Фуд-трах

Не было печали, купила баба порося, а Антон Шастун — фудтрак. И вроде же заебатая инвестиция, полезная как для вечно голодного общества, так и для самого новоявленного бизнесмена. Да только ожидаемые горы прибыли застряли ещё на самом первом законе предпринимательской деятельности, который гласит: «первый год подъема сиди с голой жопой, Антох, и отбивай стоимость всех затрат, работая даже больше в минус». И вот, не изучив толком вопрос, выгребя последние гроши после сокращения в ресторане и вписавшись в приколдесную (как ему показалось) идею Матвиенко, Антон, осматривая счета на издержки по продуктам и прочему говну, морально готовится доедать последний хуй без соли, следом уныло вздыхая, что хуя-то, кроме своего, у него и нет. — Короче, есть маза. — Хуяза, — морщится Антон, внимательно следя за влетевшим в его квартиру возбужденным Матвиенко. Серьезно, от этих идей Серёги у Антона уже заранее скручивает желудок — они хоть и прикольные по звучанию, но все ещё, блять, ни разу не работают. Но сказать, что его энтузиазм не заразителен — не сказать ничего. — Короче, я прикинул и понял, как нам сократить расходы. Матвиенко по-хозяйски разваливается на кухонном диванчике и, отхлебнув только что заваренный чай из кружки Антона, который тот приготовил между прочим СЕБЕ, вываливает на стол поверх разномастных бумаг свой ежедневник. Антон на это закатывает глаза, но всё же не скрывает заинтересованного взгляда от нечитаемых писулек друга, усаживаясь напротив. Ему пиздец как надо выправить материальное положение, потому что ещё чуть-чуть, и он без зазрения совести включит в меню их мини-бургерной самого себя. Заодно и личную жизнь, быть может, устроит. — Та-а-ак, — тянет Антон, пока воодушевленный товарищ указывает на какую-то каракулю. — Надо уволить Ирку. — Чё? — У них и так не сказать что охуеть какой большой штат, но, без главного и единственного обслуживающего повара, вся идея фудтрака равносильна тому самому гробику на колёсах, который уже стучит в ваш дом и просит не души живых, а ебать подаяние. — Ты соображаешь вообще? А кто жранину готовить будет? — Да не ссы и дослушай. Короче, — все ещё вдохновлённо трындит Серёга, — сорокет в месяц за её постоянное нытьё — это, извините-простите, омерзительный перебор. Я всё прекрасно понимаю, но мало того, что она вечно путает виды хлеба, так ещё и кассу закрывает, видимо, своей пиздой. Я заебался за недостачу с ней рамситься. — Зато, благодаря её флирту, у нас шикарный поток рабочих с соседней стройки, — справедливо замечает Шастун, — да и у тебя разве есть кто-то, кто хочет въёбывать каждый день за копейки, стоя на жаре в консервной банке? — Между прочим, там хороший кондёр стоит, а вот что она им пользоваться не умеет — не мои проблемы. — Хорошо, если не Ира, тогда кто? И Серёга расплывается в хитрющей улыбке, заискивающе дёргая бровями. — Нет! — резко отбивает Антон, без слов уже понимая, на что намекает Матвиенко, — то, что я работал в ресторане, это вообще не повод считать, что я могу готовить что-то, кроме яичницы. Я вообще-то администратором там был! — Ну вот будет повод научиться! Ты же всё равно целыми днями яйца чешешь перед телеком, а так будет повод хоть как-то подвигаться. — Я вообще-то бизнесмен, — обиженно дует губы Антон. — И вообще сам иди стой поваром, я-то хули тебе нужен? — Хуесмен, — подпирает рукой бороду Серёга, — и я, вообще-то, до шести в офисе каждый день, в отличие от. — Ну так уволься, — канючит парень, пыхтя проклятия, — какой из меня повар, ты сам подумай. — Ты смазливый, а сладкие мальчики сейчас гораздо больше ценятся, чем намалёванные шлюхи, это раз, а два — я найму тебе, так и быть, из своего кармана заебатого коуча, который расскажет, как действительно должен идти процесс. Пойми, что пока ты не научишься всему сам и не вкусишь кухню изнутри, ты не сможешь наладить работу. Признай же, что мы знатно проебались, просто набрав людей с улицы и решив, что они сами там как-то разберутся. И как бы Антон не хотел признавать, что дело и впрямь пахнет керосином, но истина в замечании Серого была очевидна. Они и впрямь понадеялись на какое-то чудо, пустив все на самотёк. — Ладно, — спустя долгую дуэль взглядов и вредное ворчание, соглашается Антон — в конечном счёте, они от этого никак не проиграют, да и слишком уж соблазнительно прозвучало предложение о коуче, за которого Антону не придётся жертвовать своей родной почкой, — но уборщиком и грузчиком я быть не собираюсь! — Не ссы, — победно усмехается Матвиенко, — Илюху я не трону.

