peace during the war

Сердце колотится как бешеное, в груди начинает жечь настолько, что кажется, будто бы лёгкие вот-вот лопнут. Спину ломило из-за тяжёлого рюкзака на ней, а ноги в любой момент грозились подвести подкосившись и заставив парня завалиться на пол. Но он продолжал бежать. Он бежал, не смотря ни на что, не смотря на выстрелы, которые казались такими далёкими, но на деле могли быть совсем близко, не смотря на свист где-то в небе, оповещающий о том, что в любой момент рядом с подростком может что-то взорваться. Он должен был его увидеть. Просто, мать его, обязан. Иначе он никогда не простит себе это. «Чуя, выродок ты мелкий, даже не смей! Выйдешь за порог и больше никогда не вернёшься! И не дай бог мне после такого увидеть твою наглую тупую морду!» В голове всё ещё слышался крик матери, поливающей его дерьмом с ног до головы. Чуя до сих пор не верит, что посмел сделать это. Он посмел переступить порог родного дома, не смотря на то, что прекрасно понимал, что никогда больше не зайдёт обратно. Ему было плевать. Жизнь каждого человека, живущего в их маленьком городке висела на волоске из-за сложившейся ситуации в стране. Вражеские войска другой страны стремительно наступали на них, собираясь прогнуть под себя их страну, как и многие другие, что уже давно были захвачены. Были взяты многие важные города, но на этом они не остановились, продолжая убивать людей, насиловать женщин, сжигать дома, подрывать улицы и бомбоубежища. Всё, происходящее последние несколько недель казалось дурным долгим мучительным сном, из-за которого ты просыпаешься посреди ночи в слезах и холодном поту, после ещё несколько секунд пытаясь понять, было ли это на самом деле. В это до сих пор не хотелось верить. Хотелось верить в лучшее. В то, что захватчики отступят и всё это прекратится, но эта небольшая мечта угасала с каждыми переговорами, на которых выдвигали всё более и более невыполнимые требования, в последствии которых родная страна, в которой жил парень продолжала отказываться. Она продолжала оборонять оставшиеся города, отбивать захваченные, биться из-за всех сил, словно мать, яростно защищающая своего любимого ребёнка, которому хотят нанести непоправимый вред. Над головой слышится уже гораздо более громкий свист и рыжеволосому приходится убегать с дороги под жилые дома, надеясь, что его не заденет. И его не задевает. Его спасает желание увидеть своего лучшего друга, в которого он безнадёжно сильно и давно влюблён. Чуе на самом деле начинает казаться, что это желание увидеть Дазая становится словно ангелом-хранителем, позволяющим ему продолжать путь в сторону дома лучшего друга. От взрывов, которые, казалось бы, были совсем далеко, трясётся земля, заставляя сердце в очередной раз сжаться. А что если он не успеет? Что если он не добежит и его подстрелят или же взорвется вместе с жилым домом, под которым он бежит? А что если, вот-вот уезжающий Осаму не успеет дождаться Чую и уедет вместе с родителями в неизвестном направлении и никогда не вернётся? Нет. Я не умру, пока не увижу Дазая. Я должен, нет.. просто обязан увидеть его. В голове вновь появилось старое забытое желание, о воплощении которого он и думать забыл, не веря что когда-то осмелиться воплотить его. Но сейчас, отчего-то, рыжеволосый решается окончательно. Он сделает то, о чем мечтал годами. А после такого и умереть можно. Даже от рук матери, от которой сбежал Накахара. Проходит ещё несколько минут долгого мучительного бега, вдалеке виднеется двор, который Накахара знал наизусть. Именно в этот двор он, будучи мальчишкой сбегал играть с мальчиком, который стал единственным, кто не стал издеваться над ним, вторя другим детям. Дазаю не составляло труда