Удачи, Призрак

— Выглядишь так, будто мир тобой был пожран.       Он щурит пустые глаза — из них искры летят. Клонит рогатую голову набок, под своим весом она почти болтается на слабой шее.       Похож на тряпичную куклу, сшитую из хрустящей от засохшей крови ткани.       Она хмурится, когда чувствует, как сгущается воздух и забивается в лёгкие невидимой ватой. Сзади успокаивающе поёт ветер и опадает седыми сугробами пепел. Ей кажется, что она слышит в пении надрывное «Хорнет…»       Но он молчит. Молчит и ветер вместе с ним. Штиль. И никакого ветра нет и в помине.       Хорнет отворачивается, плюется кровью и желчью вперемешку с испорченными детскими мечтами. Пепел оседает на её дрожащих плечах невыносимо тяжёлым грузом, её ноги подгибаются и она почти падает в неуместном реверансе перед останками отца.       Он отодвигает края синей накидки, открывая грудь. На его исцарапанном теле слепит болезненной белизной выжженная корона с четырьмя зубьями, символ, который она одновременно боится и желает увидеть вновь.       С её языка срывается только начало фразы: — Призрак, принц Халлоунеста… — обрывает себя на полуслове.       Он молчит. Он никогда ничего не скажет, но она почему-то всё ещё надеется, что когда-нибудь услышит ответ. Возможно, это успело стать одной из тех самых детских грез о трёхэтажном приторном торте с красивыми кремовыми завитушками или благодушии отца. И возможно, только возможно, мечтой это стало ещё раньше, чем Хорнет себя помнит.       Да, действительно, мир пожрал. Теперь довольный, сытый сидит и на неё глядя облизывается. Руки немощные тянет, чернотой захлёбывается, как слезами. А Хорнет больно смотреть как мир её рушится карточным домиком.       Она просила мёртвого отца, спящую мать, кого угодно, чтобы осталась хотя бы самая малость того, чем она дорожила, а Призрак говорил их устами («Хорнет, ты тронулась умом, родная, он никогда ничего не говорил»), что окажет ей величайшую милость, что спасет её и будут они счастливы вечно, что не будет больше печали и горя, болезни и слёз.       Почему она верит его словам, но бежит от отцовских или сладостных лихорадочных речей? «Хорнет, ты не должна никак взаимодействовать с сосудами. Повторяю, это для твоего же блага.»       Прости, отец, она оплошала и здесь. Но раз так, то она продолжит быть плохой девочкой, ведь всевидящие глаза его бездумно уставились в плесневелый потолок и следить за ней больше не сможет никто.       Призрак справиться, верит Хорнет; такой, как он, сдюжит. Поэтому она ему поможет, если представиться возможность.       Он, как слепец, неловко тянет руку, смахивает с её накидки пепел и вмиг исчезает за острыми скалами.       Хорнет будет ждать сколько потребуется.

Удачи, Призрак.