***

Фудтрак у Антона охуенный. Огромный фургон с покатой крышей, выкрашенный желтой глянцевой краской, ну словно солнце в хмурый голодный день, готовый мчать на массивных колёсах громину в любую точку сбора толстосумов. На округлой жопе —современное граффити сочных бургеров, для которого друзья привлекли не последнего художника в городе, на стойках — лаконичные эмблемы скрепок, на крыше — крупная неоновая вывеска с соответствующим названием. Ну не фудтрак, а сказка. Но непонятно только, про чудовище или красавицу. Антон поднимается в салон с еле ощутимым томлением, словно предвкушает действительно интересный день. Вопреки озвученным ранее Серёге недовольствам — Антон действительно любит работать, и попытка врасти в диван за пару месяцев безработицы оказались для парня пыткой. Он слонялся по квартире без дела, пытаясь занять себя плойкой, едой и сигаретами, и думал, что привыкнет. Бизнесмен же в конце концов. Но ничего не приносило ему столько вдохновения как новая, засевшая в голове с утренним душем мысль — «я теперь принесу пользу». Он растекался в фантазии о том, как за считанные минуты, благодаря профессиональной консультации коуча, станет чуть ли не Гордоном Рамзи местной стрит-кухни, и даже не понимал, почему не попытался вникнуть и попробовать себя в новом амплуа раньше. Парень зажигает свет в фургоне, осматривает блестящие металлические, пока что пустые, контейнеры, врезанные в столешницу справа от окошка выдачи заказов, бегло изучает специи на подвесной полочке, оборачивается на микроволновки и холодильник. Скинув джинсовую куртку на диванчик возле входа, грузно плюхается на него же, не переставая помешивать в себе горящую вязкую гордость за собственное детище. Он затягивается сладкой электронной сигаретой, выдыхая пухлые клубы дыма под потолок, и мнит себя как минимум гангстером, что курит дорогую кубинскую сигару, сидя на троне из денег. Подумать только, ему всего двадцать пять, а он уже владелец целой охуенной закусочной! Эта мысль снова поднимает на ноги буквально с толчка, завязывая в Антоне нестерпимое желание начать что-то делать, двигаться и вновь и вновь оглядываться по сторонам. Он открывает холодильник, изучая овощные и мясные запасы, роется в пакетах с булками, не сильно понимая, что именно ищет, и, наконец, натыкается на узкий платяной шкафчик-кладовку, куда и решает убрать свою куртку. Он тянет с полки пакет с одноразовыми перчатками, скидывая их на рабочую поверхность стола у раковины, крутит в руке шапочку для волос, в итоге забивая и решая притащить завтра какую-нибудь бандану, а потом… взгляд падает на оставленный Иркой костюмчик официантки. Белая шёлковая блузка, клетчатая красная юбка из лучших клипов Аврил Лавин и розовый, расшитый белыми рюшками, передник. Мозг обрабатывает ситуацию с заметным торможением, а приложенный недо-фартук уже изящно обвивает узкие бёдра, и Антон думает, что будь у него дома мужик, сегодня же вечером он ходил бы по дому именно в этой одежде. Мужик. Не Антон. Не путать! Антону хватает и устроенного мини-представления перед зеркалом, где он аккуратно разглаживает удивительно приятную ткань, слегка приподнимая серую футболку, чтобы его мужественная блядская дорожка вела всю его мужественную блядскую сущность к горячим мыслям о необходимости вотпрямщас просунуть руку под подол передника и, освободив привставший от сложившейся картины член, уткнуться чувствительной головкой в потрясающе мягкую ткань. — Кхм, — мягкое покашливание припечатывает Антона к реальности раньше, чем его декада правой руки решает отметить очередную веху прямо в незапертом фургоне. Парень судорожно расправляет на себе футболку и лезет непослушными пальцами к завязанному за спиной банту, пытаясь избавиться от компрометирующей его статус вещи, в итоге затягивая его как минимум во французский и как максимум в узел для петли на шею, потому что, серьезно, лучше бы он надел передник, как детский слюнявчик — толку было бы больше. Антон чертыхается, но лишь усугубляет ситуацию, продолжая бестолку дергать за крепко стянутый бант, так и не решаясь посмотреть в глаза своему гостю, пока тот по-джентельменски не решает оказать Шастуну помощь. Мужчина подкрадывается сзади почти незаметно, окутывая Антона запахом приятного и явно не дешёвого парфюма, и кладёт прохладные с улицы ладони на его постыдно потные ручонки, ничуть этим не брезгуя. Он стоит так близко, что Антон буквально спиной ощущает тепло чужой широкой груди, на удивление не сильно ниже его лопаток, и, только когда завязки победно повисают в руках у Шастуна, тот поднимает взгляд в зеркало. Какого черта сам Аид пришёл из царства мёртвых за его извращённым похотью «я», Антон не понимает ни разу, но глаза, синее замёрзших душ из реки Стикс, с хитрым вызовом из-за его плеча плотоядно выжирают само сердце. Мужчина, заметно старше горе-предпринимателя, не спешит представляться, лишь ближе придвигается к Антону, низко выдыхая в его загривок: — Стоило бы начать с юбочки. А закат был ал, был ал как коленочки, но не достаточно ал, как уши и пятна на шее Антона, готового или провалиться без лифта в преисподнюю, или согласиться вот прям здесь на Голландский штурвал — недоёбанная шиза Антона никуда от него не делась даже в этом позорном случае. — Стесняшка, — хмыкает незнакомец, даже близко не попадая в настроение видеороликов в голове Антона, и, по-свойски, как будто невзначай, очерчивает ягодицу Антона одними кончиками пальцев, после чего отступает назад. От каких-то нелепых оправданий Антона наконец спасает Матвиенко, шумно вваливаясь в салон с широкой улыбкой — откуда только силы у человека в девять утра. — Антоха, салют, — поднимает ладонь в приветственном жесте Серый оставаясь на пороге, — познакомились уже с Арсом? — Ага, — гаденько ухмыляется этот самый Арс, проходясь липким взглядом по всему Антону, разве что не облизывая его. Извращенец. — Тогда я погнал на работу, а вы уже давайте тут сами. Арсений, полагаюсь на твой профессионализм. — Все сделаем в лучшем виде, да, Антон? А чё Антон? А Антон все ещё сжимает в руках несчастный фартук и не может понять, как Матвиенко так искусно из раза в раз попадает на пидорасов. И чему вообще сможет обучить Антона этот хуй, если по всей его морде лица уже читается план, как между булок Шастуна проскальзывает его личная, припасённая в трусах, сосиска и бургерная медленно превращается в хот-договую прямо на глазах всего не самого прогрессивного района Москвы. — А какой у нас план вообще? — наконец отмирает парень, переводя растерянный взгляд с одного коллеги на другого, максимально оттягивая уход Матвиенко — не то чтобы он был прям против оказаться на вертеле Арса, но он так-то парень приличный и вообще актив. Ну, был когда-то. Серёга на удачу подхватывает интерес друга: — Да, Арсений, расскажи, что думаешь. — Для начала Антон покажет мне меню, ассортимент, — «ASSортимент» вторит внутренняя гачи-шлюха Антона, с какого-то хуя решившая максимально активизироваться именно сегодня не предупредив хозяина заранее, на что Антон дёргано машет головой, пока Арсений продолжает мысль, — мы приготовим пару заказов, и я выйду попробую пообщаться с клиентами в очереди. Потом пройдусь по вашим конкурентам, узнаю что люди вообще думают о вашем траке. Заодно оценю, как Антон общается с заказчиками. Ещё мне нужна будет смета за день, чтобы понять, где вы проседаете, и ваш план по развитию кейтеринга. — Я понял, — кивает Серёга сразу за двоих, — ты тогда занимайся сегодня Антоном, а по бабкам и прочему я тебе все скину на почту, чтобы Шаст не отвлекался. — До́говор, — отбивает мужчина и, шагнув ближе к Серому, пожимает ему руку. И в момент, когда за Матвиенко закрывается дверь, Антон судорожно ищет по всему своему телу испарившуюся мужественность, пока его новый знакомый, поправив на себе излишне сексуальную чёрную рубашку, подмигивает, вовсе лишая впечатлительного парня дара речи одним: — Расслабься и будь послушным мальчиком, — после чего хищно облизывается. — Чё? — выгибает бровь Антон, но получает взамен хлёсткое:  — Чё-чё. Говорю, грустной попкой весело не пукнешь. И с этим явно спорить бесполезно.

***

Антон, конечно, давно мечтал наконец заткнуть свою жопу чем-то интересным, но он никак не рассчитывал, что вселенная как обычно поймёт его неправильно и вонзит прям меж округлых булок здоровую такую черноволосую занозу, в масштабах соизмеримых с мечом Короля Артура, что вытащить из неё не сможет даже сам Господь Бог. Арсений разве что свой член ему в руку не вкладывает пока объясняет порядок готовки и полезной эргономики всего рабочего пространства, между строк ссыпая ебанутые комментарии из серии «разложи здесь батоны, пока вот здесь я не разложил Антона», он ебет мозг правилами обслуживания посетителей, томно всматриваясь в бордовое от смущения бешенства лицо своего, на секунду, начальника, предлагая показать КАК вообще тот умеет ОбСлУжИвАтЬ. И даже несмотря на реально дельные советы, у Антона откровенно рвётся шаблон по тому, как к нему сально, грязно и, что греха таить, оригинально подкатывает мужчина, что на его веку не происходило никогда. Обычно это ухаживания, комплименты в обе стороны или же банальные дружеские посиделки в баре, перетекающие сами собой в горизонтальную плоскость. Однако, самое дикое, что рождает в Антоне вся эта пошлая суета — нездоровое желание поддаться и посмотреть, только ли на словах Арсений Лев Толстой, или же он просто насмехается над увиденной в первые пару минут