***
Все случилось три года назад. Никто так и не узнал точно, откуда взялся вирус. Кто говорил — из Китая, кто — из Сибири, а некоторые считали, что прямиком из лабораторий Сеула. Что было известно абсолютно точно, так это то, что за пару месяцев вымерло почти восемьдесят процентов населения Земли. Пандемия подкралась незаметно, притворившись простудой с банальнейшими начальными симптомами в виде насморка, температуры, ломоты в теле. Вот только от такой на первый взгляд безобидной болезни даже самые здоровые и сильные люди умирали за три-четыре дня. Но, когда все поняли, что это мировая катастрофа, было уже поздно. Вирус распространился молниеносно и не поддавался ни одному имевшемуся в распоряжении человечества лечению. Защититься от него оказалось практически невозможно, и очень скоро о создании вакцины можно было забыть, потому что большинство ученых умерли, даже не успев начать толком свои разработки. Однако выжившие все же были — редкие счастливчики, сумевшие излечиться и сформировать стопроцентный иммунитет к болезни. Ходили еще слухи, что на островной Японии удалось создать безопасное место для избранных, куда вирус проникнуть не мог. Туда, опять же по слухам, перебралась правящая верхушка и все, у кого было достаточно денег, чтобы такое себе позволить. Остальной же мир, предоставленный сам себе, погрузился в хаос. Чонхо заразился сразу после того, как было объявлено чрезвычайное положение, и уже попрощался с жизнью, но, после тяжелейшей лихорадки к собственному удивлению очнулся совершенно здоровым. Он с ужасом наблюдал горы трупов возле больниц, которые не успевали убирать, и людей, умоляющих о помощи или падающих замертво прямо на улицах. Скоро перестал работать интернет и телевещание, связь с остальным миром оборвалась. Города практически опустели, а такие же выжившие, как Чонхо, сбились в банды, чтобы установить новые порядки. Почти полгода ему удавалось выживать незаметно и в одиночку. Передвигаться короткими перебежками, ни с кем не встречаться, выходить как можно реже, чтобы пополнить запасы еды и питьевой воды. Но однажды его все же поймали. Какие-то отморозки в масках и со стальными трубами зажали его в переулке, заявив, что он взял себе еду на их территории. Первый удар трубой по спине оглушил его, но он не успел почувствовать боли, потому что второй пришелся в висок, и Чонхо вырубило. Но перед этим ему показалось, что он услышал звук выстрелов. Очнулся он от дикой головной боли и тряски. Расфокусированным взглядом рассмотрел четыре силуэта, которые несли его куда-то на импровизированных носилках. Чонхо застонал — что эти ублюдки еще собираются с ним делать? Однако, присмотревшись получше, он понял, что эти парни были без масок, да и одеты вроде по-другому. — Куда вы меня несете? — спросил Чонхо держась за голову. — Смотри-ка, очнулся, — парень со стянутыми в хвост на макушке волосами и повязанной на лоб банданой усмехнулся. — Живучий засранец. — Вы кто? — Чонхо попытался приподняться. — Друзья, — бросил другой, шедший впереди рядом с первым заговорившим. — Мы отведем тебя в безопасное место. — Я никуда с вами не пойду. Мне нужно обратно. Я прекрасно жил один, и дальше собираюсь. Отвечавший резко остановился и все разом опустили носилки. Чонхо больно ударился спиной об асфальт. Мужчина — видимо, он был у них главным, обернулся. Чонхо увидел у него на лице большой, уродливый шрам, протянувшийся от лба через щеку и ниже. Левый уголок рта из-за этого был у него опущен, что придавало и без того хмурому выражению устрашающий вид. Он подошел и навис над Чонхо. — Если ты еще не понял, один ты тут долго не протянешь. Тот, кто один — слаб, а запасы еды не бесконечные, и парни вроде тех, что дали тебе трубой по голове, с радостью избавятся от лишних претендентов на ресурсы. Так что, если хочешь подохнуть за банку консервированной фасоли или бутылку воды, то я мешать не стану. Или, — мужчина присел на корточки, — можешь пойти с нами. Будешь приносить пользу, и мы поладим. Ну, что выбираешь? Чонхо сел, превозмогая боль во всем теле. Голова все еще немного кружилась. — Почему вы мне помогаете? — Чем больше человек в банде, тем лучше, — ответил парень в бандане. — А те придурки вообще меня бесят. Так что за возможность подпалить их задницы тебе уже плюс в карму. И, если ты согласен, может пойдем уже? Мы конечно неуязвимые, но все-таки неохота тут по темноте ошиваться. Думать долго Чонхо не пришлось — в отчаянные времена упускать такую удачу было бы полнейшим идиотизмом. — Я — Уён, — представился парень в бандане. — Господин шрам — наш капитан Сонхва. А это Сан и Ёсан. Ёсан правда неразговорчивый, но это ничего. — Ты один за всех болтаешь, — усмехнулся Сонхва, а Ёсан только смерил Уёна хмурым взглядом. — Ну, а ты? — Чонхо. — Вот и отлично, — подал голос до этого молчавший Сан. — Теперь у нас великолепная пятерка.***
Эхо от выстрела еще не успело утихнуть, а Чонхо уже прислушивался, с замиранием сердца ожидая, что сейчас раздастся оглушительный вой, и десяток тварей кинутся сюда, чтобы порвать их с незадачливым незнакомцем в клочья. Но секунды шли, и вокруг не раздавалось ни звука. Слава вселенной, видимо, пёс и правда был один. Чонхо вышел из своего укрытия и направился к поваленному столбу, за которым прятался спасенный парень. — Все в порядке, можешь вылезать, — крикнул он, на всякий случай не опуская дробовик — пусть незнакомец и выглядел недотепой, доверять в этом мире нельзя было никому. Тот медленно поднялся, ухватившись за неровную бетонную поверхность, и с ужасом уставился на мертвое чудовище с еще дымящейся раной в груди. — Это… Что это за тварь? — с трудом выговорил он. Чонхо нахмурился. Псы появились здесь почти сразу после того, как страна пришла в упадок, поэтому вопрос незнакомца показался ему минимум странным. — Пёс, который сожрал бы тебя, если бы я тебя не спас, — ответил он наконец. — Скажи еще, что не знал про таких. — Не знал, — парень повернулся и уставился на Чонхо удивленным и каким-то наивным взглядом. — Никогда таких не видел. У нас таких не было. — У вас? Ты что, не отсюда? — Нет, мы с побережья, с юга. Ехали сюда. У нас был большой отряд, двенадцать человек, — голос незнакомца стал тише. — У нас говорили, что в Сеуле есть специальная зона для имунных. Убежище, где собирают выживших, помогают им. Пытаются наладить жизнь города. Чонхо только печально усмехнулся. Он таких историй наслушался сполна. Люди стремились сюда, в столицу, в надежде, что все станет как раньше, но большинство не выживали тут дольше пары дней. Жестокие сеульские головорезы не жалели никого, а псы довершали дело. Тут действовал лишь один закон: сражайся или умри. — А остальные? — спросил Чонхо, хотя уже знал ответ. — Ты сказал про отряд. — На въезде в город налетели на растяжку. Грузовик взорвался. Выжил только я. Чонхо внимательно присмотрелся к парню и только теперь понял, что тот намного младше, чем изначально казался. Худющий, руки и ноги длинные, как палки. Широкие скулы, острый нос. — Зовут тебя как? — со вздохом спросил Чонхо. — Минги. — А лет сколько? — Двадцать, — ответил Минги, но голос его предательски дрогнул. Чонхо недоверчиво поднял брови. — Восемнадцать, — назвал Минги цифру уже явно более похожую на правду, но по глазам Чонхо все равно догадался — врет. Он ненавязчиво качнул дробовиком. — Семнадцать, — признался наконец Минги и опустил глаза, болезненно поморщившись. И только сейчас Чонхо заметил, что стоит он нетвердо и одной рукой все время держится за бок, словно прикрывая его. Он поудобней перехватился за столб, на который все это время опирался, и Чонхо увидел, что на бетоне остался темный отпечаток. Кровь. Просто отлично. Совсем мальчишка, да еще и раненый. Поняв, что Чонхо заметил, Минги испуганно попятился. Видимо понял инстинктивно, что слабость показывать нельзя. — Что с тобой? — спросил Чонхо, делая шаг к нему. Минги еще немного отошел. — Я в порядке, — он пытался говорить уверенно, но без опоры его водило из стороны в сторону, и Чонхо понял, что он вот-вот рухнет. Он одним прыжком перемахнул через разделявший их столб и велел: — Покажи, — прочитав ужас в глазах парнишки, добавил, — эй, я тебе вообще-то жизнь спас, — и повторил, — покажи. Минги отодвинул край куртки, которая была накинута поверх черной футболки. Рана была ужасная — рваные края, кровь сочится не переставая. В полумраке Чонхо не мог разглядеть, насколько глубокая, но видно было — дело дрянь. — Когда машина взорвалась, меня выкинуло из кузова, а там листы железа. Приземлился прямо на угол, — объяснил Минги, а потом спросил: — Ты меня убьешь, да? Чонхо только цыкнул. Убивать конечно не стал бы — сам умрет. Или убьют какие-нибудь отморозки. Или псы сожрут. А вот бросить и пойти дальше свои путем было бы логично. На черта ему этот парнишка, истекающий кровью? Псы ее за километр чуют. Да он просто ходячая приманка. Как только он досюда вообще добрался один, да еще с такой дырой в животе? Наверное, всех псов привлекли свежие трупы его бывших товарищей, а он в это время успел проскочить. Повезло, не иначе. Хотя, везением это назвать сложно. Лучше бы он там подорвался вместе со своими. Все равно так и так подохнет ни за что. Если конечно Чонхо ему не поможет. Ему же Сонхва помог. Но это было другое, мысленно убеждал себя Чонхо. Их было четверо, да еще и с оружием. А у Чонхо что? Дробовик с тремя патронами и пистолет с пустым магазином (из-за них Чонхо и покинул свое убежище, но найти патроны становилось все сложнее). Если на них кто-то нападет, они даже пикнуть не успеют. «Не должен я ему, ничего не должен. Тут речь о выживании. Всех не спасти», — твердил про себя Чонхо, глядя на Минги. А тот стоял весь такой беспомощный: руки в синяках и царапинах, в боку рана. Один в незнакомом месте, все из его отряда мертвы, неизвестное чудовище напало, а ему всего семнадцать — ребенок, по сути. Чонхо вспомнил, как Сонхва рассказывал про старшего сына — ему ведь тоже семнадцать было… Чуть не застонав от досады Чонхо понял: не уйдет, не бросит. Не сможет. Совесть не позволит и все те обещания, что давал капитану перед смертью. Сняв с плеч рюкзак, Чонхо достал широкую полосу относительно чистой ткани и полиэтиленовую пленку. Минги молча наблюдал. — Снимай куртку, — скомандовал Чонхо. Минги послушно скинул вещь на пол. — А теперь вдохни поглубже, будет очень больно. Чонхо туго перемотал талию Минги и завязал на спине, когда понял, что тот оседает у него в руках. — Эй, не отключайся! Не отключайся… Черт! Чонхо острожно прислонил его к столбу и поверх ткани, на которой уже начала проступать кровь, обмотал Минги пленкой. Потом достал из рюкзака бутылку со спиртом и поднес ему к носу. Похлопал по щекам. Минги медленно открыл глаза. — Я в порядке, — прошептал он и слабо кивнул на бутылку, — это зачем? — Чтобы запах отбить, — Чонхо решительно плеснул на куртку Минги и на пленку, обмотанную вокруг раны. — А теперь ты должен встать. Надо уходить отсюда. Чонхо покидал в рюкзак оставшиеся вещи и помог Минги подняться. Тот практически висел на нем. — Давай, пойдем. Они медленно двинулись к выходу. — Ты ведь понял уже, что никакой особой зоны тут нет? — спросил Чонхо, чтобы убедиться, что его спутник снова не теряет сознание. — Догадался, пока железо из живота доставал, — тяжело дыша проговорил Минги, а спустя несколько мучительных вдохов, добавил: — Почему тогда ты мне помогаешь? Действительно, почему?***
Для среднестатистической банды пять человек было очень даже не плохо. Огневая мощь их исчислялась дробовиком дедушки Сана, двумя пистолетами, найденными в брошенных полицейских машинах, и какой-то навороченной винтовкой, которую вместе с патронами выменял у другой группировки Уён, который мог уболтать даже мертвого. Основателем считался тоже он, вместе с Саном, конечно, потому что им сказочно повезло — они были друзьями еще до пандемии, и оба оказались имунны. Друзья или нет — Чонхо не знал точно, ибо эти двое друг от друга не отходили, а на плечах у них были одинаковые татуировки с надписью: «Я не один и никогда не буду». Но ему было все равно, парни они были просто отличные. Уён травил смешные шутки и мог сварганить приличную еду даже из осточертевших уже консервов, а Сан, успевший два года отучиться в медицинском, был незаменим в обработке всевозможных ран. Капитана тоже он зашивал, после того, как они отбили Сонхва от двоих мужиков с