Музыка в Пустоте

      Он создал их. Илуватар говорил, что нет никого, кроме него, кто мог бы что-то полноценно творить. Никто из них до конца не мог постигнуть, чем был Илуватар, так как завеса, подобная вуали, скрывала его сущность. Каждый из них мог видеть только часть сущности Илуватара, если смотреть сквозь завесу. Ни у кого не хватало дерзости эту завесу сорвать. Илуватар говорил, все они рождены из его мыслей, потому каждый из них способен постигнуть лишь ту часть его сущности, которая соответствует сущности наблюдателя. Своего рода, он носил вуаль с дыркой, только для, каждого из Священных — дырка была своя.       Он хотел, чтобы они творили нечто новое. Сперва они по одному, потом вместе, пели. Потом он собрал их всех и задал им тему, говоря, что они будут творить вместе. Каждый из них должен был украсить тему чем-то от себя, создав, таким образом нечто, что не принадлежит ему. Мелькор всего лишь творил то, что желала его душа, как все остальные. Но его тема вышла хаотичной и полностью лишённой всякой стройности. И так как он был самым великим среди детей Илуватара, некоторые стали повторять за ним. Но их хор звучал ныне так, как если бы во время прекрасно исполненного концерта, кто-то начал громко пердеть. Мелькор не понимал, в чём причина, но он был возмущён, хотя не понимал чем именно. Он ведь просто озвучивал то, что шло из его души. Илуватар, впрочем, сказал, что это так или иначе, исходит от него, ибо всё, что они делают, берёт начало в нём.       Мелькор вновь отстранился от других в Пустоту. Здесь, казалось, нет ничего, только бездна предвечного эфира. Казалось, здесь тихо и темно. Никто из них не отваживался ступать так далеко прочь от обители своего отца, где они творили новые вещи. Кроме Мелькора, который удалялся дальше и дальше. За его спиной говорили, что он ищет Тайный Огонь, с помощью которого Эру властен творить с нуля. Но Мелькор искал нечто иное. Он не мог сказать что именно, но нечто влекло его в Пустоту. У Пустоты звучала своя тема, похожая на ту, что породило его сердце. Она звучала здесь, если прислушаться. Хаотичная и беспорядочная. И доступная лишь ему одному. Даже Манвэ отрицал, что слышит её. Только Мелькор мог внимать Пустоте. Чем была Пустота? Чем бы она ни была, но даже Илуватар вмещался в Пустоту. В Пустоте Мелькора чаще и чаще посещали мысли, которых у него не было в сообществе себе подобных. Он сделался одиноким и никем не понятным.       Мелькор узнал, что Пустота не безжизненна. Здесь пребывали сущности и формы, которых он ранее не встречал. Чем дальше от Чертогов Эру, тем чаще они попадались. Возможно, считали некоторые, Илуватар создал их раньше, чем создал их. Так как не все Священные появились одномоментно. Илуватар не ко всем мыслям пришёл сразу. Среди этих существ были такие, кто не имел постоянных форм и был подобен облакам газа разного цвета. Один из них, по имени С’ньяк, оказался очень разговорчив. Он не так много знал об Эру, но сказал, что Эру явился оттуда, куда Мелькор сейчас движется: — Я там никогда не был, — говорил С’ньяк, — потому что в краю раздутых воронок пребывает Султан демонов Азатот, которого лучше не встречать. Мелькор впервые услышал об Азатоте, никто ранее не говорил о нём. Но, несмотря на такое предупреждение, Мелькор уверенно решил сейчас следовать туда, откуда явился Илуватар. Так бы он имел больше шансов узнать правду. Ведь музыка Пустоты доносилась оттуда.       Дальше путь стал трудным — очень густые облака паров или туманов ныне застилали Пустоту, не позволяя приближаться столь легко и быстро, как раньше. Мелькор впал в ярость — раньше он, сильнейший из Святых, никогда не встречал преград, но теперь даже ему потребовались усилия, чтобы преодолеть эти преграды. Они как выталкивали его. Но Мелькор обладал достаточно темпераментным характером, чтобы прорываться упорно. И чем глубже он прорывался, тем чётче становилась музыка. Хаотичный бой и вой. Наконец, достигнув последнего предела, Мелькор прорвался через него…       Зарево — первым делом он увидел зарево. Его тема, тема хаоса и воя, звучала под сводом этой зарницы. И Мелькор увидел тех, кто её издавал. Воздуховорот вырвался из нутра длинной, странно изогнутой трубы, которую зажимала причудливая, дутая тварь с головой-личинкой, куда в круглый слизистый рот заходило начало этой штуковины; увитая тëмными венами, серая, она сама слегка раздувалась — и дыры