знакомства картиной. Ведь мужик — Попов — внешне охуеть в каком вкусе Шастуна. Антон, если честно, сам от себя в шоке — слишком много ебанутых граней осветил для него в нём самом сегодняшний день. Потому, на общем тараканьем голосовании в забитой рабочей информацией голове единогласно принимается решение пустить всё на самотёк и проверить, издевается ли Арсений, или он на самом деле выдвигает свою кандидатуру на место в кровати своего босса. И на больную удачу Антона Арсений не отступает. Он крутится вокруг Шастуна день, второй, третий, к концу недели даже СлУчАйНо наваливается на парня сзади в ублюдском оправдании «ой, качнуло», не упуская возможности на его ахиревающее выражение лица пожать плечами фразой «у меня стояк такой, что к нему текут рекой». Почему, зачем и какого хуя — Антон ответы не получает, но перезвон яиц коуча слышит даже закрывая вечером за ним дверь в трак. Последней попыткой выяснить хоть что-то дельное Антон находит внезапный совместный перекур, на котором порядком одуревший от такого внимания Антон без каких-либо вводных рычит Арсению прямо в его идеальное казановье лицо: — Я не гей! — А-а-а, — неискренне, совершенно неверяще тянет Арс, выпуская тяжёлый смог из лёгких, следом пожимая плечами. — А я би. Легче от этого знания не становится, и Антон продолжает плеваться ядом, наигранно морщась: — Это ты типа не определился? — Это я типа в здравом уме могу оценить красоту и сексуальность человека, не циклясь на том, что у него между ног. Арсений совершенно расслаблен и ему заметно похуй на взведенного начальника, словно он даже не понимает, в чём его проблема. Если у Арсения шизофрения, то личность за пределами замкнутого пространства очевидно не в курсе той, что раздевает Антона хищным гейским взглядом из раза в раз оплетая его непорочного намеками вступить в клуб дырожопых прямо здесь и сейчас. — И поэтому ты ко мне клеишься? — цедит Антон, максимально пугающе нависая своим огромным ростом над не таким уж и маленьким мужчиной. — Если тебе всё равно кого ебать, я здесь причём? — Ну как же, — равнодушно встречает взгляд Антона Попов, склоняя голову к плечу, — у тебя же даже на лбу строчка из довольно известной песни написана. — Какая ещё, блять, строчка? Арсений выдерживает игривую паузу, вновь становясь собой, и ухмыляется развязно, одним броском откидывая бычок в урну: — Тебе явно не хватает крепкого плеча и кого-нибудь с огромным хуем.

***

Жалоба Матвиенко на его пиздодельного коуча залетает на ура — угроза о расторжении договора на оказание услуг с последующей потерей круглой суммы не заставляет себя долго ждать, опуская на землю все игрища Арсения, и сводя все выпады в сторону Антона в абсолютный ноль по Фаренгейту. Попов становится учтивым, серьезным и максимально сдержанным во всех высказываниях, начиная бесить Антона теперь уже этим. Какого, спрашивается, хера исчезают даже случайные прикосновения, разговоры ограничиваются дежурным производственным трёпом, а внимание, которым тайком упивался парень, теперь направляется на шлюху из конкурирующей закусочной через дорогу? Но Антон вообще-то не сталкерит, нет. Он просто подаёт очередной бургер уставшему строителю в пыльной робе и краем глаза замечает как Арсений, отбежавший покурить, дымит в компании длинноногой курвы, а потом ещё обедать уебывает к ней же, перемазывая рубашку их ни разу не вкусным соусом, склеивающим грубые суставчатые пальцы даже после трёх попыток вымыть руки. Которые лучше бы тот перемазал в чем-то более жидком и белёсом. Наблюдать за гетеро-шоу нет никакого желания, но Антон зачем-то продолжает даже посматривать вечером, не подсаживается ли кто в арсову тачку, и не раскачивается ли та, пока водитель «якобы» прогревает двигатель. Но к облегчению Шастуна ничего из его ревнивых фантазий так и не осуществляется. Самостоятельно провоцировать мужчину на возобновление манипуляций с ориентацией Антона тот начинает только спустя еще одну пустую неделю, обещающую ему мозоли на руках и вибраторе, когда сил скрывать что-либо не остаётся, а гордости признать поражение слишком дохуя. В ход идут самые узкие джинсы, самые открытые футболки, прозрачные рубашки и даже наклоны на прямых ногах за упавшим огурцом, что так многообещающе смотрится в изящных тонких пальцах. Да только кроме тяжелеющего дыхания и расширяющихся угольных зрачков Антон не получает ни хуя. — Серёга, сделай Арсению предупреждение! — без приветствия выпаливает в трубку Антон, стоит только уставшему «да» прозвучать в динамике, — Он в край охуел! — Он опять тебя домогается? — удивлённо вопрошает друг, очевидно напрягаясь, — я ведь предупреждал уже. — Хуже! Он водит шашни с конкурентами! — Так, стоп, — резко обрывает Антона друг. Его и без того обычно