арматурой. Когда они увидели дробовик, желания выяснять отношения у них поубавилось, и они быстренько свалили, бросив жертву с развороченным лицом. — Если этот пиздец когда-нибудь закончится, пойду в пластические хирурги, — часто повторял Сан, когда речь заходила о шраме капитана, и все смеялись. Сорокалетний Сонхва потерял в пандемию обоих сыновей, и, видимо, Сан и Уён частично заменили их в его опустошенном болью сердце. Они негласно признали его главным и четыре месяца прожили втроем, обосновавшись в старой автомойке, которую облюбовали за прочные стальные двери и наличие воды. Потом подобрали Ёсана, который собирался кончать с собой, прыгнув с крыши. Заметив его наверху высотки, Уён опрометью кинулся туда, и через десять минут они оба благополучно спустились вниз. Ёсан не разговаривал, и голоса его кроме Уёна никто не слышал. А тот лишь раз обмолвился, что у Ёсана умерли его жена и маленькая дочка, и для него, как и для многих, жизнь стала не чудом, а проклятием. Все они много потеряли, но в итоге стали друг для друга семьей. Вместе защищались от других банд. И от псов. Потому что вирус повлиял не только на людей. Точнее, людей он просто убивал, а на животных действовал как бешенство. Все, от голубей до котов просто озверели, нападали друг на друга и в конце концов никого не осталось. Никого, кроме собак. Их мутация изменила до неузнаваемости, сделав больше, сильнее и яростнее. Они первыми начали нападать на людей и сбиваться в стаи, тем самым создав дополнительную угрозу выжившим. Кроме того, что они могли сожрать любого на месте, укус их, даже самый незначительный, был смертелен — иммунитет от болезни на них не распространялся. Приходилось быстро приспосабливаться. Иначе было просто нельзя.***
Путь до убежища с раненым мальчишкой оказался настоящим мучением. Чонхо обычно преодолевал его часа за четыре, но в этот раз он растянулся на полдня. В конце Чонхо уже буквально пришлось нести Минги на себе, и когда они наконец вступили под защиту дыма, он проклял и мертвого капитана, и свою сентиментальность, и самого Минги, так неожиданно свалившегося ему на голову. Когда Чонхо наконец уложил его на свой матрас, то даже не был уверен, дышит ли он еще, но тут его ресницы задрожали, и Минги открыл глаза. — Я умер? — спросил он тихо. — Это ад? — Дурак ты, — ответил Чонхо и почувствовал, что невольно улыбается от облегчения и радости. — Это же самое лучшее место в Сеуле. — А почему тогда тут дымно и пахнет горелым? — Потому что это Угольная окраина, — пояснил Чонхо, шаря по углам в поисках сумки Сана со всем необходимым для первой помощи. — Тут недалеко был завод, а рядом — огромная куча с углем. Она загорелась и тлеет теперь потихоньку. Но самое главное, — Чонхо нашел то, что искал, и присел рядом с Минги, — что псы не выносят этот запах и сюда не суются. А, значит, я смогу спокойно обработать твою рану, не боясь, что они сбегутся к нам на запах крови. Понял теперь? Минги с трудом кивнул. — А ты это… Умеешь такие раны обрабатывать? Чонхо крепко сжал зубы. Конечно, он наблюдал за Саном, когда тот лечил других, но никогда всерьез не задумывался, что ему придется встать на его место. В конце концов, врач из него как из Минги двадцатилетний, но выбора у него особо не было, хоть руки и тряслись от страха. Это все-таки не ссадина и даже не перелом. А вдруг у него органы задеты или ребра сломаны… А вдруг… «Хватит», — мысленно приказал себе Чонхо. В конце концов, если бы все было так плохо, он бы так много не прошел. Вообще бы не дотянул до этого момента. — Не волнуйся, — он успокаивающе похлопал Минги по колену, — все будет хорошо. Надо снять твою футболку. Итак, элементарные правила он помнил: промыть края раны, желательно несколько раз, зрительно оценить ущерб. Чонхо аккуратно ощупал рану сверху — ребра вроде целы. Да и сама рана оказалась не такой уж глубокой, хоть и большой — видимо, угол железного листа пропорол и стесал кожу, а не воткнулся внутрь. Значит, можно надеяться, что критических повреждений внутренних органов нет. Чонхо как можно более старательно и осторожно наложил повязку со специальной мазью и дал Минги проглотить пару таблеток антибиотиков — он не был уверен, поможет ли это, но это все, что имелось в его арсенале знаний. Переодев Минги в чистую одежду, он придал ему полусидячее положение и укрыл одеялом. — Спасибо, — прошептал Минги, не открывая глаз. — Благодарить будешь, если выживешь, — Чонхо убрал мусор и снова сел рядом. — Так значит, говоришь, у вас на побережье таких тварей не было? Минги с трудом покачал головой. — Животные взбесились… Нападали друг на друга, пока все друг друга не поубивали. У нас… — Минги тяжело вздохнул, — у нас вообще никого, кроме людей не осталось. Значит, эволюция так сработала только у них в Сеуле. Выигрышный билет они вытянули… Люди сюда ехали в надежде на спасение, а, выходит, тут наоборот только хуже. Чонхо немного помолчал, глядя на измученного парня. Сидеть рядом было страшно, уходить — тоже. — Тебе надо отдохнуть, — наконец сказал он. — Постарайся поспать, чуть попозже дам тебе поесть. Минги ничего не ответил. Чонхо еще раз проверил, дышит ли он, и вышел на улицу. В густом дыму было почти ничего не разглядеть, так что шататься по улице было не слишком умно, но Чонхо хотелось на воздух — стены давили на него. История повторялась, и это до жути пугало. Он помнил крики Сана и Уёна, их силуэты — плечом к плечу на крыше машины. Помнил, как тащил раненого капитана, не обращая внимания на льющиеся из глаз слезы. Как Сонхва сжимал его руку и просил бросить его, но Чонхо не мог. Чонхо медленно обогнул дом и остановился у могилы капитана — простой деревянный крест из реек да небольшой холмик земли, уже начавший зарастать травой. Чонхо присел и приложил к нему ладонь. Он не был религиозен и вообще никогда не молился богу, но в тот момент он понимал, что ему нужно к кому-то обратиться. Поэтому он тихо проговорил: — Пусть мальчишка выживет. Капитан Пак, я сделал, как ты просил. Помоги ему. Пожалуйста. Пусть выживет.***
