[Неустойчивые полки]
Харри скучно. Это не то, чего она ожидала, если честно. Хотя, наверное, должна была. Магия заставляет людей стареть медленнее, это факт. Факт, который она знала. По крайней мере, периферийно. Ее магическое ядро находится в том же диапазоне, что и ядра Дамблдора и Тома. Смотреть на то, как ее друзья начинают стареть рядом с ней, когда она все еще выглядит на 17 лет. Это безжалостно ударило ее по лицу. Ее ядро больше, из-за чего она будет стареть медленнее. Это начинает проявляться. К тому же ей так скучно. В последнее время Гермионе уже не хватало интересных вещей. Неважно, что терпение Харри к расследованию сильно возросло за последние 15 лет. Поэтому она решила изменить обстановку. Италия была выбрана в основном наугад, пекарня из-за беспокойства. Денег у нее по-прежнему более чем достаточно, чтобы комфортно жить, но Харри никогда не сидела без дела. Итак, пекарня. Это не в лучшей части города. Это даже не в хорошей части города. На самом деле, это посреди трущоб. Это не случайно. Мало кто пойдет искать знаменитую Харриет Поттер в таком месте. И, нравится вам это или нет, у жителей трущоб очень четкий менталитет «я ничего не видел и не слышал». Ей лучше, честное слово. Кроме того, итальянское Министерство Магии гораздо более спокойно относится к законам о секретности, чем его английский коллега. Даже кое-что известно о целом сообществе сквибов, использующих базовую магию души. Ничто из этого не подготовило ее к тому, что она найдет маленькую избитую фигуру черноволосого ребенка, пытающегося взобраться на полки кухни ее пекарни. У него не может быть злого умысла, иначе охрана не пустила бы его внутрь. Харри тихо закрывает за собой дверь, поджимая губы и наблюдая за ребенком. Он упадет. Как только она думает об этом, ребенок теряет равновесие и падает. Харри с трудом ловит его, притягивая руками к своему бедру, старательно игнорируя то, что она может чувствовать его ребра, так и безуспешные попытки вырваться из ее хватки. — Осторожно, — предостерегает Харри, — будет больно. Она не уверена, то ли страх, то ли растерянность заставили его замолчать, но все же он остается спокойным на всем пути вверх по лестнице до ее ванной. Следуя своему чутью, Харри готовит ему ванну, налив воды ровно столько, чтобы он не утонул, а затем осторожно опускает его на холодную плитку. — Хорошо, — вздыхает она, бросив на него еще один взгляд, — прими ванну. Оставь одежду у двери, чтобы я могла ее тебе почистить. — Почему? Это неудобно. — Потому что твои раны заразятся, если они будут грязными. Никаких уговоров, никаких утешений, просто факт. Харри нужно, чтобы он был послушным, чтобы она могла о нем позаботиться, слишком много ласки, и он станет подозрительным. У нее болит сердце. Харри старательно игнорирует это. Малыш не отвечает, он просто смотрит на нее темно-красными недоверчивыми глазами, плотно сжав губы и скрестив руки на груди. Но он медленно двигается, чтобы проверить температуру воды, поэтому Харри оставляет его наедине с собой, мягко закрывая дверь и проводя рукой по своим спутанным черным волосам. Какой беспорядок. Что она вообще делает? Тем не менее, ее интуиция обычно несколько надежна. Игнорируя всю неуверенность в себе, которая решила выйти сейчас, чтобы поиграть, она оставляет немного еды, чтобы согреться, прежде чем взять грязную одежду, которую ребенок оставил у двери. Он не сбежал при первой же возможности, и это хорошо. Харри оставляет ее очищаться с помощью магии и даже не пытается ускорить процесс. Мокрая одежда — такой же хороший повод, как и любой другой, чтобы уговорить ребенка позволить ей покормить его. Тоже предсказуемое оправдание. Так что он, вероятно, будет меньше драться с Харри из-за этого. Если он вообще решит сразиться с ней, он, похоже, полагает, что уступчивость может быть путем наименьшего вреда. Это начало. Каменные полы холодные на ощупь, может добавить заклинаний для этого? Харри сделала их такими только потому, что эстетика напоминает ей о Хогвартсе, но теперь… это просто не подходит для детей? Слишком холодно, слишком безлично. Может быть, ее друзья правы, и ей нужно начать добавлять некоторые личные штрихи. Небольшая трещина выводит ее из размышлений, и Харри идет забрать его, прежде чем она успевает одуматься. Просто… каменные полы холодные. Хотя, похоже, он не против. Нет, если то, как его руки обвивают ткань ее блузки, является каким-либо признаком. — Я могу одолжить тебе одежду Тедди, пока твоя сохнет, — предлагает она, намеренно игнорируя его напряжение. Однако он кивает. И она принимает это. Достаточно хорошо. Он быстро вытерся и оделся, и Харри восприняла как хороший знак, что он охотно подходит ближе, чтобы она взяла его на руки, и спокойно усаживается у нее на бедре. — Ты голоден? Я разогрею остатки еды. Это вызывает у него еще один кивок, чуть более нетерпеливый. Она прячет свою улыбку на макушке его волос, пользуясь тем, что он кладет голову ей под подбородок. Харри знает, каково это быть в таком возрасте голодным, хотя, может быть, и не таким голодным. И она умеет спасать людей. Это нормально, не так ли? Что, если на этот раз «люди» окажутся маленьким ребенком, который каким-то образом пробрался к ней на кухню. Он просто голоден, она это понимает. — Осторожно, — бормочет она, — горячо, не обожгись.[В кармане, под подушкой]