твёрдый бас опасно искрится прямо в оттопыренное ухо, — С кем? И Антон истерично пищит на одном дыхании: — С шаурмешной напротив! Он часами с их официанткой лобызается, это ни в какие ворота! Он сидит жопой на только что убранной столешнице, прижимаясь носом к нагретому за день солнцем стеклу, и неотрывно пялится на гаснущие огни во вражеском стане. Весь тот персонал разбежался ещё с час назад, как и Арсений с Макаром, что заполнив какие-то сметы скинутые в папке на диван «до завтра», шустро вклинились в поток уставших работяг, оставляя начальника в одиночку отмывать от любимых брюк случайно попавший на них кетчуп. «На свидание щас поеду» — сквозь зубы только и бросает Антон, на уточнение Ильи, почему он не может доехать прям так до дома. Не признаваться же, что их большой босс катается исключительно на маршрутках, куда уж совсем позорно являться в засранном шмотье. В конце концов он ведь так воспитан. Да и красноречивый синий взгляд исподлобья только добавляет Антону плюсов к правильно подобранному вранью. Хотя… — Подожди. У нас заметно выросла выручка… какая связь? В чем проблема? — тем временем все ещё теряется Серёга, стараясь сохранить рассудок холодным, пока Шастун не унимается: — Он должен со мной работать не выходя из трака, а он там! С ней! — А он с тобой разве не работает? — Работает, — отфыркивается Антон, разве что ножкой не топая — ну какого хера Серёга с ходу не сечет за проблему? — Но курит и обедает там! А сейчас ещё и домой её повёз! Но вместо ожидаемой поддержки, Матвиенко очень тяжело вздыхает: — Ты сейчас себя сам слышишь? — Да что?! — Братан, ты определись уже, ты не хочешь с ним ебаться или хочешь? — В ответную начинает беситься друг, — че за сцены ревности, какое они отношение к бизнесу имеют? — Но он… он… — теряется Шастун, промаргиваясь и переводя потерянный взгляд уже на пустующее парковочное место, обычно занятое чёрной бэхой. В чем проблема встать на сторону друга, тем более в общем деле? Но Серёга по-своему как раз так и делает: — Антон, ты, блять, уже взрослый мужик, ну в самом деле. Не приплетай меня в свои гейские разборки. Если так сильно бесит эта баба, ну возьми его за хуй сам, и пиздуйте в закат. — Но… — Он достал через эту твою «шлюху» важную для нас информацию, с которой, если бы ты не был занят дрочкой на него же, ознакомился бы ещё вчера. И, опережая твой вопрос, он узнал про все их акции, какие в районе и по каким дням проводятся мероприятия, куда вообще нам нужно вписаться и, главное, через кого. Он отличный специалист, и, если что, я не стану возражать, когда он станет ещё и твоим ёбырем. Так что, пока он не перешёл на изучение нижнего белья той официантки, советую тебе хотя бы с ним поговорить. Звонок обрывается раньше, чем Антон успевает ответить на прощальное «господи и это мой лучший друг», но зато Антон теперь уверен — если у его фуд-трака теперь нет конкурентов, то и у него самого их больше не останется.

***

Антон сам не понимает, чего именно он добивается, — восхищения? стояка? или вызова санитаров? Наверное, больше руки и сердца, хоть и на краю своего туманного сознания переживает, как бы Попов от увиденного не ебанулся бы в обморок. Ну а что, мужчина не молодой, да и Антон сегодня просто сногсшибателен. От предвкушения всего представления беспрерывно покалывает подушечки пальцев, вынуждая то и дело поправлять на себе иркину юбку. Которая, в свою очередь, сидит на Антоне просто отменно. Застегнутая на самой талии (в силу высокого роста парня) юбочка едва прикрывает оголенные ажурными белыми танго упругие полужопия, при этом позволяя в полную силу наслаждаться видом на кружевную резинку чёрных сетчатых чулок. Но никто из окружающих фудтрак клиентов совсем не подозревает о подобной шалости — несмотря на абсолютно развязный проститутский низ, на груди Антона все ещё обычная белая футболка, не позволяющая никому даже попытаться заподозрить что-то неладное, хотя и на счёт неё у Антона изначально были не совсем здоровые мысли. Женская блузка пусть и не застегнулась на груди до конца, но пикантности образу добавила будь здоров, однако, взвесив все за и против, Антон все же решил отложить её до лучших времён, читай, до окончательного спермотоксикоза. Хотя, сказать что сейчас не самый его пик, не сказать ничего — сам факт, что накануне вечером Антон, кусая губы, покупал в женском отделе ЖЕНСКИЕ трусы, скомкано объясняя живописному ебалу консультанта, что «это для подруги и бедра у неё как у меня», уже говорило о конечной стадии крытости. И это при учёте, что Антон даже подобному порно никогда не отдавал предпочтения. Но, как говорится, всё бывает в первый раз. Как у Антона, так и у зардевшейся девчонки-продавца, что зачем-то предложила купить «для