Где-то совсем недалеко прогремел взрыв, и Сан недовольно поморщился. Сонхва, чистивший пистолет, на мгновение прервал свое занятие, а Ёсан, дремавший в углу, мрачно глянул на дверь. — Вот придурки, — проворчал Уён. — Некуда девать взрывчатку, лучше бы нам отдали. Такое давно уже никого не удивляло, так как стало новым развлечением. Те, кому удалось достать или смастерить динамит, сгоняли стаи псов в здания и взрывали их. Конечно, удовольствие это было опасное, но и отбитых на голову тут хватало. Оставаться в тени и не вступать в стычки становилось все труднее. — Может, все же рванем на Угольную окраину, а? — снова завел Уён. — Эти козлы того и гляди и нас подорвут к чертовой матери. А так соберем побольше припасов, и ну его нахрен, этот центр. — Мы это уже обсуждали, — Сонхва серьезно посмотрел на Уёна. — Это безрассудно. Угольная окраина считай что современный Беверли Хиллз. Все хотят там жить. А нас только пятеро. — Зато у нас есть оружие, — не уступал Уён. — Надоело мне шарахаться от этих тварей, да и банды тут постоянно шастают. А там уж если отвоюем территорию, заживем спокойно. Ну же, давайте! Квартал там большой, уверен, там еще осталось свободное местечко. — Я согласен, — тихо сказал Сан. — Кто бы сомневался, — Сонхва фыркнул, — ладно остальные? Чонхо, что скажешь? — Тут небезопасно, — вынужден был признать Чонхо. — В последнее время нам от людей приходилось отбиваться чаще, чем от собак. Патроны на исходе. Может, Уён прав, и пока еще есть шанс, надо уходить… — Ну вы посмотрите, бунт на Баунти*, — Сонхва усмехнулся. — Ёсан, и ты с ними? Ёсан лишь чуть заметно пожал плечами. — Все равно мы в большинстве, — победно выкрикнул Уён. — Ну что, капитан, отдашь приказ собираться? — Как будто вам нужен мой приказ… Неделю они по очереди делали вылазки, чтобы собрать побольше самых необходимых вещей на первое время. Ходили как обычно по очереди: сначала Сан с Уёном, потом Чонхо с капитаном. Ёсан предпочитал держаться в одиночку, из-за чего Уён вечно ворчал, что он смерти своей ищет, но никто уже не обращал на него внимания. Угольная окраина представляла собой квартал старых домов, которые жильцы покинули еще до пандемии, так как его собирались полностью перестраивать. Везде висели объявления о реконструкции и обрывки черно-желтых предупреждающих лент. Сан и Уён, ходившие до этого на разведку, доложили, что там было тихо, люди жили в основном как они, мечтающие о спокойной жизни, так что лишние неприятности были им ни к чему. Свободный дом тоже нашелся, так что все складывалось до смешного идеально и просто. Унести все вещи за раз они бы не смогли, так что, оставив Ёсана на автомойке сторожить, остальные отправились на новое место. Второй раз возвращались уже все вместе. Под жизнерадостную болтовню Уёна о том, как они теперь заживут, Чонхо совсем развеселился и ослабил бдительность. И не только он. Даже всегда бывший настороже капитан отпускал шутки и подкалывал своих подопечных. — Я умный или нет? — дурачился Уён. — Если бы не я, мы бы так и сидели в этой проклятущей автомойке. А теперь будем жить в нормальном доме… Его звонкий голос эхом разнесся кругом и затих. Уён недоуменно оглянулся, не понимая, почему все резко замолчали, и тоже увидел. Больше десятка горящих глаз и оскаленных пастей взяли их в кольцо, а они и не заметили. Были ли они настолько неосторожны? Или псы поумнели и бесшумно окружили их, потому что поняли, что просто кидаться с разных сторон не слишком эффективно? — Пиздец, — тихо проговорил Уён.***
Первые пару дней Минги почти не вставал, его лихорадило. Чонхо отпаивал его дрянным порошковым бульоном из рамена, обрабатывал рану и менял повязки. Когда жар спал, Чонхо понял, что, кажется справляется. Когда Минги впервые сам вышел во двор, он уже был уверен, что это его второй шанс. Близилась зима. Чонхо и Минги вместе лазили по близлежащим подполам и огородам в надежде найти оставшиеся там свежие овощи или наведывались к угольной горе, чтобы набрать топлива для будущего обогрева помещения. В свободное время Чонхо учил Минги заряжать и чистить оружие, правильно его держать и целиться. Стрелять просто так, к сожалению, они не могли. И хоть на самой Угольной окраине люди жили дружно, головорезы из центра иногда наведывались к ним, чтобы показать свое превосходство или просто развлечься. Тогда приходилось держать оборону — нельзя было показывать, что их всего двое, потому что двое — легкая добыча. Чонхо и Минги уже отбили пару атак, но патронов почти не осталось. Продуктовые запасы тоже подходили к концу, а это значило, нужно готовиться к вылазке. Однажды вечером они сидели у костра на улице. Еще одно огромное преимущество этой окраины, затянутой дымом, заключалось в том, что можно было спокойно разводить огонь, не боясь привлечь ненужное внимание. По вечерам становилось уже совсем прохладно, и Чонхо с Минги кутались в куртки, стараясь как можно ближе придвинуться к живительному теплу. В воздухе летали искры. Просто сидеть и молчать было так хорошо, что Чонхо умиротворенно вздохнул. — Спасибо, — неожиданно проговорил Минги, и Чонхо даже вздрогнул от неожиданности. — За что? — Что спас меня, — Минги смотрел в костер, и в его темных зрачках плясали маленькие огоньки. — Помнишь, ты сказал поблагодарить, если выживу? — Не думал, что ты запомнишь, — Чонхо удивленно покачал головой. — Ты тогда еле живой был. — Вот именно. А ты меня на себе дотащил, рискуя своей жизнью. — Минги помолчал. — Мне хоть и семнадцать, но я понимаю, как мне повезло. Другие бы не стали возиться. Так что… — Пожалуйста, — поспешно прервал его Чонхо и натянуто улыбнулся, чувствуя, как от смущения начинают гореть щеки. — Тебя и тащить-то было совсем легко — вон какой тощий. Повисло неловкое молчание. Чонхо до боли в глазах всматривался в пламя костра. Потому что страшно было повернуться и посмотреть в чужое лицо, будто Минги мог прочитать в его мыслях все, что хотелось спрятать внутри. То, каким невозможно ценным и родным стал для него этот мальчишка, и как самому было в пору благодарить судьбу, за то, что он сидит сейчас рядом, нахохлившись, как воробей, и сосредоточенно хмуря брови. То, как хотелось потрепать рукой по волосам и оставить легкий поцелуй на кончике носа. Или прижать покрепче, чтобы чувствовать, как быстро и трепетно, как у маленькой птички, в груди бьется