Лев и ягненок

Перед Райнхардом фон Лоэнграммом предстал не особо опрятный человек, который никак не тянул на агента из лагеря Оберштайна. Персональное досье уведомляло, что Ян Вэньли уже в чине лейтенанта, хотя призван на службу совсем недавно. Обладатель темной густой шевелюры и мягких черт лица не выглядел на тридцать, а плохо отглаженный китель и отсутствие выправки завершали образ простого, располагающего к себе парня. Скорее всего, как и было задумано. Под пристальным взглядом Райнхарда он не тушевался, молча стоял, сцепив за спиною руки. Всё же Оберштайн умел находить правильных людей — в новичке чувствовалась твёрдость. Для приветствия Райнхард не встал, не посчитал нужным. Гость с любопытством завертел головой, осматривая каюту, а после без всякого страха перевёл взгляд на хозяина. К слову сказать, каюта Лоэнграмма была просторнее, чем остальные, но внутренне убранство отличалось не роскошью, а строгостью и практичностью. — Контр-адмирал Оберштайн уведомил меня, что вы историк, — начал Райнхард. — Да, ваше превосходительство. Из Императорского колледжа искусств на Одине. — Это не военный колледж. Райнхард никогда не интересовался гражданскими учебными заведениями — не было повода. — Так точно, ваше превосходительство. — Согласно досье, контр-адмирал сразу же повысил вас до звания лейтенанта. Рановато, судя по вашему послужному списку. Если обвиняющий тон и смутил Яна Вэньли, то он этого не показал. — Так и есть. — Разве это справедливо? Ян выглядел озадаченным. — Вы — верховный главнокомандующий, ваше превосходительство. Если полагаете, что это несправедливо, отмените приказ. Это просто звание. Райнхард прищурился. — Звание для вас ничего не значит? — В последнее время система присвоения рангов выглядит несколько произвольно, — заметил Ян Вэньли и с запозданием добавил, — ваше превосходительство. Его словно недавно начали учить повсеместно добавлять высокое обращение, и пока он этого не усвоил. Или очередная игра? Райнхард нахмурился. — Я ожидал большего энтузиазма от человека, который может стать моим историком. Ян Вэньли так же изучающе уставился на него в ответ — кто-угодно назвал бы подобное поведение недопустимым, — и усмехнулся. Еле заметно, слегка виновато. Улыбка ещё больше смягчила его черты и отчего-то заставила Райнхарда выпрямиться в своём кресле. Внутри шевельнулось незнакомое чувство, названия которому он не знал. — Могу я быть с вами откровенен, ваше превосходительство? — спросил Ян. — Всегда. Не тратьте время на ложь и лесть. — Честно говоря, — признался Ян, — я не хочу эту работу. Мне нравилось в колледже, где я писал свою вторую диссертацию. Она нужна для получения постоянной должности. Звонок контр-адмирала случился неожиданно как гром среди ясного неба и задал мне ту ещё задачку. Прежде чем я понял, что к чему, на мне уже была униформа, высокий чин, и теперь я разговариваю с тем, кто в течение недели станет кайзером. Прошу прощения, но это не то, чего я хочу от жизни. Ваше превосходительство. Несколько озадаченный потоком правды, Райнхард спросил первое, что пришло в голову: — Что же вы хотите от жизни, лейтенант? Ответ прозвучал без раздумий: — Тишины и относительного покоя. Чтобы было что почитать и где выпить чаю. — Вы не слишком честолюбивы. — Оставлю высокие устремления другим, — Ян снова не обошёлся без паузы. — Ваше превосходительство. — Вы действительно никогда раньше не встречались и не имели дел с контр-адмиралом Оберштайном? Ян вздрогнул. — Нет. К счастью, нет. Райнхард ухмыльнулся. — Он вам не нравится? Герцог ожидал услышать что-нибудь о бионических глазах или о репутации Оберштайна. Подобные объяснения сразу бы выявили либо натасканность, либо поверхностность. Ян поморщился и потянулся почесать в затылке. — Если вам интересно, он напоминает нашего декана. В колледже, — уточнил Ян. Райнхард еле заметно кивнул. — Контр-адмирал умеет смотреть так, словно вы должны ему кучу денег, эм, ваше превосходительство. — Понимаю, — отозвался Райнхард. Слишком удивленный, лучшего ответа он не придумал. — А о чем была ваша первая диссертация? И снова эта виноватая, немного растерянная улыбка. — «Неизбежный крах многочисленных попыток человечества в самоуправлении». Райнхард удивленно засмеялся. — Интересно, как же это опубликовали? — Это было год назад и я, честно говоря, до сих пор не имею понятия. Или я излишне демонизировал нашего декана, или это входило в его планы, чтобы гарантированно от меня избавиться. — Хотелось бы взглянуть, если у вас есть при себе копия. Странно, что в досье об этом ничего не написали. — Конечно, у