завести разговор и найти общий язык с любым, что совершенно было не похоже на Чую, у которого были проблемы с тем, чтобы заводить друзей. Он никогда никому не нравился, его всегда задирали по неизвестным причинам, но не смотря на это Чуя давал отпор. И наконец-то, спустя некоторое время, он смог познакомиться с Дазаем. Тот стал его первым другом, с которым они дружат уже очень много лет. Минуя стоянку и детскую площадку, Накахара чувствует ужасную усталость, но не останавливается, понимая, что осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного и он сможет увидеть Осаму, сможет взглянуть в его кофейные глаза, сможет обнять его, словно в последний раз, а также сможет позволить себе чуть больше, надеясь, что не получит за это по лицу. Подросток залетает в подъезд и сразу же опирается об грязную бело-зелёную стену, чувствуя, что вот-вот обессилено осядет на пол. Но вместо этого он даёт себе пару минут отдышки, после чего уже собирается подниматься наверх, но тут слышит как на втором этаже с грохотом открывается общая железная дверь, скрипя ключем, а затем раздаётся знакомый, уже ставший родным, голос: — Пап, я внизу подожду! Я сумки взял! Где-то в груди Чуи колит, он улыбается, не смотря на усталость и стягивает с себя тяжелённый рюкзак, опуская его на пол подъезда. Этажом выше слышатся шаги, а спустя минуту, Накахара видит самого Осаму, держащего две тяжёлые сумки, которые, казалось, весили как он сам. — Чуя! — тут же воскликнул Дазай, бросая сумки на пол и молнией спускаясь вниз по небольшой лестнице, подбегая к Накахаре и бросаясь ему в объятия. — Дазай, — с улыбкой произносит рыжеволосый и чувствует, как глаза начинают слезиться от счастья. Он смог. Он добрался до Осаму и сейчас наконец-то может обнять его, сильнее цепляясь и комкая в руках чужую куртку, не веря тому, что спустя столько недель видит его, живого и здорового. Сердце колотилось словно бешенное, а с губ готовы были вот-вот сорваться те самые заветные три слова, которыми Накахара никогда просто так не разбрасывался. Рыжеволосый утёр большим и указательным пальцами скопившиеся в уголках глаз слёзы, а затем немного отстранился от своего лучшего друга, заглядывая тому в глаза и судорожно облизывая свои губы, пытаясь успокоиться. — Чуя..? — растерянно спрашивает Осаму, отчего-то чуть розовея в щеках и не понимаю, с чего Накахара смотрит на него так близко и внимательно, словно собираясь с мыслями прежде, чем что-то сделать. — Заранее, извини меня за то, что я сейчас сделаю. — дрожа в голосе говорит Чуя, но тем не менее не колеблется ни секунды. — Что ты.. Остаток вопроса, что собирался задать Дазай тонет в чужих мокрых из-за своей же слюны губах, которые прижались к нему, целуя его, Осаму, чувственно, но настойчиво и обречено одновременно. Накахара дрожит сильнее, мысленно представляя, что его вот-вот оттолкнут от себя, а затем влепят пощёчину, но не смотря на это он сильнее тянет на себя Дазая, сжимая ворот его рубашки в ладони. Рыжеволосый целует его нежно и осторожно и в один момент понимает, что совсем не чувствует сопротивления. После осознания этой мысли, ему отвечают. Ужасно нерасторопно и неумело, но отвечают, целуя в ответ. — Я.. я очень сильно люблю тебя.. Я боялся сказать и.. — мямлит темноволосый, ненадолго отстраняя от себя рыжего, опустив ладонь ему на щеку. — Я тоже люблю тебя, Дазай, — шепчет Чуя, чувствуя, как по щеке всё же скатывается слеза, которую тут же вытирает Осаму. В этот момент мир для Чуи будто бы замер. Он почувствовал себя настолько счастливым, что готов был забыть про происходящее в мире, про то, что творится буквально за его спиной, на улице, лишь бы он мог слышать эти слова от Осаму снова и снова.