сердце. Он гнал от себя эти образы. И снова вздрогнул, когда Минги спросил: — Я ведь до сих пор не знаю, а тебе-то сколько лет? — Двадцать восемь, — ответил Чонхо. — Вот, недавно исполнилось. — Ууу… Аджосси, — протянул Минги с улыбкой. — Офигел? — возмутился Чонхо. — Как тресну сейчас по наглой макушке. Я еще не такой старый. — Совсем древний, — не отставал Минги и все-таки получил легкий подзатыльник. Немного подурачившись, они снова затихли. — А семья у тебя была? — сменил тему Минги. — Жена, дети? — Только родители, — ответил Чонхо. — Я один жил, а они в деревне. Я даже приехать не успел, когда они… — он не договорил. — А ты? — Папа умер в самом начале пандемии. Кроме него у меня никого не было. А когда начался этот конец света, и все стали сами по себе, меня подобрали… Ну, я тебе говорил про отряд. Они были моей семьей. Пока не подорвались. — Понимаю, — сказал Чонхо. — Мои тоже все погибли. Видел же могилу с другой стороны? Там их должно было быть четыре. Остальных тел только нет. Наверное, псы сожрали, — Чонхо поднял с земли камешек и со злостью швырнул в огонь, заставляя костер взорваться снопом искр. — Катись оно все… Минги несколько секунд наблюдал, как, оседая, кружится потревоженный пепел. А потом привалился к Чонхо и положил голову ему на плечо. И столько интимности было в этом совсем простом жесте, что сердце Чонхо застучало как бешеное. Он вспомнил, как однажды летом, когда закрывать железную дверь автомойки на ночь было невозможно из-за сильной жары, и они по очереди дежурили у входа, он проснулся часа в три утра. Была очередь Уёна не спать, но Чонхо заметил, что Сана тоже нет. Поворочавшись немного и поняв, что больше не заснет, Чонхо решил выйти на улицу, чтобы посидеть с парнями. Но когда увидел их, уже почти слетевшее с губ приветствие застряло в горле. Они сидели на земле крепко прижавшись друг к другу, Уён сжимал ладонь Сана в своей, а голова Сана лежала у него на плече. И вроде бы они не делали ничего особенного, Чонхо почему-то понял, что, если подойдет сейчас, то разрушит что-то сокровенное и очень личное. Поэтому он так и вернулся обратно не сказав ни слова. И сейчас, ощущая приятную тяжесть чужой головы, Чонхо казалось, что он знает, что чувствовали тогда Сан и Уён. Умиротворение. Спокойствие. И, наверное, любовь.***
Псы кинулись на них все одновременно, а они от растерянности не сразу сообразили, что к чему. Выстрелить успел только Сан, лучше всех обращавшийся с оружием, но, кажется промазал. Первым порвали Ёсана. Пес вцепился ему в горло, и, хоть Сонхва через секунду снес его выстрелом, было слишком поздно — Ёсан, хватаясь за шею и захлебываясь кровью, повалился на землю, и к нему кинулось еще несколько тварей. Чонхо успел отгородиться от оскаленной пасти стволом дробовика и, выстрелив в упор, вырвался из кольца стаи. Сразу за ним пробился капитан. Один из псов схватил Уёна за руку, оставляя на предплечье кровоточащую рану. Сан несколько раз что есть силы ударил чудовище битой, а потом одним прыжком заскочил на крышу машины и втащил туда же Уёна. — Мы их отвлечем! Уходите! — крикнул Сан, перезаряжая винтовку. Уён здоровой рукой пытался отстреливаться, но почти не попадал в цель, его шатало. Псы окружили машину — кровь Уёна манила их, и они забыли о Чонхо с капитаном. Чонхо почувствовал, как Сонхва тянет его назад. — Они правы, нужно уходить. — Но мы не можем их бросить! — Останемся, все подохнем, — капитан грубо схватил его за руку. — У тебя больше нет патронов, у меня остался последний. Уёна укусили. Мы ничем им не поможем! Идем! — Нет! — Чонхо вырвал руку. — Мы их не оставим! Чонхо выдернул из рюкзака металлическую трубу, ринулся к ближайшему чудовищу и нанес удар по спине. Пес повернулся и оскалился, Чонхо еще раз ударил, целясь по голове. Тварь только пошатнулась и кинулась на Чонхо, свалив его с ног. Краем глаза он видел, как все еще отбивается Сан. Уён, которого, кажется, еще покусали, держался из последних сил, упав на одно колено. Чонхо подналег и перекинул пса через себя, но пока вставал, услышал крик капитана — разъяренный пес вцепился ему в ногу. Сонхва приставил пистолет твари к голове и выстрелил. Та обмякла, так и не разжав зубов. — Валите отсюда! — кричал Сан. — Я долго их не удержу. Чонхо с трудом оторвал мертвого пса от Сонхва и перекинул его руку через свое плечо. Они захромали прочь от места схватки. Последнее, что запомнил Чонхо, Сан и Уён, которому каким-то чудом удалось снова встать на ноги, плечом к плечу. Вокруг еще пять или шесть тварей, и, судя по тому, что выстрелов было больше не слышно, патроны у Сана тоже закончились. Смаргивая слезы, Чонхо продолжал тащить капитана вперед. Когда они отошли на безопасное расстояние, Сонхва рухнул на землю, чуть не утащив за собой Чонхо. Они не опасались преследования — в ближайшее время псы будут заняты свежей добычей. При мысли, что они будут жрать тела его бывших товарищей, горло у Чонхо перехватило, а дышать стало физически больно, но расклеиваться было нельзя. Сонхва сидел, привалившись к стене и прикрыв глаза. — Нам нужно идти, — сказал Чонхо. — Ну же, надо уходить. — Ты сам знаешь, что это бесполезно. Меня укусили. Я умираю, — тяжело дыша, проговорил Сонхва. — Нет! Это… Это не точно. Ты не можешь умереть! У нас есть лекарства… Мы что-то придумаем. — От укусов умирают, Чонхо. Это реальность. Вот, — Сонхва протянул пистолет, — возьми его, забирай вещи и иди. — Я не уйду. — Значит, ты идиот. — Пускай. Я не оставлю тебя ждать, пока они и тебя сожрут! Если не встанешь, клянусь, я сяду рядом и буду сидеть, пока нас обоих не убьют. — И правда идиот, — Сонхва усмехнулся, — еще и упрямый. — Я тебя тут не оставлю. Чонхо наскоро облил ногу капитана спиртом, чтоб хоть немного отбить запах крови, и они двинулись в сторону своего нового дома. Когда они дошли, дела Сонхва были уже совсем плохи. Нога распухла и покраснела, он обессилел и пылал от жара. Чонхо попытался перевязать укус, но капитан, который, по рассказам Сана, сжав зубы, терпел, пока он зашивал рану у него на лице, кричал от боли, и он бросил эту затею. Попытался дать ему пару таблеток антибиотиков, но Сонхва оттолкнул его руку. — Только… зря… потратишь, — прохрипел