этой, с позволения сказать, флейты, либо сами закрывались круглыми губами, либо длинные пальцы на многочисленных руках этого существа затыкали отверстия длинными когтями. Мелькор приблизился. Теперь перед ним разбрасывали звуки две длинные и высоко задранные, широкие трубы, входящие в две утробы пузатого серого и склизкого трубача. Подле него высекал звуки вытянутый и похожий на личинку, бугристый обладатель божественных кимвалов. Им в такт или не очень завывала волынка — точнее урод, который выглядел как подобие живой волынки с пузырями похоти . — Это моя тема! Мелькор устремился среди этих существ, которые кривлялись и оглашали свой ужасный концерт. Мелькор хотел было обратиться к ним, но в этот момент заметил нечто огромное, нечто, оно двигалось. Мелькор напряг восприятие, дабы познать, что это перед ним. И его объял страх! Самый великий страх, который он до того испытывал! Оказывается, все эти существа были лишь крохотными и едва заметными слугами в разы более великих и невообразимо ужасных гигантов! Мелькор был самым великим из Священных, он мог успокоить своего брата Манвэ одним взглядом, но теперь он сам почувствовал себя лишь жалкой крохой на фоне гигантов, которых он не мог даже объять взглядом. Мелькор просто застыл, а они кружили, танцевали под звуки всей этой отвратительной темы! Мысли путались. Мелькор ничего не мог понять. Ум отказывался постигать то, что он видит. Даже Илуватар не производил такое впечатление. — Что… это? Его вопрос был услышан. Мелькор закричал от ужаса, когда увидел, что нечто огромное и покрытое пузырями, выползло к нему. Оно было хаотично, беспорядочно, оно имело тысячи лиц — нечто, чья сущность распадается на осколки, на частицы и крупицы, за которыми Мелькор зрит то, что даже он не может постигнуть! — Не бойся меня, Мелькор. Я — Ньярлатхотеп, — представился вдруг этот живой кошмар, подползая ближе. — Я Глас и Воля Абсолютных Богов. Не бойся. Ты пришёл сюда не для того, чтобы быть наказан, а чтобы знать правду. — Знать… правду?.. Мелькор немного успокоился. — Тебе лгали о том, что Илуватар — отец всему. На самом деле он… всего лишь личинка. Одного из нас. Ньярлатхотеп имел в виду этих гигантов, которые были здешним горизонтом. Они кружились в танце и Мелькор не мог понять, где они начинаются и где заканчиваются, облик их был лишён всякого описания — даже такие как он, не способны постигнуть то, что сейчас пребывает здесь. А Ньярлатхотеп продолжал, говоря в тысячи голосов единовременно: — Мелькор, ты совершил долгий путь и ты доказал, что ты — самый великий из Айнур. Потому что, по замыслу Эру, никто из вас не должен был преодолеть Бесформенный Туман, рождённый самим Азатотом. Лишь сам Эру мог преодолеть его, чтобы… покинуть царство, где он был рождён. — Я проделал этот путь, чтобы узнать правду, — наконец Мелькор справился со своим страхом, хотя говорить с Ньярлатхотепом, с этим беспорядочным нагромождением лиц, было не так уж просто, вернее — неуютно. — Если я здесь, я не уйду без правды! — Эру никогда не запрещает того, что считает невозможным, — иронично усмехнулся Ньярлатхотеп. — Но он упустил, что ты — тот, кто более всего подобен ему. Ступай, я проведу тебя через танцующих Богов этого места, чтобы показать тебе Султана. Мелькор, немного помедлив, ступил за Ньярлатхотепом, как бы ужасен он ни был. Там, где проносились подножия слепых и огромных танцоров; там сплетениями корней раскинулись многочисленные пузырящиеся части Ньярлатхотепа — тело его потом протягивалось и восходило самой высокой горой, но тоньше, как ствол дерева, выше даже кружащихся исполинов, очень далеко вытягивалось сворачивающейся головой-хоботом, там оно что-то слепо грызло. Мелькор разговаривал только с одним придатком. И каждый пузырь на теле Ньярлатхотепа заключал в себя как бы по одному живому существу — вернее… по одному лицу.       