меня в каюте есть распечатка, сейчас принесу. Забавно, но он действительно повернулся к двери. — Я вас не отпускал, — негромко заметил Райнхард. Ян резко остановился с вытянувшимся лицом, видимо, вспомнив, где находится, но быстро справился с собой. — Конечно. Прошу прощения, не подумал, — ему правда было неловко. — Я совсем не привык к здешним порядкам. В колледже всё не так формально. Либо он был гениальнейшим актёром, либо всё же бесконечно далёк от Оберштайна. Захватывающий спектакль продолжался. — Принесите вашу распечатку. Я почитаю и подумаю, так ли вы мне необходимы. Можете идти, — отпустил он переминающегося с ноги на ногу Яна. Оставшись в одиночестве, Райнхард снова захотел связаться с Оберштайном по частной шифровальной линии, но передумал. Тот и так дополнил личное дело Яна Вэньли подробнейшим объяснением важности написания и распространения «правильной» версии происходящих сейчас «исторических событий», причем «как можно скорее», учитывая приближающуюся коронацию. Ян Вэньли уже имел за спиной публикации в СМИ, и его рекомендовал декан Имперского колледжа. Оберштайн полагал, что сводки с передовой могут служить объединяющим фактором, так как вызывали интерес и у граждан империи, и у населения недавно завоёванных территорий. Райнхард его понимал, хотя не мог не задумываться, что бы на это сказал Кирхайс. Его друг погиб слишком рано, и всё из-за одной его, Райнхарда, ошибки. Не делает ли он сейчас еще одну? Сжимая на груди кулон с прядью рыжих волос, Райнхард погрузился в размышления. # Жизнь в Имперском колледже искусств была не ахти благодаря постоянным урезаниям бюджета, в то время как расходы на войну только росли и росли. Но, как оказалось, по сравнению с армией колледж был райским местом. Просыпаясь по сигналу побудки, отправляясь вместе с другими солдатами умываться, Ян сожалел о каждой своей жалобе на прошлую жизнь. Из-за неопределённости его положения, никто из служащих не знал, кто он и что должен делать. Недоумевающие взгляды сменялись игнорированием. Однако ежедневный завтрак был сытнее, чем тот, к которому Ян привык дома — предстоящая военная кампания армейскому снабжению шла на пользу. Об урезанном военном пайке ходили устрашающие слухи, но хлеб у Вэньли на тарелке сегодня был свежим, с хрустящей корочкой, и жаловаться на целую миску тушёного мяса было бы глупо. Разве что не было ни бренди, ни чая, только кофе, который не дали допить, потому что полк уже выводили из столовой. Ян на всякий случай вышел вместе со всеми. Когда инструктор по строевой подготовке начал на него за что-то орать, подошла молодая женщина, судя по нашивкам, тоже в звании лейтенанта. — Лейтенант Ян Вэньли, — обратилась она, — кайзер требует вашего немедленного присутствия. — Вы имеете в виду герцога? — уточнил Ян. Взгляды инструктора и солдат, которые слышали их разговор, стали откровенно враждебными, и ему ничего не оставалось, как поспешить следом за ней. Прошлой ночью он пытался работать над «живой историей», как выразился на прощание декан. Но после нескольких фальстартов заснул за столом. Как он и думал: странное приключение было пустой тратой времени. Вряд ли он сможет писать историю «на ходу» — для этого надо быть, скорее, журналистом. Насколько Ян могу судить со своей колокольни, сейчас на территории империи найти такого человека было непросто. Что ж, справедливо: империя пожинает плоды того, что когда-то посеяла. На коленях у Райнхарда лежала распечатка Яновой диссертации, которую он читал, попивая кофе из маленькой и изящной фарфоровой чашечки. Он был так поглощён своим занятием, что будто не заметил, как за спиной Яна тихо закрылась дверь. — Ваше превосходительство, — позвал Ян, раздумывая, должен ли он поклониться или отдать честь. Оба жеста получались ещё очень плохо, к большой досаде приставленного к нему личного наставника по этике. — Я по-прежнему удивлен, что это где-то напечатали, — сказал Райнхард, не поднимая глаз, и перевернул страницу. Очень может быть, что декан вовлек его во все это из мести — слишком много было между ними споров и разногласий. Ничего, смерть от расстрела будет быстрой. Конечно, брызнет кровь и будет грязно, но это уже не его проблемы. — В колледже многие согласны с таким мнением, — сказал Ян. — Вы действительно думаете, что человечество неспособно к настоящему состраданию? — с интересом спросил Райнхард. — Не совсем так. Я считаю, что «человечество довольно ограничено в своей способности сопереживать, но это его свойство, которое, в свою очередь, способствует развитию в человеке творческого начала», — уточнил