он. Чонхо в ужасе метался по комнате. Он должен был что-то сделать, но что… — Эй, — позвал его Сонхва, и, когда Чонхо опустился рядом с ним на колени, схватил его за запястье — Чонхо чувствовал, что его кожа буквально горит. — Я… Я умираю, Чонхо. — Нет, — Чонхо замотал головой, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Это я виноват. Прости меня, капитан. Я должен был тебя послушать. Если бы я не привлек внимание того пса, он бы… Мы бы… — Это случайность, — совсем тихо прошептал Сонхва. — Я тебя не виню. Я… Просто, хочу, чтоб ты знал. Я не хотел бросать их. Но Уёна укусили, а Сан… Он не стал бы жить без него, Чонхо. Они с Уёном, они ведь… — Сонхва закашлялся и обессиленно затих, и Чонхо уже задохнулся от ужаса, думая, что он умер, но капитан снова открыл глаза. — Это жестоко, но мы должны были их бросить. Мы должны были… Думать о себе. Сражайся или умри, Чонхо. Ты сам знаешь. Чонхо беззвучно рыдал. — Ты должен пообещать мне, — продолжал капитан и, дождавшись, когда Чонхо встретится с ним взглядом, договорил: — Обещай, что ты будешь сильным. Ты должен жить за всех нас, слышишь? — Чонхо еле заметно кивнул. — Будь осторожен и не забывай о безопасности. Но, если появится тот, кому будет нужна твоя помощь… — Сонхва снова закашлялся, — помоги. Помоги, если сможешь, как мы когда-то помогли тебе. И тогда мы в расчете. — Я не хочу оставаться один, — сквозь слезы прошептал Чонхо. — Ты никогда не будешь один, — Сонхва попытался улыбнуться, но ему уже явно не хватало воздуха. — Мы с парнями следим за тобой… Мы… — он опять зашелся в мучительном кашле. — Не умирай, пожалуйста, — шептал Чонхо. — Клянусь, я все сделаю… Я… Хватка Сонхва на его запястье ослабла, и рука безвольно упала на деревянный пол. Новоселье превратилось в похороны.***
Чонхо влюбился быстро и бесповоротно, словно упал в океан с самолета, а вокруг — только бесконечная вода. В прошлом, когда жизнь еще была нормальной, Чонхо не слишком-то жаловал людей и старался держаться в стороне. И ценить их начал, пожалуй, только после начала пандемии, когда все полетело к чертям. Когда он понял, что жизнь человека хрупка и ничего не стоит. А выживешь ты или нет, зависит от других. Сонхва с ребятами стали его настоящей семьей — верной, заботливой и любящей. И их потеря тяжело ударила по Чонхо, который уже отвык быть один. А Минги появился словно луч света, как яркая вспышка, что осветила все вокруг. И даже бесконечный дым Угольной окраины, казалось, рассеивался от его сияния. Чонхо любил в нем все: как он беззвучно хохотал, запрокинув голову, как забавно приоткрывал рот, пока слушал какое-нибудь объяснение Чонхо, как хмурил брови и по-детски злился, если что-то не получалось. Как вовлекал Чонхо в игры, имитируя какие-нибудь сцены из его любимых фильмов про зомби-апокалипсис, или, размахивая незаряженным ружьем, притворялся, как отбивается от врагов. Он весь состоял из радости, непосредственности и живой энергии, которой так не хватало Чонхо в вечных сумерках его тоски и горя. Потому он лишь по-доброму ворчал, позволяя Минги делать, что захочется. Ему было всего семнадцать, и весь мир рухнул тогда, когда он был совсем ребенком и даже не понимал всего, что происходит. Все люди, которых он знал, были мертвы, но он, как упрямый цветок, что прорастает даже сквозь трещины в асфальте, продолжал жить, не утратив ни сил, ни оптимизма. И тем самым тянул Чонхо за собой вверх и заставлял верить, что впереди еще все-таки может ожидать что-то хорошее. Минги было только семнадцать, но ростом он уже слегка перегнал Чонхо, хоть и был очень костлявым и угловатым. Иногда, когда он налетал на Чонхо с шутливыми объятиями, он чувствовал, что Минги состоит сплошь из острых локтей, коленок и позвонков, а кожа у него всегда была сухой и горячей, словно он был гиперактивным щенком, который готов прыгать от восторга по любому поводу. Чонхо в тайне ловил эти драгоценные моменты, когда можно было потрепать его по волосам, или придержать за плечо, или немного подурачиться, чтобы щекоткой заставить Минги верещать так, словно его убивают. Конечно, такое бывало редко. В их новом опасном мире все старались вести себя тихо и не привлекать внимания, даже не дышать полной грудью и не говорить в полный голос. Вот почему эти мимолетные минуты забвения были так дороги для Чонхо. Их жизнь в Угольной окраине была похожа на беззаботные каникулы. На запасах, которые Чонхо собирал еще со своей командой, они продержались чуть больше месяца. Но теперь пора было их пополнить, так что хмурым декабрьским утром, собрав последние патроны и тщательно подготовив оружие, они двинулись в сторону центра. Минги предложил сходить до места, где взорвался их грузовик. — У нас много чего было, и еда, и патроны. Может, еще что-то осталось, — сказал он. Чонхо в этом сомневался — скорее всего, другие мародеры уже все растащили, но спорить не стал. Запасов продуктов в центре становилось все меньше, а где достать патроны, он вообще слабо представлял. Так что предложение Минги было не самым плохим вариантом. — Дорогу вспомнишь? — спросил Чонхо. Минги уверенно кивнул. — Я тогда даже ничего с собой не взял — не мог тащить из-за раны. Да и, наверное, все еще надеялся… Что тут город, и все как раньше. Что еще немного, и мне помогут… Чонхо утешающе хлопнул его по плечу. — Ну, я конечно не целый город… — Да уж, неоправданные ожидания, что поделать. Чонхо недовольно цокнул. — Договоришься когда-нибудь. Минги только посмеялся. Но чем ближе к месту аварии они подходили, тем тише и грустнее он становился. Впервые в жизни Чонхо порадовался, что псы растаскивают трупы и съедают их подчистую, так что Минги не придется смотреть на мертвых товарищей. Идти по шоссе было опасно — видимость была отличная, и любой мог их заметить. Чонхо буквально молился, чтобы они не нарвались на какую-нибудь банду. Ведь, если на въезде в город были растяжки, значит, были и те, кто их поставил. И явно не с намерением оказать гостям теплый прием. Грузовику отряда Минги здорово досталось. Деревянный кузов оторвало от кабины и разломало в щепки. Сама кабина валялась в нескольких метрах от него на обочине. С одной стороны вход в нее был заблокирован