подруги» ещё и чулки по акции. Чулки на ноги, тоже как у Антона. И если по изначальному плану Антон хотел надеть трусики просто под тонкие белые брюки, то глядя на себя в чулках поверх побритых ног понял, что если Арсений ебнутый, то и добиваться его нужно тоже не самым стандартным способом. Приехав на работу с самого сранья и облачившись в свой потрясающий по всем меркам наряд, Антон, удостоверившись, что ни Серёги, ни Макара не будет до самого вечера, запирает изнутри трак и, занавесив все окна кроме окошка для заказов, принимается всем существом ждать появления той самой машины на её законном месте. Он размусоливает в голове все возможные ситуации, как Арсений не приезжает вообще, приезжает один или выходит из тачки вместе с официанткой шаурмешной, и думает, что даже если Попов прям на парковке встанет на колено перед девушкой с кольцом, Антон от своей затеи уже ни за что не откажется, наоборот, изо всех сил покажет этому кобелю, что он теряет. Коуч появляется на горизонте строго по часам к самому открытию, неторопливо вываливаясь из идеально намытой бэхи. Яркое утреннее солнце слепит мужчину даже через затемнённые очки, вынуждая повернуться к рассвету спиной, пока тот, выпуская еле заметные для Антона клубы дыма, курит последние свободные минуты перед очередным сумасшедшим днём. Антон же, закусив хитрую ухмылку, проворачивает ключ в двери, открывая её. Он модельной поступью возвращается к рабочему месту, распахивает окошко и, втянув прохладный летний воздух, щурится, создавая максимально занятой вид. Он высматривает первого посетителя, в волнительном томлении вновь бросая взгляд за спину на зеркало и, мазнув хитринкой по своим шикарно блядским ногам, совсем уже едет черешней: он опирается локтями о столешницу, чуть выгибает спину и, слегка подтянув повыше юбку, откляченной жопой демонстрирует себе же своё игриво выглядывающее белье, запоминая ракурс. — Здравствуй, Антон, — добродушно гнусавит пожилой мужчина, протягивая наличку в окошко, и Антон мгновенно переключается, приветливо улыбаясь постоянному клиенту. — Привет, дядь Паш. Вам как обычно? — уточняет он у строителя и тот, кивнув, добавляет: — Только налей мне чаю погорячее, замёрз сегодня как собака. Антон послушно кивает и прикрывает окошко, скрываясь в фургоне. Он создаёт максимально увлечённый вид, тщательно, словно по линейке, раскладывает начинку на свежие бургерные булочки и наконец-то слышит щелчок замка за спиной. Тишина затягивается, и Антон, сломленный интересом, наконец бросает острый взгляд через плечо — Попов в оцепенении медленно стягивает с носа очки и неотрывно облизывает синими глазами стройные ноги, бёдра, ярко очерченную широким поясом талию, видимо напрочь забывая о том, для чего вообще пришёл сегодня, пока Антон победно ликует — трофейные яйца Арсения вновь возвращаются на невидимую полочку его наград. — Привет, — как ни в чем ни бывало здоровается Антон, — как доехал сегодня? Без пробок? Арсений, кажется, совсем не слышит вопроса. Он все ещё каменным изваянием как атлант подпирает потолок фургона и лишь кивает как-то невпопад, роняя мимо диванчика очки и сумку. Затем, не оборачиваясь, он тянет руку за спину и проворачивает ключ в замке, закрывая их. Этому действию Антон не придаёт никакого значения, поскольку это вполне стандартная их практика, чтобы никакие пьянчуги все с той же соседней стройки не додумались завалиться к ним. — Ты решил обновить форму? — наконец подаёт голос Арсений, медленно прохаживаясь по салону и зачем-то осматриваясь. Антон же оборачивается наконец всем телом и, оперевшись о столешницу поясницей, смотрит на мужчину с вызовом: — Ага, — красуется, виляя бёдрами, — нравится? Мужчина молчит, внимательно следя за колышущимся подолом юбки, и сглатывает загустевшую слюну. А Антон играет, всем своим видом нарываясь сам не понимая на что: он берет со стола бумажную тарелку с бургером и шагает вплотную к Арсу, вынуждая того попятиться назад. Антон не глядя пихает тару в микроволновку над идеально уложенной прической Попова и наклоняется к его уху, томно выдыхая: — Что такое? Язык в шаурме застрял? Если до этого Арсений до набухшей на лбу вены пытался понять, какого хрена здесь происходит, то по ревнивой язвительности парня проясняется мгновенно. — Так вот оно что, — усмехается, наконец отпуская на волю свою сокрытую личину, — хочешь быть моей единственной сучкой? Антон же, вопреки своим охуевающим от жизни тараканам, заводится. Он кладёт ладонь на заметно потвердевший пах мужчины и сдавливает его, все так же на ухо рыча: — Смотри, как бы ты сам не стал моей сучкой. Но прежде чем Арсений успевает среагировать, Антон уже подхватывает нагретую провизию и, развернувшись на месте, возвращается назад к