. Злиться на Гугла было просто грешно. Даже через почти шесть лет злиться на Гугла всё ещё было грешно, но уже по совсем другой причине. Гугл всегда был такой… несуразный. Казалось бы, ему уже давно не пятнадцать, и даже не восемнадцать, а двадцать один год, но в глазах Лебедева Гугл оставался щенком. Сперва до одури влюблённым в безответную стенку в виде Юли, а затем — просто по привычке существующий где-то рядом как верный спутник. Но ему чего-то не хватало, он всегда был немного недо-, чтобы заслужить какой-то другой статус. Как оказалось, щенок умел не просто преданно, с плохо скрываемым уважением и страхом, смотреть в глаза, но и варить очень даже неплохой кофе. С лимоном. Который уже не раз и не два спасал Валентина, если надо было «ночь простоять да день продержаться» без сна по долгу службы. Щенок при встрече всегда прилежно отдавал честь, почти не проглатывал буквы в звании и сдержанно улыбался, отчего его хотелось потрепать по голове. Лебедев знал, где в Москве можно достать самое хорошее имбирное печенье и раз в месяц тратил достаточно свободного времени, чтобы купить целую коробку и вручить при встрече. Потому что эта хорошая собака заслуживала похвалу одним фактом своего существования. Наверно, отец имел в виду что-то другое, когда говорил, мол, вырастешь — заведёшь себе какую хочешь собаку. Вот Валентин и завёл. Вернее, подобрал брошенного, обогрел, накормил, разрешил Юльке с ним возиться. Вырастил на свою голову пацана, при живых родителях-то. Научил всяким хорошим и не очень вещам. И когда Глеб, как собака, в буквальном смысле полез руки лизать, Лебедев его осторожно остановил и отодвинул, показал вектор развития, мол, если хочешь заслужить моей похвалы — вперёд и с песней покорять высшее образование. Нет, Глеб, тебе в армию не надо. Нет, Глеб, я не буду против, если ты пойдёшь на военную кафедру. Да, Глеб, я в любом случае тоже буду тобой гордится. Да, Глеб, даже если у тебя не будет красного диплома. … Да, Глеб, ты для меня всегда будешь хорошим мальчиком.