другим покореженным автомобилем. Поодаль валялись железные листы, скорее всего оторванные с крыши какого-нибудь сарая, но по неизвестной причине брошенные посреди дороги. Минги и Чонхо медленно подошли и оглядели остатки кузова. — Рюкзаки тут валялись, — сообщил Минги. — Штук восемь или девять. Чонхо огляделся, но никаких рюкзаков не обнаружил. — Значит, уже забрали. Наверняка они эту ловушку для того и делали, чтобы пополнить припасы, — предположил Чонхо. — Тут, на окраине, с едой тоже не густо. Выживают, как могут. Ладно, пошли. — Стой, — Минги схватил его за руку. — Там, в кабине… У нас была нычка. Ну, на крайний случай, внизу, под сидением. Там пара ружей и несколько коробок патронов. Надо проверить. Вдруг ее не нашли. Минги двинулся было туда, но тут раздался громкий вой, и совсем близко. Чонхо быстро присел, прячась за обломками грузовика. Откуда-то из поля, со стороны домов, стоящих в стороне от дороги, вышли два пса. Они не спеша двигались в сторону кабины, так что, скорее всего, их пока не заметили. Чонхо внимательно всмотрелся, ища остальных тварей, но их видно не было. — Вот черт, — прошептал Чонхо. — Надо уходить. — Нет, — возразил Минги. — Нам нужны эти патроны. Ты сам говорил, без оружия мы долго не протянем. И вообще, нам сейчас отсюда никуда не деться. Кругом голые обочины. Они все равно нас заметят. — Значит, подождем здесь. Может, они сами уйдут. — Слушай, — Минги повернулся к Чонхо и принялся быстро шептать. — Ты оставайся тут, а я доберусь до кабины. Там окно открыто, я как раз пролезу. Заберу, что нужно, и сразу вернусь. Так хоть будет шанс отстреляться, если они решат тут задержаться. Псы тем временем бродили вокруг. С того места, где они с Чонхо были, Минги действительно мог бы незаметно добежать до кабины. Мог бы. Теоретически. — Даже не думай, — Чонхо схватил его за запястье. — Это тебе не фильм, ясно? Это очень опасно. А если тебя заметят? — Не заметят, — отмахнулся Минги. — Я сделаю все быстро и аккуратно. Ты и испугаться не успеешь. — Я не боюсь, я… — Чонхо замялся. — Я просто волнуюсь за тебя. — Не надо, — Минги высвободил руку. — Обещаю, все будет хорошо. Должен же я сделать хоть что-то полезное. В следующе мгновение он, пригнувшись, побежал к кабине. Чонхо успел ухватить лишь ощущение его кожи на своих пальцах. Он приготовился стрелять. Сначала все действительно шло хорошо — Минги ловко влез внутрь через окно и какое-то время там возился. Затем осторожно положил на землю три коробки патронов и ружье. Псы были с другой стороны, на приличном расстоянии от дороги, и, кажется, ничего не замечали. Чонхо уже практически выдохнул с облегчением, когда Минги начал вылезать из кабины со вторым ружьем, но тут произошло непредвиденное — длинный ствол зацепился за руль, пока Минги его переворачивал. Тот дернул сильней, и по всей округе разнесся оглушительный в стоящей тишине сигнальный гудок. Оба пса тут же повернули головы и, протяжно завыв, бросились к кабине. Издалека бежали еще трое. Чонхо выскочил из укрытия и кинулся к Минги, на ходу поднимая дробовик. — Оставайся внутри! — крикнул он Минги. Чонхо остановился и выстрелил. Один пёс упал, прокатившись по земле, второй резко сменил траекторию и бросился к нему. Чонхо в последний момент успел увернуться, и пока пёс пытался понять, где добыча, выстрелил в него сзади, тут же доставая еще два патрона. Последние. На всех не хватит. — Минги, мне надо, чтобы ты зарядил ружье! — Чонхо прокричал это, взбираясь на крышу кабины. Еще одного пса он застрелил, два оставшихся остановились, скаля зубы и не решаясь подойти. Чонхо замешкался с выстрелом лишь на секунду, а они уже сорвались с места, огибая кабину с двух сторон. В панике он промазал. — Минги! Скорее! Пёс налетел на Чонхо, и они вместе скатились с кабины на землю. Чонхо с размаху ударил его прикладом дробовика, и тут из кабины раздался выстрел. Пёс коротко проскулил и упал. — Быстрее, дай мне ружье, — приказал Чонхо, и Минги протянул его через окно кабины, но в это мгновение последняя тварь кинулась вперед и вцепилась в руку Минги. Чонхо уложил ее несколькими выстрелами в упор. Но было уже поздно. — Черт! Чонхо огляделся, но больше тварей не было. Их снова окружали покой и тишина. Он, тяжело дыша, обернулся. Минги уже вылез из кабины и сейчас, сидя на земле, зажимал рану на руке, чуть ниже локтя. — Зараза, — прошипел он, — успела все-таки. Чонхо положил дробовик на землю и, присев рядом, оглядел укус. Крови было немного, и на первый взгляд казалось, что он совсем не опасен. Но Чонхо буквально почувствовал, как бледнеет лицо и холодеют кончики пальцев. Только не это. Не с ним. Не снова. Только не Минги. — Чонхо! Эй, Чонхо? Почему ты так смотришь? Чонхо сглотнул ком в горле и посмотрел на Минги. Растрепанные волосы, грязь на щеке. Взгляд упрямый и все еще немного ошалелый. Он не знал. Чонхо никогда не упоминал, что укусы тварей смертельны. А надо было сказать. Он просто обязан был. А еще лучше вообще не пустить. Остановить, заставить его остаться в укрытии. Уберечь, как не смог остальных. Но теперь все это было уже не важно. Минги, прочитав ужас в его глазах, беззаботно улыбнулся. — Да ты что? Не волнуйся так. Это же всего-то маленький укус. Через пару дней заживет. Чонхо изо всех сил постарался улыбнуться в ответ, хотя внутри разливался ужас. Затем быстро побросал в рюкзак патроны и подхватил одно ружье. — Уходим, — бросил он и быстро зашагал вперед.***