окошку, протягивая заказ клиенту. Он что-то мило лепечет в ответ разговорчивому мужичку и не спешит прервать эту беседу. Наоборот, поддерживает ее, помешивая для строителя чай. Он тянет готовый напиток в руки голодного дядь Паши, уточняет, придёт ли тот на обед, и, зная, что Арсений все ещё смотрит, наконец применяет ту самую заготовленную позу, слегка расставляя ножки, приподнимаясь на носках белых кед и выгибая спину. А затем все предугаданные сценарии развития событий Арсений перечеркивает своей тяжелой сильной рукой ровно как и ранее весь их бизнес план, перестраивая их на своё усмотрение: горячие широкие ладони по-хозяйски сминают нежные ягодицы, а юркий острый язык мокро лижет кружево по серединному шву. Дрожь раскатистым мужским урчанием прошивает все тело Антона, вынуждая навалиться на столик и сжать губы зубами, запрещая себе стонать. — Ты в порядке? — взволнованно уточняет дядя Паша, замечая резкие изменения в угловатом лице. — Да, я… я ногой о табуретку ударился, — хрипит Антон, стараясь еле заметно двинуть бёдрами и насадиться на пробравшийся к анусу язык, — больно. Строитель жалостливо качает головой: — Ты аккуратнее давай, а то знаешь, мой старший так однажды палец на ноге сломал, а это все тот же гипс на целую ногу и две недели больняка. А тебе-то нельзя, как мы без тебя тут будем? Но Антону искренне поебать. У него в заднице длинный палец нащупывает простату, а высвобожденный из тонких трусиков член скользит меж тонких губ, выливая в горячий рот вязкий предэякулят. Арсений, скотина, до чертиков нежен: не тянет вниз чужой член, а сам пролазит между ног Антона вперёд и, откинувшись спиной о шкафчик их импровизированной кухни, осторожно ласкает его, пропуская на язык только головку. Но даже этого Антону хватает, чтобы с усилием держаться на ногах. В животе кусучее пламя поднимает температуру всего тела, разгоняя сердце до бешенных звонких конвульсий, пока глаза, занавешенные пеленой, не могут сфокусироваться на одной точке. Третий палец ныряет в дырку параллельно скользящей по столешнице руке, рвущей изнутри стриженными ногтями чёрные резиновые перчатки. — Ты что-то новое сегодня добавил в бургер? — причмокивает строитель в унисон Арсению под ногами, — как будто вкус такой, знаешь, яркий стал. Антон согласен. Вот прямо сейчас на собственном языке, перемежаясь с невыпущенными стонами, каждая буква, отличная от «а», «р» и «с» выглядит пиздец как необычно и ярко. — Вчера новый соус привезли, — выдавливает из себя улыбку Антон, — хотите, я вам за счёт нашего заведения ещё и бутерброд новый сделаю? Какой бутерброд обещает клиенту Антон — он сам в душе не ебет. Ему просто нужен хоть какой-то предлог, чтобы прямо сейчас закрыть окошко и нормально кончить, не отвлекаясь и не стыдясь быть услышанным. Дядя Паша тем временем заинтересовано кивает — ещё бы, блять. Кто бы в здравом уме вообще стал отказываться от халявы. — А давай, — улыбается он, — удиви меня. Антон с облегчением ныряет назад в фургон, захлопывая окно, и, соскочив с пальцев Попова, дёргается в слепую зону, прикрываясь юбкой. Он с напускной злобой прожигает на разгоряченном, облизывающим собственные пальцы, мужчине дырень, соизмеримую со своим растянутым сфинктером, и цедит сквозь зубы: — Какого черта ты устроил? — А ты? — поднимается на ноги Арсений, шагая вплотную к парню, — разве не этого ты добивался таким своим видом? — Но не на людях же! — отфыркивается Антон, всем своим видом показывая недовольство. Однако, кроме недовольства незаконченным процессом, Арсений, кажется, не улавливает ничего. — А так зато интереснее. Попов больше не даёт вставить и слова, он вновь просовывает руки под юбку, обхватывая контрастно прохладные от пота бёдра, и, приподняв Антона, усаживает его на стол, вставая между его ног, вплотную прижимаясь грубой, топорщащейся от крепкого стояка джинсой к нежной коже члена. Антон шумно выдыхает, но сам не сдерживает себя больше, обвивая худыми руками мужские крепкие плечи, и тянет к себе, настойчиво целуя припухшие губы. И он стонет. Пропускает вибрирующее высокое мычание на протяжном выдохе, притираясь ближе, желая врасти, вплавиться, вмешаться до диффузного соединения каждой поверхностной молекулы. Арсений рычит, проталкивая язык в глотку, терзает пухлые губы и скользит жадными ладонями по ноге, продевая пальцы в прорези сетчатых чулок. Он вжимается пахом так крепко, что Антон по-девчачьи пищит от боли зажатой эрекции, но этим лишь подстегивает мужчину. — Дай мне… дай мне закончить с клиентами, — тяжело шепчет Шастун, пропуская между худощавых пальцев чёрные локоны, пока острые клыки уже царапают кадык. Но Арсу откровенно поебать на весь этот уличный бизнес. Он страстно облизывает тонкую бледную шею и, кажется, не