Ян, цитируя самого себя. Ему было лень перефразировать, все равно терять уже было нечего. Райнхард взмахом руки велел ему продолжать, и Ян объяснил: — Возьмем, к примеру, трагедии. Если бы я рассказал о смерти семьи, сообщив их имена, образ жизни, то, как они умерли и т. д. , многим людям стало бы грустно, они бы посочувствовали, а некоторые даже предложили бы помочь. — Но вы думаете, что смерть большого количества людей обычного человека вздрогнуть не заставит? — продолжил за него Райнхард. В его лице мелькнуло что-то странное, тревожное. Каким-то образом этот вопрос был для него важен, и Ян догадывался, почему — он уже ознакомился с кое-какими фактами. Был бы Ян по жизни осторожнее и честолюбивее, открестился бы и прекратил разговор, но чего не было, того и нет. — После определенного количества смерть становится просто статистикой, на которую люди смотрят лишь с приглушенным ужасом. Мы не способны понять масштабную смерть тысяч, даже если сами являемся её непосредственной причиной. Вам это, должно быть, известно, ваше превосходительство. — Смерть — неизбежная часть войны, — сказал Райнхард. Он смотрел Яну прямо в глаза — жаждущий добычи беспокойный и неукротимый лев с золотой гривой. Ян, не дрогнув, посмотрел в ответ. — Смерть не является неизбежной частью политики, ваше превосходительство. В Вестерланде не было необходимости. Райнхард напрягся. Красивое лицо его исказилось в гневе — Ян ожидал этого. Но через несколько секунд гнев сменился сожалением — и это было неожиданно. Райнхард сжал медальон, который висел у него на шее и отвёл глаза. — Я мог бы убить тебя за такие разговоры, — хмуро заметил он. — Вообще-то я думал, — продолжил Ян, словно отвечая на пронзительный взгляд, которым его одарили, — что вы больше расстроитесь из-за места о молодых диктаторах. Но, должно быть, вы ещё не дочитали. Мрачный Райнхард оживился. — Да вы… Я уже прочитал! Убогие метафоры об острых лезвиях, которыми глупо ковыряться в земле! Всё-таки это была не лучшая его работа. — Приму к сведению, ваше превосходительство. Райнхард посмурнел. — Вы бы согласились ради меня переписать свою диссертацию? — Не хотелось бы, — нахмурился Ян и почесал в затылке. — Но не думаю, что у меня есть выбор. Прекрасная иллюстрация эффективности автократии, не так ли? — Думаете, демократический подход был бы лучше? — Райнхард ткнул в диссертацию и процитировал. — «Лучшим аргументом против демократии будет пятиминутная дискуссия о ключевых понятиях её со средним избирателем». — Вам следует уточнить, что вы подразумеваете под «лучше», — сказал Ян. Когда после опубликования работы несогласные завалили его почтовый ящик электронными письмами ненависти, у него нашелся повод ещё раз тщательно её обдумать. Поскольку общественность обычно не читала диссертации по истории, все письма были от историков-коллег, которые, как минимум, внятно выражались. Райнхард улыбнулся — льву угодили. При этом веселый царь зверей не мог не пугать: тот, кому улыбаются, всегда отчетливо видит клыки. — Эту тему я желал бы обсудить с вами подробнее, но позднее, когда у нас будет больше времени. Лейтенант Ян, добро пожаловать на борт «Брунгильды» в качестве моего историка. Пока не озвучено иное, вашей обязанностью будет сопровождать меня в качестве сотрудника и высказывать своё взвешенное мнение по тем вопросам, которые будут мне интересны. Ваше свободное время принадлежит вам, и за вами закрепляется ваша каюта. — И это все? — уточнил Ян, несколько сбитый с толку. — А что вам ещё нужно? — Райнхард раздраженно нахмурился. У его терпения тоже были свои границы. — Я подумал, вы захотите проверять мои черновики, контролировать, что я пишу или в чем принимаю участие… Ян запнулся. У него не было никакого желания возвращаться к строевой подготовке. Райнхард фыркнул. — Меня не интересует, о чём вы собираетесь писать, ваши писательские способности довольно посредственны. Однако у вас острый ум и полное отсутствие самосохранения, что делает вас честным. Я желаю разговаривать с вами — это значит для меня больше, чем ваши писульки. — Вы не верите, что перо сильнее меча? — грустно улыбнулся Ян. — Вот и воюйте вашим пером. Мой меч — величайший флот, который когда-либо видела эта галактика, — Райнхард пренебрежительно хмыкнул и глотнул кофе, переворачивая страницу. — Уходите. Можете через час присоединиться ко мне на мостике. # Ян был не самым незаметным и удобным своей незаметностью сотрудником. Сразу становилось ясно, что воротник сильно и неудобно давит ему на шею. Зачастую он не соображал, когда надо отдать честь, и рассеянно забывал то