Уже на подходе к дому Минги начал отставать. Он тяжело дышал и разделся до футболки, хотя на улице было не больше пяти градусов. Чонхо понял, что у него температура. — Мне что-то нехорошо, — проговорил Минги, разглядывая опухшую и покрасневшую руку. — Что… Не может быть, чтобы меня от укуса так развезло. Я даже с дырой в животе чувствовал себя лучше. — Ничего, — постарался утешить его Чонхо, — мы почти пришли. Давай, идем. Они с трудом дотащились до места, и Минги с облегчением рухнул на матрас, служивший им кроватью. — Я тут прилягу ненадолго, — пробормотал он. — Блин, как же жарко… Чонхо молча вышел, набрал в таз воды из колонки и вернулся в комнату. Сел рядом с Минги, который лежал с закрытыми глазами и хрипло, тяжело дышал, и, смочив тряпку, положил ее Минги на лоб. — Это просто небольшая слабость, — шептал тем временем Минги, — я полежу минутку, и буду в порядке. Правда ведь? — Конечно, — ответил Чонхо, сжимая его горячую ладонь в своей. — Все будет хорошо. — Ты посидишь со мной? — Да, я здесь. Я буду с тобой, — Чонхо осторожно убрал с лица Минги слипшиеся от пота волосы и снова намочил тряпку. Потом осторожно погладил Минги по щеке. — Знаешь, — начал он, — я много чего в жизни не успел сказать. Маме с папой — что люблю их и скучаю. Уёну — что он готовил самый лучший рис с фасолью, который я когда-либо пробовал. Сану — о том, какой он храбрый и готов жизнь отдать за друзей, а Сонхва — что он лучший капитан, о котором только можно мечтать, — Чонхо почувствовал, как по щекам катятся слезы, но все равно продолжал. — Но сейчас я больше не хочу опаздывать. Я хочу сказать, Минги… — он запнулся на секунду, потому что горло сжало так, что стало больно говорить. — Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, и мне так жаль… Очень жаль, что я не смог. Я ведь должен был защищать тебя. Я… — он снова замолчал, вглядываясь в лицо Минги, и только сейчас понял, что дыхание его стало тише. Совсем легким, почти незаметным. — Минги? — Чонхо потряс его за плечо. — Минги! Нет, Минги, эй! Приди в себя! Но его голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза были по-прежнему закрыты. — Нет, пожалуйста, боже, — Чонхо до боли сжал пальцы на чужой ладони. — Я не могу… Минги последний раз вздохнул чуть сильнее, словно пробуждаясь, и окончательно затих. Чонхо выпустил его руку. Наклонился и медленно поцеловал Минги в лоб, а затем на негнущихся, будто чужих ногах вышел во двор. Было уже темно. Температура опустилась до нуля, и, если бы не завеса дыма, Чонхо видел бы облачка пара, вылетающие изо рта. Мокрое от слез лицо почти сразу заледенело от холода, но Чонхо было все равно. Он взял лопату и направился к могиле Сонхва. Лопата была походной, с короткой ручкой, и копать ей было не слишком удобно. На то, чтобы вырыть две ямы приличной глубины, ушло полночи. Когда Чонхо закончил, то чуть ли не падал от усталости, но все же нашел в себе силы, чтобы сходить за ружьем. Конечно, убить себя было бы проще из пистолета, но там не осталось патронов. Что ж, сойдет и ружье. Чонхо остановился у могилы капитана, глядя в пустоту ничего не видящим взглядом. — Значит, ты все-таки сдался, — услышал он вдруг голос Сонхва. Чонхо обернулся, но вокруг был только дым. — Ты же мне обещал, — снова услышал он. — Прости, капитан Пак, — ответил Чонхо, даже не заботясь о том, что говорит с собственной галлюцинацией. — Я подвел тебя. Я всех вас подвел. У меня здесь ничего не осталось. — Сражайся или умри, — проговорил голос капитана. — Ты ведь помнишь? — Да. И я выбрал второй вариант. Мне больше не за кого сражаться. Я устал. — Ты обещал быть сильным. — Пошел ты, — Чонхо усмехнулся. — Ты вообще давно мертв, так что не надо указывать, что мне делать. — С кем ты разговариваешь? Чонхо вздрогнул. Этот голос не был похож на призрачный голос в его голове. Он был живым и до боли знакомым. Неужели он окончательно сошел с ума? Чонхо замер, боясь пошевелиться. — Чонхо? — снова вопрос и звук шагов. Если это игра его разума, то слишком жестокая. Чонхо вдохнул поглубже и обернулся. Минги стоял напротив и смотрел на него, ожидая ответа. В тусклом свете работающего от генератора фонаря он выглядел таким привычным в накинутой на плечи куртке, что Чонхо на секунду показалось, что последние несколько часов были лишь дурным сном, и что вот сейчас он очнулся, и все будет, как раньше. — Минги? — прошептал он. — Но как… Как же ты… — Я же сказал, что полежу, и все пройдет, — сказал Минги, а потом, заглянув Чонхо за спину, спросил: — А ты что тут делал? Это… Увидев две кучи земли, он удивленно ахнул. — Это что, могилы? Так ты что же, подумал… — О, боже, — Чонхо быстро подошел к Минги и обнял его так крепко, как только мог, при этом разворачивая его спиной к ямам в земле. — Не смотри. Не надо. Это просто… О боже… — Чонхо замолчал, не в силах справиться с эмоциями, а слезы скатывались по щекам быстро-быстро, словно хотели поскорее убежать от того ужасного горя, что еще совсем недавно давило на Чонхо бетонной плитой. Чонхо взял руку Минги и осмотрел укус. Он выглядел обычно — подсохшие ранки, запекшаяся кровь. Никакой красноты и жара. Кажется, Минги оказался имунным. Первым, кто выжил после укуса. Неужели им могло так повезти? Чонхо отстранился и заглянул Минги в глаза. Ему хотелось покрыть поцелуями каждый миллиметр этого любимого лица, но он вместо этого лишь снова прикоснулся губами ко лбу. — Я так испугался, — прошептал он. — Ты не представляешь, что со мной было. Минги улыбнулся. — Какой же ты глупый, аджосси. Говорил, что не хочешь опаздывать, а сам опять тормозишь, — и через секунду прижался губами к губам Чонхо. Пока они целовались, Чонхо понял, что выражение «умереть от счастья» придумали не просто так. Его тело буквально разрывалось на части, и он лишь крепче цеплялся за плечи Минги, боясь, что не выдержит и рухнет прямо тут. А Минги все продолжал настойчиво, хоть и немного неумело целовать его со всей бескорыстной любовью своего большого мальчишеского сердца. Когда они оторвались друг от друга, Минги снова обнял его и горячо зашептал прямо в ухо. — Давай уйдем отсюда, Чонхо. Сколько можно тут сидеть? Бесконечный дым этот… И даже неба не видно. — Куда? — хрипло спросил Чонхо. — Куда уйдем? — На юг. Обратно, на побережье, — продолжал шептать Минги, от чего у Чонхо по шее бежали мурашки. — Там так красиво, ты не представляешь. Небо и волны бесконечно голубые, и серые, и зеленые. Там нет этих тварей, и может они туда еще не скоро доберутся. И рыбу можно ловить, я тебя обязательно научу. А еще покажу тебе мой любимый пляж. Будем там сидеть и смотреть на море, а я буду целовать тебя за каждый рассвет, который мы увидим. Хочешь, Чонхо? Только мы с тобой. Счастливые, как в кино. Чонхо отстранился и глянул в темные глаза Минги. Они несколько секунд смотрели друг на друга, а потом Чонхо неловко вытер дорожки от слез и улыбнулся. — Я люблю тебя, Минги-я. С тобой хоть на край света.Конец