После того дня время от времени появляется ее маленький бездомный котенок. Он не сообщает ей ни имени, ни мотива, ни причины своих приходов и уходов. Харри до сих пор не знает, как он пробирается в ее пекарню. Он тихий и пугливый, пытливые красные глаза мелькают то тут, то там, когда он решается исследовать. Это занимает некоторое время, но чем меньше Харри реагирует на приключения котенка, тем спокойнее ему становится. Дошло до того, что он приходит по крайней мере раз в неделю, и она узнала о нем довольно много нового. У котенка самые очаровательные надутые губки, которые она когда-либо видела, он невероятно умен, любит смотреть, как она месит тесто, и мог бы жить в ванне, если бы его предоставили самому себе. Он любит раздвигать границы. Харри позволяет ему. К счастью, у нее было мало причин останавливать его, и он совершенно нормально принимает ограничения, если она объясняет причины, стоящие за ними. Прямо сейчас он, кажется, полон решимости подойти к ней и вскинуть руки, молча требуя, чтобы его подняли. Что он пытается этим доказать, она не знает. Она не видит ничего плохого в том, чтобы дать ему это. Так что большую часть этих дней она проводит в охапку с ребенком, мягко разговаривая с ним обо всем, что делает. Котенок появляется в ее пекарне с хмурым взглядом, как предполагает Харри. На самом деле ей нравится, когда он дуется. Не то чтобы ведьма говорила ему об этом, конечно, она просто стояла на коленях и улыбалась, приглашая в свои объятия. Вздох, который он издает, обвивая руками ее шею, настолько комичен и глубок, что ей приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться. — В ванну, котенок? Он снова вздыхает, и слегка кивает в ее шею, и она поднимает его, оставляя тесто на столе. Оно выживет. Ванна, как она поняла, является решением всех проблем котенка. Устал? Ладно, прими ванну, а потом поспи. Плохой день? Ничего страшного, прими ванну. Исследование пошло не так? Ванна. Она странно очарована этим. Харри готовит для него ванну, позволяет ему поиграть с маленьким китом, которого она импульсивно купила для него. Честно говоря, Харри не замечала, как сильно она полагалась на магию в самых элементарных вещах, пока не перестала пользоваться ею. Котенок может быть маленьким мальчиком, и она может быть так привязана, но он не ее. Есть еще законы о секретности, которых она должна придерживаться, по крайней мере, до тех пор, пока не получит ответ от итальянского министерства. Он на мгновение замирает под ее руками, пока она моет его волосы, но вскоре продолжает играть. Это не должно ощущаться как победа, но это так. События начинают обостряться. Котенок любил раздвигать границы, и Харри не из тех, кто отказывает ему в простых вещах. Так когда же он прокрадывается посреди ночи? Сворачивается калачиком рядом с ней на кровати? Это нормально, Харри тренируется узнавать его, чтобы не проснуться с заклинанием на губах. Котенок любит убеждать себя, что ему рады, поэтому он вторгается в ее жизнь практически при каждой возможности. Обыденно становится видеть его возле пекарни, когда маленькие ручки помогают ей с хлебом. Спустя год он чувствует себя более комфортно, все еще молчаливый ребенок, но говорит уже больше. Он более открыт в своих чувствах. Харри по-прежнему ничего не просит, а ребенок ничего не предлагает. Вот почему она удивляется, когда однажды ночью ее будит бешеный стук. Котёнок бы проскользнул внутрь, и Харри никого не ждёт. Она идет к двери, все еще в пижаме, но с палочкой, крепко сжатой в руке. По другую сторону двери стоит женщина, тощая и травмированная, с растрепанными черными волосами и красными глазами знакомого Харри оттенка. Рядом с ней котенок с разбитой губой и окровавленными костяшками пальцев, из-за которых что-то уродливое и опасное шевелится внутри Харри. Она хмурится, скрестив руки на груди. Женщина наблюдает за реакцией Харри и кивает. — Я разберусь с этим, — в ее голосе звучит обещание, а под пальто скрывается тяжесть оружия. — Можешь взять Занзаса на неделю? Харри протягивает ей кинжал, который был у нее в собственном кармане, и жестом указывает котенку внутрь. — Конечно.