тут, то там свои бумажные заметки. Иногда они выпадали прямо из кармана, когда он задумчиво шёл с чашкой чая в одной руке и книгами в другой. — Если это уловка Оберштайна, то я не понимаю, — заявил Вольфганг Миттельмайер Оскару фон Ройенталю во время их приватной попойки на двоих после коронации Райнхарда. Ройенталь хмыкнул и уставился в свой бокал, разглядывая разноцветными глазами то, что мог разглядеть в своём вине только он сам. Им обоим недавно вручили по флоту, но, похоже, только Миттельмайер был признателен новому кайзеру за повышение. Ройенталь воспринял его как должное, помня о секретном вызове, который однажды бросил ему Райнхард. Если он когда-нибудь почувствует в себе силы побороться с Райнхардом за верховное место, то обязательно ответит прямым противостоянием. Такая дерзость заслуживает всеобщего внимания. — Думал, у тебя будет что сказать, — нарушил тишину Миттельмайер. Расслаблялись они в саду его дома —- пили вино, ели сыр и любовались яркой луной. Эти двое, казалось, и внешне были противоположны друг другу: сдержанный и немногословный брюнет Ройенталь и дружелюбный, зачастую позитивно настроенный блондинистый Миттельмайер. — Не хочу пересказывать недостойные сплетни, — отозвался Ройенталь. Миттельмайер рассмеялся, хотя многие на его месте возмутились бы или промолчали. — Умоляю тебя. Слышал я эти недостойные сплетни — полная ерунда. — Тогда это может быть уловкой Оберштайна, — раздражённо откликнулся Ройенталь. — Ну и что с того? — То есть как — что с того? — Желай Оберштайн навредить или скомпрометировать кайзера, он бы уже давно это сделал и, поверь, более тонко. Ройенталь опрокинул в себя оставшееся вино. Оберштайн был достойным соперником. В противном случае он был бы не интересен. — К тому же, я понимаю его. Хорошо, если кто-нибудь задокументирует жизнь кайзера. Ведь кайзеру нечего скрывать, верно? Миттельмайер уже был подшофе и шпильку не заметил. Осклабившись, он снова налил обоим. — А он ничего не документирует. Еще по одному? — Ещё, — согласился Ройенталь, принимая бокал. Свои личные наблюдения он оставил при себе. Миттельмайеру необязательно было знать, каким взглядом окидывает нового историка его величество, засматриваясь. Так лев смотрит на свою добычу. # — Если представить прочие условия равными, — начал Ян, и Райнхард жестом предложил ему сесть, — известная политическая теория государственного устройства Альянса утверждает, что наилучшая форма правления — истинная демократия, которая опирается на широкое привлечение максимального количества участников и абсолютный доступ для всех. При этом подразумевается, что представители, так же, как и их избиратели — образованные люди. Райнхард усмехнулся, отложил в сторону свои бумаги и откинулся на спинку кресла. Он не помнил, в какой момент стал с нетерпением ждать этих перерывов, официально закреплённых в его расписании. Темы для обсуждений заранее не оговаривались и ничем не ограничивались. Например, несколько дней назад они обсуждали цену на чай, и дискуссия вдруг неожиданно стала такой жаркой, что он чуть не выгнал Яна из кабинета. Историю династии Гольденбаумов для нового кайзера теперь писал какой-то новоназначенный профессор, а Райнхарда грела мысль, что его собственная история будет написана этим простым и бесстрашным человеком, который временами, конечно, неимоверно бесил. — Похоже, вы не согласны, — заметил Райнхард. За окнами скромно обставленного кабинета шумела новая столица, Феззан. Погода держалась приятно прохладной — результат более чем столетних работ по терраформированию. Информацию об изначальном местном ландшафте планеты теперь можно было найти только в архивах и музеях. — Моё мнение не имеет значения. Я здесь для того, чтобы записать ваше. Райнхард поморщился. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, Ян мог быть мстительным. Именно с этими словами несколько дней назад кайзер и собирался выгнать того прочь из кабинета за наглость. Но не выгнал, потому что в ответ тот так искренне, так неожиданно заливисто засмеялся, словно и не противостоял самому могущественному человеку галактики в интеллектуальном конфликте. Гнев Райнхарда утих, словно ветер, оставив после себя лишь смятение. В ту ночь он очень мало спал. Однако льву нет нужды извиняться перед ягненком. — При прочих равных, — продолжил Райнхард, — эта всеохватывающая образцовая демократия погрязнет в непрерывной и разрушительной бюрократии. — Соглашусь. Альянс столкнулся с теми же проблемами, которые были свойственны демократии и до эпохи освоения космоса. Чем крупнее правительство, тем сложнее