Часть 1
8 мая 2022 г. в 02:22
Тридцать процентов смерти, семьдесят — жизни. Жизни на чужой земле, не по своим законам, с чужими людьми. Они — прирождённые воины, убийцы и сплошь преступники. Преимущество на их стороне, но это как посмотреть: у них численность, у своих — уровень. Они грызутся между собой, свои — с ними.
В окне прицела виден мир, в котором только ты решаешь, кому жить, а кому нет — все в твоей власти. Но за рамой окна трибунал, и уж там не попляшешь.
Сперва дома все кажется другим, но оно все то же. То же самое, как было когда-то во Вьетнаме — так же, как было в Афгане. Местные воруют у тебя, ты их за это убиваешь. Свои не воруют — даже если предметы не покидают военную базу, ты наказываешь чужих. Не потому, что они во всем виноваты: потому, что у тебя такая работа, и параграф о справедливом суде не входит в методичку. Если ты слишком много думаешь о справедливости, ты умираешь. Дома все то же.
Война — это ожидание, простой в населенных пунктах. Великий шёлковый путь из резиновой скуки.
Военные базы — оазисы со всеми удобствами, кругом — бескрайнее чистилище. Дотла выжженная земля. Пожарище там было всегда, и гореть больше нечему. Приятного в таких видах мало.
Между этим проклятым краем и домом каждый день курсируют вертушки. Так почему все не улетят отсюда, за что столкнулись два мира и почему каждому не заняться своим гребаным делом?
Если война — твоя профессия, ты ищешь ее. У тебя на нее нюх. Ты всегда находишь и возишь ее с собой — или, может, в джунглях не бывает мира? Война никогда не уходит, тут дело вовсе не в том, где ты находишься.
Те, кто сломались, пережили не больше и не меньше твоего — ты просто от этого не уходишь. Ты все помнишь.
Лучше быть молотом, чем наковальней, да хорошая наковальня молота не боится. Либо нервы, либо сталь: выбираешь нервы — выбираешь смерть.
Несокрушимая свобода и мир во всем мире — это, наверное, здорово. Но мир хрупок, в отличие от идеалов. Безмозглые хиппи этого не понимали, они ждали чего-то другого. Теперь этого не понимает никто.
В горячие точки из дома шлют подарки на Рождество — все новые инструменты для внедрения мира в массы, новые кандидаты на возвращение домой под флагом. Транспорт приходит и уходит, курсирует между миром и войной — как будто ребёнок играет с настольной лампой. Светло — темно, светло — темно. Но когда ты возвращаешься домой, к твоей голове намертво прикручен фонарь, который невозможно выключить. Тебе остаётся только не светить в лица людям, у которых фонарей нет.
Свои, чужие и волчий закон. Дома все то же самое. Южнее парням приходится сражаться с парковочными счетчиками вместо ветряных мельниц. Хорошо, что Кингстаун — самая горячая точка.
Первобытный строй племен: им вообще живется неплохо и без цивильных порядков, вся эта конституционная брехня им нахер не сдалась — у них своя есть. Законы улиц гораздо проще и усваиваются глубже. И они даже одолжение делают тем, что обычно не сопротивляются по-крупному, потому что палка в ближнем бою бывает эффективнее ружья.
Дикари и поселенцы. Копы здесь — первопроходцы среди красных лиц в диких землях.
Кто ещё сунется в такое место.
Стратегический просчет всегда один: силы общественного порядка рассчитывают, что противник не станет сопротивляться в принципе. Эта ошибка еще с детства пускает корни в головах среднего класса, ведь добро всегда побеждает зло.
Все рассчитывают вернуться домой к Рождеству каждый год, но возвращаются только под флагом. Легко и быстро.
Ничего не изменилось. Как на Такур-Гаре: тогда брали высоту и освобождали своих из плена — теперь берут тюрьму и точно так же освобождают своих.
Раньше бились с пастухами, теперь — с наркодиллерами и бандитами.
Полиция округа и федералы, ВВС и Армия США — разницы никакой. Только ослы из полиции не проходили Такур-Гар. Как и разведка — тогда.
В Афгане было так: свои в форме, а чужие обречены. Своих не бросаем. Тут не так жарко — в этом вся разница.
На войне тебе обеспечено семьдесят процентов неудачи и всего тридцать успеха. Пропорция равно относится к обеим сторонам, потому что в бою одинаково не везет всем. Вопрос только, чей ход будет последним.
И если свои семьдесят процентов ты огребаешь в начале операции, значит, тридцать еще впереди.