слышит даже настойчивого стука в стёклышко окна-выдачи заказов, пока Антон, не взяв себя в руки, с силой отпихивает от себя любовника. Он судорожно поправляет на себе футболку и, опустившись на ватные ноги, наскоро соображает какой-то обещанный клиенту бутерброд, спешно открывая мини-форточку и вручая заказ. — Вот, дядь Паш, — осоловелым взглядом скользит по голодному мужичку Антон, — как обещал, за счёт заведения. — Вот это подгон, вот это спасибо, Антох, — выхватывает заказ дядя Паша. — Ну, я побежал, в обед буду как штык с отзывом на твой шедевр. Антон только быстро-быстро кивает, стараясь скорее завершить разговор и вернуться к Арсению как… к его маленькому фуд-траку подваливает ещё три покупателя. Он мысленно чертыхается, пытаясь придумать хоть какую-то отговорку, чтобы закрыться на технический перерыв, да только любовно осматривающий свой свёрток дядя Паша демонстрирует своим коллегам явную работоспособность закусочной. — Нам чаю и четыре с говядиной, — басит рослый мужик, протягивая Антону смятый бумажный ком. — И пирожок с картошкой. Деваться, блять, некуда и Антон, послушно кивнув, вручает посетителю чек. Он не захлопывает окошко и, игнорируя бешеного коуча, начинает собирать заказ. Поочерёдно подаёт бургеры, и, зависнув на каком-то уточняющем вопросе о составе котлеты, неожиданно дёргается — под самую юбку, сдвинув намокшие от смеси слюны и смазки трусики, тычется толстый вздыбленный член. По хребту ползут крупные сладкие мурашки, пока столь же сладкий спазм окутывает распираемые изнутри стенки ануса. Антону бы взвыть от наслаждения, откинуться назад в чужие руки, но все что он может делать — это растягивая буквы перечислять виды мяса в руках у внимательных потребителей. Мысль, что трак довольно высокий, чтобы людям на улице было видно хоть что-то за его спиной, не помогает азартному пошлому «они всё знают». Шанс быть пойманным, обнаруженным, раскрытым возбуждает сильнее большого ствола медленно, с еле заметными толчками скользящего вдоль простаты. Попов охуел, и это не вопрос. Но то, как его руки внахлест удерживают поясницу, как большие пальцы скользят по ямкам Венеры, как хриплые полу-вздохи наполняют пространство за спиной, перекрывает всё недовольства Шастуна. Когда последний стакан с чаем из дрожащей руки опускается в натруженную ладонь заказчика, а самого Антона за бёдра настойчиво тянут вглубь салона, парень наконец скомкано выпаливает что-то про перерыв для принятия поставки и захлопывает окно. Как его опрокидывают на диван, в какой момент оба остаются без футболок, а Арсений ещё и без штанов — Антон если честно не помнит. Помнит только наконец полностью вогнанный в него член, грубыми рывками впечатывающий его самого в скрипучую софу, помнит жаркое тяжелое тело между ног и сладкие губы, гуляющие по всему его лицу и, периодически, соскам. Арсений мнет в кулаке ткань шотландки и на каждой фрикции дергает на себя, чтобы еще глубже, до самой диафрагмы и без того задыхающегося звонкими стонами Антона. Мужчина игнорирует дергающийся член Антона ровно как и сам парень, что хватаясь в агонии экстаза то за обивку скрипучего дивана, то за Арсения, оставляет на плечах и широкой спине Попова красную сетку скользящих ногтей, повторяя очертания переплетений сползающих с худых бёдер чулок. Чавкающие пошлые хлюпы в заднице и ритмичные шлепки подбрасывают в глаза обоих чёрные угли, лишь сильнее обнажая голодный огонь страсти. Антон кончает так ни разу и не прикоснувшись к себе, обильно заливая плотную ткань юбки, до закатывающихся глаз сломленный оргазменной дрожью, пока Арсений грязно заливает его задницу собственной спермой и прижимает к своим потным бокам сотрясающиеся в экстазе антоновы колени. — Пиздец ты, — сорванным голосом резюмирует Антон, — пиздец. — Ты сам на это… напросился… — с одышкой пыхтит мужчина, придавливая своим телом парня, — я вообще сначала… подумал, что это проверка. — Чё? — Ну знаешь… ты же жаловался на харассмент Серёге, вот я и подумал. Что ты типа… на камеру щас снимешь мои подкаты и всё. Минус моя лицензия, здравствуй суд. Антон же вообще не сращивает логику изречений, пытаясь понять, не дал ли он часом умственно-отсталому: — Ты арёшь? Я две недели почти ноги перед тобой раздвигал, пока ты к своей пизде через дорогу носился. — А слабо было поговорить? На свидание меня позвать в конце концов. — Ты ж у нас расхититель сердец, ты и зови, — дует губы Антон, пока Арсений ярко усмехается и тянется ближе: — Тогда, может составишь мне компанию сегодня за ужином? Антон же только недовольно фырчит, утягивая Попова в ленивый поцелуй. И да, теперь он уверен, что даже на первый взгляд извращенное чудовище может стать неебовым таким принцем, а жизнь вполне себе удачной сказкой.