контролировать его работу, а правительство, управляющее несколькими планетами, по природе своей должно разрастись неимоверно. При таком устройстве обойтись одним председателем, который сможет держать под наблюдением картину всего происходящего, всех процессов, явно недостаточно, что очень печально и возвращает нас к попыткам реформирования государственных структур в докосмическую эру. — А что бы им посоветовали вы? — Райнхард облокотился на стол, подпирая ладонью щеку. — Мне и так понятно, что демократическое управление в Альянсе неэффективно, ведь объединение нескольких равноправных демократических правительств в коалицию, вне всякого сомнения, является тупиком и источником постоянных раздоров. — Сохранившиеся записи прежних цивилизаций указывают, что в докосмическую эпоху так и было, — согласился Ян. — Историки того времени сошлись во мнении, что различные демократии, склонившись в сторону популизма, этим самым спровоцировали свой крах. При этом началась подготовка к войне за ресурсы, которая впоследствии опустошила большую часть мира и оказалась войной последней. К власти один за другим приходили узколобые диктаторы, опирающиеся лишь на силу, отчего случился распад межправительственных союзов, таких, как «Европейский союз». — И все же человечество выжило и поднялось из пепла как феникс, — воодушевился Рейнхард. Уж он-то не допустит войны, сделает всё, чтобы его правление было отмечено миром. — Скорее, как тараканы, — сказал Ян и поёжился. Эти и другие паразиты были земной видовой заразой, что распространилась по всей галактике вслед за космическим переселенцами и внушала Яну чистой воды ужас. — Позвольте, вы только что назвали меня тараканом? — Райнхард распахнул глаза в притворном негодовании. — Технически я назвал тараканами нас всех. Если подумать. . Хотя. . Ох. . Простите меня, ваше превосходительство, то есть, ваше величество. . Мне нужно выпить. Ян побледнел. Воображение, должно быть, нарисовало ему слишком выразительную картину гигантских тараканов, ходящих повсюду вместо людей. Райнхард послал за напитками. Ян налил себе на треть черного чая и долил чашку доверху бренди. — Совершенный политический строй невозможен, поскольку люди сами по своей природе несовершенны, — отметил Райнхард. — Это правда, — согласился Ян, старательно размешивая свой чай. — На чём я остановился? Ах, да, если не задумываться об условиях, равных или неравных, а только превозносить достоинства автократии перед демократией, мы сами ограничим себя, имея в таком случае перед глазами общественные образования, которые состоялись только в постколониальную эпоху в истории Земли. Райнхард остановился, не донеся до рта чашку с кофе. — Можно поподробнее? — То есть мы не берём во внимание, что, помимо «чистых» демократии или автократии, существовали и другие жизнеспособные формы правления. Задолго до того, как человечество отправилось покорять космос, эти формы использовали некоторые древние цивилизации. Эти коренные культуры Земли были либо уничтожены, либо насильственно подчинены колониальному правлению. Что поделать, история человечества не может обойтись без периодических вспышек насилия и убийств, когда могущественные поглощают менее могущественных. — Культуры древних, говорите, — протянул Райнхард и сделал глоток. — Если культура не обладает силой противостоять завоевателям… Среди них вообще были достаточно сложные и успешные системы управления, чтобы считать их усовершенствованными? — В том-то и дело. Те кусочки древней истории коренных народов, к которым есть доступ у сотрудников Императорского Колледжа, фрагментарны, и дошли до нас в пересказе древних колониальных историков. И не только история — археология, биология, медицина… к сожалению, обладающие властью люди никогда не откажутся от отвратительной привычки замещать реальность своими представлениями о ней, если реальность некому защищать. Раньше в их беседах Райнхард периодически реагировал на подобные комментарии раздраженно и начинал защищаться. Ян каждый раз неподдельно удивлялся его гневу. Эти утверждения случайно вспыхивали в его необычном разуме, и частенько проскальзывали сквозь несовершенный фильтр мозга. Он вовсе не собирался критиковать Райнхарда или его правление — он так думал. Райнхард постепенно начинал к ним привыкать. По большей части. — Разве это не романтизация прошлого — предполагать, что у исчезнувших культур и способы управления были лучше? — Думаю, что считать их системы хуже только потому, что они были уничтожены завоевателями, неправильно, это унижает их память. Как бы мало от нее ни осталось, — Ян