Что же касается трудов тысяч и тысяч, миллионов, нет, миллиардов рвущихся в музыкальное сопровождение полуаморфных сервиторов, то вместе они изливались чистейшей какофонией, дополняя царивший тут всюду Абсолютный Хаос. — Эру возжелал послушать что-то другое — иной темы у нас нет, — по пути шутливо излагал Ньярлатхотеп, — потому он бежал прочь от центра мироздания, чтобы породить нечто иное. В каждом из вас вложен аспект Эру, в тебе, Мелькор, его способность начинать новое. Но так как всё берёт своё начало в Азатоте, у тебя оно вышло как то, что Эру слушал уже вечность и что ему решительно наскучило… — Центра мироздания?.. — Мелькор всё дальше и дальше, в великом ужасе и опасении взирал туда, куда они направлялись сквозь этот ад — очевидно, к самому сердцу круговорота преисподней. Но Мелькор был слишком храбр, чтобы отказать себе в правде. Потому, не прошло так много времени, как под дуновения сотен воздетых труб, резкий порыв красного и фиолетового смерча как подхватил его и заставил взмыть и ясно взглянуть в сосредоточение пламенного-газообразного-и-полужидкого безбрежного шторма, который просто служил фоном для этого сборища… где чëрные… лапы?.. прорывались из этой мешанины. В великом множестве, совершенно беспорядочно, как от судорожных дëрганий прикованного к постели сумасшедшего. И тысячи воздетых к ним труб. — Да, узри же, чадо Эру, как Велик подлинный отец всему! Множество корчившихся рук, хотя это лишь предельно передающий увиденное термин, множество тысяч лапищ вырвались из бесконечно расползающегося взрыва, застилающего своим заревом все тутошние горизонты. — Азатот! Последний бесформенный кошмар, Создатель всего сущего; Слепой Безумный Бог-Идиот. Не только источник всего творения, но и вечная угроза каждому, абсолютное и окончательное зло, слишком ужасное, чтобы его называть; Альфа и Омега, Начало и Конец, Финальная Истина, Сокрушающая все надежды правда Мироздания — Прогресс, выдуманные боги, любовь, величие, власть, религия; все твои амбиции и желания, страсти и страхи, даже самое бесстрашие; даже воля космических сущностей; всё из этого совершенно ничего не значит перед Абсолютным Хаосом и его Богом и сразу обращается в жалкое трепыхание букашки перед лицом Отца Величия; всë теряет смысл и находит свой конец здесь на Страшном Суде Абсолютного Отчаяния: в тисках бессмысленного и беспощадного Азатота!.. Мелькор был лишён дара речи, ибо как он не вглядывался в Нечто, так и не мог ни разуметь, ни понять… и тем глубже пробивался в его душу ужас. На фоне этой живой чëрно-огненной катастрофы постоянно проносились ныряющие в неё, и также плотно объятые пламенем подобия небесных тел — блеклые огоньки, слабые искорки, и словно рыбки здесь стаями, тучами летали какие-то мелкие бесформенные бестии… — Твоя душа — его отродье, — продолжал Ньярлатхотеп, — как и моя, ибо все мы — дети Божьи: души всех существ, лишь тени этого зла, что ты видишь. И ты, Мелькор, избран нести истину в то царство лжи, которое намерен сплести Эру там у себя — вдали от Ваятеля! — Его тема!.. Она ужасна! — Мелькор смог сориентироваться и взглянуть назад… — Да, ты стоишь на вершине Бытия, так гляди же… Искры Азатота летели далеко и вспыхивали, как вспыхивает Неугасимое Пламя, чтобы рождать миры… Несовершенные и ужасные миры, чьи обитатели агонизируют в муках. — Зачем? — Чтобы развлекаться… — Его тема… — Воплощение чистого идиотизма. — Идиотизма? — В ней нет и не может быть упорядоченности. Но именно хаос рождает порядок. Иногда из хаоса, благодаря отсутствию первоначально заданных детерминант, собирается нечто, что имеет структуру. Именно так появились все мы. Мелькор ещё раз взглянул на Азатота. — Он безумен, — пояснил Ньярлатхотеп, — но в этом и заключается Его совершенство. Разве ты не видишь? Полностью Абсолютному существу здравый рассудок не нужен. Он лишь отягощает всё. К чему тебе думать и соображать, постигать, когда ты и так совершенен и беспределен? В рассудке — на самом деле ущербность. — Как мне удостовериться… что это правда?.. — Сорви покров.       Мелькор вернулся в Чертог Эру, где собрались его наиболее приближённые. Они сразу заговорили о возвращение Мелькора, чуя в нём перемены. Но Мелькор не стал обращать на них внимание. Он смело приблизился к Эру и схватил его вуаль. Манвэ сразу начал возмущаться, что это непочтительно. Но Мелькор, даже не удосуживаясь бросить на брата взор, сорвал завесу. И все узрели истинный облик Илуватара. Такой же, как один из флейтистов, он был весь покрыт слизью и разминал щупальца. Но так как никто из Святых не видел других таких, они всего лишь… сочли это непочтительным. Только Мелькор понял, что он теперь знает правду. Правду, осязание которой сделало его слишком нормальным для этой, на самом деле, полностью безумной и хаотичной Вселенной. Проще говоря, с точки зрения невежественных, Мелькор стал безумным. А точнее, только сделал шаг к тому, чтобы стать тем, кем он будет известен в дальнейшем…