сделал глубокий глоток. — То, что мы с вами здесь и сейчас обсуждаем эту тему за чашкой чая, возможно лишь благодаря нашим предкам. Разрыв между Альянсом и Империей, по сути, это все тот же спор между «восточной» и «западной» моделью. Мне говорили, что мы утратили куда больше, чем учит нас история, и по собственной вине. — И все же вы стали историком, — Райнхард поразился тому, с каким жаром говорил Ян. Тот изогнул губы в одной из своих самокритичных улыбок. — Поэтому я и пью так много бренди, — и беседа свернула в более понятное русло. Позже в тот же день Райнхард, ложась в кровать, подумал, что ничьей компанией так не наслаждался с тех пор, как погиб Кирхайс, и так сильно сжал медальон, что его края впились в кожу. Нет, никто не заменит Кирхайса, он этого не допустит. # — Не кажется ли вам, что кайзер в последнее время гораздо менее дружелюбен со своим любимым историком? — спросил адмирал флота Миттельмайер у вице-адмирала Хильдегарде фон Мариендорф. Хильда закусила губу. Вернувшись с осмотра нововведений на верфях, она только что закончила свой доклад Райнхарду, и сразу же столкнулась на выходе из отеля с адмиралом. Теперь они сидели в не самом дорогом ресторане, в отдельной комнате через несколько кварталов от государственной резиденции. В соседних комнатах расположилась личная охрана. Единственная женщина в составе высшего командования обеих воюющих сторон, Хильда давно привыкла надёжно обеспечивать свою безопасность. — Я бы так не сказала, — ответила она после недолгих раздумий. — Простите моё любопытство, но у меня сложилось впечатление, что вы в некотором роде дружны с лейтенантом Яном. — Так и есть, — склонила голову Хильда, тщательно подбирая слова. — Он становится довольно приветливым, когда чувствует к кому-то симпатию. Ее сдержанность смутила Миттельмайера — бесстрашный адмирал по прозвищу «Ураганный волк» опустил взгляд: — Я перешёл черту. — Уверяю вас, нет. Просто для меня эта информация нова. — Ни о какой ссоре с кайзером Ян Вэньли не упоминал. — То есть, я хочу сказать, что не встретила его, когда приходила к Его Величеству с отчетом. Но это ни о чем не говорило. Ян не обязан был присутствовать на всех встречах его величества, особенно конфиденциальных, хотя разговор о верфях точно не мог считаться секретным, который стоило бы держать подальше от анналов истории. Хильда забеспокоилась: — Он же все еще на Феззане? — Думаю, что да. По словам его помощника, он не выходит из своих комнат, пишет и много пьёт, — открытый и бесхитростный Миттельмайер недовольно скривился. — Ройенталь предложил нарисовать какую-то диаграмму и послать тому, кто тупит. — Нарисовать диаграмму? — озадаченно переспросила Хильда. — Какую именно? — Думал, вы поймете, — растерялся Миттермайер. Странно, что он допускал, будто она, в отличие от других, может знать, что творится в голове у Ройенталя. — Я просил его объяснить мне, что к чему, но он ответил грубым жестом, который я не могу повторить в приличном обществе. А на замечание, что он не в себе, адмирал изволил заметить, что такой не один. — Хм, — мысленно отметила себе Хильда. Он имел в виду Яна? — если вы считаете это достойным внимания, я поговорю с Его Величеством, когда встречусь с ним за ужином. # — Я хотел бы объясниться, — взволнованно обратился к Яну Райнхард, когда они в очередной раз оказались наедине. — Я не собирался сильно давить на вас своей обидой. Ян выглядел озадаченным: — Я обидел вас? — Я сократил время наших обсуждений и не приглашал вас ни на какие заседания, — выдохнул Райнхард. Сейчас Ян выглядел ещё более сбитым с толку. Замешательство его величества сменилось изумлением, а через секунду — возмущением. — Вы этого даже не заметили! — Да? Думал, вы заняты, — Ян почесал в затылке, — вы же кайзер целой галактической империи. Вспыхнуть всегда легче, чем сдержаться. Райнхард сжал кулаки и рыкнул: — Рад, что мы всё выяснили, убирайтесь! — Ну, а теперь вы обиделись ещё больше. Ян уселся в единственно свободное кресло перед столом, не заваленное отчетами. — Как вы смеете игнорировать прямой приказ кайзера? — Не вижу здесь солдат, которые заставят меня его выполнить, — Ян пустил в ход свой раздражающе-разумный тон, которым он пользовался всякий раз, когда знал, что прав. — Честно говоря, — продолжил он, когда Райнхард уже собрался звать дежурного, — последние несколько недель я был сам не свой. — Да? — Думал, смогу начать работу над книгой, отталкиваясь от подходящего названия, но в голову так ничего и не пришло. — Может, оттого, что вы черпали вдохновение на дне бутылки? Райнхард не был уверен, что над ним не издеваются. — Бренди? При чём здесь оно? Надо же мне что-то пить, — покачал головой Ян, но с интересом приподнял бровь.— А, впрочем, думаете, оно поможет? — Нет, конечно! Вы и так много пьете. Кстати, не думали, что если хочется пить, надо пить воду? — Никогда не видел, чтобы вы пили воду, — резонно заметил Ян. — Если хотите, чтобы я перестал пить брэнди, переставайте пить кофе. Неожиданно для самого себя Райнхард громко рассмеялся. Тревога и напряжение, охватившие его после разговора с фройляйн Мариендорф, отпустили. — Вы — настоящий засранец, и ходите по краю. Будьте внимательны и не вздумайте упоминать об этом в своей книге. Убирайтесь, — Райнхард указал на дверь, но Ян лишь поёрзал, устраиваясь удобнее. — На этот раз серьезно, Ян, я очень занят. — Знаете, пару дней назад я получил анонимное межпланетное послание, отследить не удалось. — Угроза? — Райнхард напрягся. К подобным обращениям в свой адрес он привык, но Ян? Это что-то новенькое. Кайзер рассердился. — Почему вы мне не сказали? — Это не угроза, это странный рисунок. Я вообще не собирался вам его показывать. Э, думал, это шутка, — Ян бросил на Райнхарда смущённый взгляд и взъерошил волосы, — но теперь, когда вы срочно захотели меня видеть, я, кажется, начинаю понимать, в чём дело. — Странный рисунок? — озадаченно переспросил Райнхард. — От кого? От друга? — для мейла надо было знать личные контактные данные. Насколько он был в курсе, семьи у Яна не было, разве что несколько хороших знакомых, не связанных с работой. — Может, кто-то из колледжа? — Я скопировал его, чтобы обдумать, вдруг это какой-то шифр. Взгляните, — Ян выудил из кармана смятый бумажный шарик и перебросил его на стол. Отрисованная вручную схема отличалась четкими уверенными линиями. Её можно было бы назвать планом атаки, если бы условия, так сказать, битвы не ужасали своим натурализмом. Перечень всевозможных вариантов и план действий для каждого оформили как диаграмму связей. Райнхард закрыл глаза и медленно выдохнул. Уши горели. — Что, во имя Локи… — Лично я сейчас чувствую себя оскорбленным, — сказал Ян. Голос его прозвучал громче, чем раньше. — У вас есть на это полное право. Я найду отправителя. — Я имею в виду, — голос раздался совсем близко, заставив Райнхарда резко открыть глаза, — что выбрал бы более короткий путь. Ян уже обогнул разделяющий их стол и склонился, опираясь на подлокотник кресла. Губы его растянулись в напряжённой улыбке, но в глазах не было обычной кротости. Шкурка ягнёнка порвалась, выпуская кого-то другого, зубастого и тоже голодного, как и сам Райнхард. — Будьте уверены, если… — Замолчите, — приказал Райнхард. Сдерживаться больше не хотелось. Притянув к себе взлохмаченную голову, он вовлёк Яна в неуклюжий поцелуй. Несколько раз они столкнулись зубами, пока не нашли правильный угол, наклоняя головы. Ян почти уселся Райнхарду на колени, от чего большое кресло накренилось и рухнуло на бок. Придавленный кайзером Ян негромко вскрикнул. Не успели они подняться, как распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась дежурная охрана с бластерами. — Ваше Величество! Что случилось? — Всё в порядке, ничего не случилось. Всем уйти и не заходить, пока не позову! — прорычал из-за стола Райнхард. Охранники поторопились исчезнуть так быстро, что последний споткнулся, торопясь закрыть дверь. Всё ещё прижатый к полу Ян засмеялся, ловя губами мазнувшую его по лицу золотистую прядь. — Похоже, первая атака продолжится. — Точно так же, как и контр-атака, — потянулся расстегнуть ему воротник Райнхард. — Не верится, что нет шансов на победу. А что если применить обманный манёвр? Ян приподнялся на локте и ткнулся губами в нависающую над ним челюсть: — Может, мне следует добровольно отступить перед превосходящим противником? Кончиками пальцев он погладил белоснежную шею над серебристым шитьём. — Вам виднее. В любом случае, вы опытней в таких сражениях, — смягчился Райнхард. Он закончил расстёгивать китель Яна и притормозил, не зная, как продолжать. — Сильно сомневаюсь, — Ян замер, рассматривая его лицо вблизи. — Вы ошибаетесь. У меня… совсем нет опыта. Ян заморгал, руки его застыли над застёжками Райнхарда. — Упс, а ведь это проблема. Райнхард не смутился, но мгновенно разозлился: — Как ты смеешь?! — Видите ли, Ваше величество, — Ян тщательно выговаривал каждое слово, — у меня тоже нет никакого опыта. Райнхард уставился на него широко раскрытыми глазами: — В твоем-то возрасте? — Совсем не похоже на сочувствие. В таких делах возраст ничего не значит. Я ведь тоже могу удивиться, — Ян улыбнулся и повторил интонацию: — С вашей-то внешностью? — Теперь ты издеваешься, — начал заводиться Райнхард, но тут же успокоился, когда к нему снова потянулись поцеловать, а затем еще и ещё. — Что ж, — отстранился Ян, запахивая китель, — наверное, нам надо перебраться куда-нибудь повыше. — В боковой комнате есть небольшой диван, — сказал Райнхард. Ничто не помешает ему сделать это прямо сейчас. — Может нам, э, — Ян снова потянул руку к голове, — заимствовать кое-что из диаграммы? — Нет, я категорически против, — некоторые предложенные схемой варианты было физически непросто повторить, да даже думать о них было больно. — Диаграмма должна быть уничтожена. — Вижу, скоро и в администрации запылает огонь, сжигая неугодное, — развеселился Ян. — Не смей о таком шутить. — Не буду, — сказал Ян и успокаивающе погладил Райнхарда по бедру. — Давайте сделаем то, что знаем без всяких подсказок. Оставляя за собой след из небрежно сброшенной одежды, они перебрались в боковое помещение для отдыха. Это оказалось не так просто, как представлялось Райнхарду. Плюс в какой-то момент Ян споткнулся о свой собственный пояс и чуть не врезался в стену. Когда оба уселись на не очень широкий лежак, его величество наконец-то отчётливо понял, в какой нелепой и неловкой ситуации оказался. Увы, двое полураздетых мужчин могут возиться, как подростки, до конца не понимая, что и в каком порядке им делать. И не имело никакого значения, что один из них — великий кайзер всея империи, которому подчиняется большая часть всей человеческой расы, а другой — особенный для него человек, пусть и не имеющий к правлению никакого отношения. Они немного потолкались, укладываясь, Ян при этом посмеивался. — Что смешного? — не выдержал Райнхард. — Простите, ваше величество, но мой мозг пока до конца не осознал происходящее. Ян лежал под ним, смотрел, не отводя глаз, и в голове от этого всё мешалось. Он и позабыл, насколько его историк проницателен, насколько скрытен и как многого не показывает. Во время их бесед Райнхарду очень нравилось, что его понимают без слов, каким-то шестым чувством, однако сейчас по той же самой причине он остро почувствовал себя рядом с Яном каким-то недомужчиной. Хмуро глянув исподлобья, он собрался пойти на попятную, однако Ян пробормотал: — Возможно, надо так, — и, плюнув на ладонь, втиснул между ними руку, обхватывая сразу оба члена. Райнхард дёрнулся и с низким стоном прижался к нему всем телом. От неожиданности Ян ослабил ладонь, но на неё тут же легла другая рука и сжала сильнее. Секс был гораздо более беспорядочным и неловким, чем Райнхард себе представлял. Какие-то беспомощные, наверняка смешные со стороны, они тёрлись, кожей чувствуя друг друга, звуками выдыхая напряжение. Вкусив атмосферы кадетского корпуса, Райнхард полагал себя невосприимчивым к чужому возбуждению, но лицо Яна притягивало. Не отводя глаз, он смог удержаться от беспорядочных толчков и подстроиться под его ритм. Удовольствие нарастало, и вскорости должно было поглотить их обоих. Ян шевельнул губами, шепча его имя, и закрыл глаза. Бёдра его задрожали, потекла теплая влага. Райнхард шумно выдохнул, уткнулся лицом в тёмные волосы и размашисто задвигался, не отпуская его руку со своей плоти, пока тоже не кончил, добавив влаги меж их телами. Глаза Ян так и не открыл. Райнхард осторожно сполз с него и лёг на бок, с трудом удерживаясь на краю узкого для двоих дивана. — Ян, — растерянно позвал он. Возможно ли, чтобы тот сожалел? Тишина встревожила не на шутку. Райнхард похлопал его по плечу. — Ян! — Мм? — О чём вы думаете? Ян потянулся всем телом. — Думаю, не отказался бы от сэндвича и чашки чая. Э-э, Райн — Ваше Величество, я что-то сказал? # — Кайзер желает, чтобы анонимный отправитель известной диаграммы принял к сведению, что впредь подобная помощь одобрена не будет, — сообщила Хильда, заглядывая в кабинет к Ройенталю. Тот как раз подошёл к бару отвлечься от работы. Ройенталь невозмутимо достал ещё один бокал и поставил его рядом с внушительного размера бутылкой виски. — Не понимаю, о чём вы, фройляйн. — Я так и подумала, — кивнула Хильда. Тщательно скрывая, как все это её веселит, она лишь слегка прищурилась. — Решены ли вопросы касательно предпочтений господина биографа? — Точно сказать не могу, — призналась Хильда. На днях она пыталась добиться от Яна хоть какого-то ответа, но безуспешно — этот человек, если хотел, умел держать язык за зубами. — Теперь писать стихи и плакать, — Ройенталь щедро налил в оба бокала. — Что ж, за льва и ягнёнка. — За льва и «ягнёнка», — с мягкой улыбкой согласилась Хильда, поднимая бокал.