Их маленькая тайна

Январь начался для учеников класса 1-А с задания, на которое их повезли в большом автобусе. Он легонько раскачивался, мерно шагая по серпантину, идущему вдоль заснеженных гор. Снаружи было очень холодно, и, казалось, даже тепло всех людей мира не сможет согреть девушку, что тихонько посапывала на переднем сидении. Ее голова падала набок, упираясь в плечо длинноволосого мужчины, что предусмотрительно посадил ученицу рядом с собой, прекрасно понимая, что та уснет из-за низкой температуры. Но оставить ее в академии руководство не позволило, поэтому теперь Асуи хоть и была освобождена от задания, но поехать с остальными была обязана. Несмотря на теплый пуховик, который явно был велик девушке, длинный шарф и объемную шапку, она не могла полностью согреться до нужной для бодрствования температуры и дремала, изредка приоткрывая глаза и сонно спрашивая «мы еще не приехали?», через мгновение вновь проваливаясь в полудрему, даже не послушав ответ. Снежная буря бушевала за окном, нежно убаюкивая замерзающих студентов и раскачивая автобус, что в любую секунду готов был сойти с трассы, проломить ограждение и упасть к подножию горы, но вместо этого бережливо мчался по дороге, приближаясь к вершине. Было раннее утро, солнце еще не взошло, и среди тьмы Айзава смог отчетливо разглядеть, что все студенты крепко спали, облокотившись друг на друга в ожидании прибытия в лагерь после многочасовой дороги. Тогда он аккуратно погладил холодные пальцы Асуи, а потом целиком обхватил ее маленькую ручку своей ладонью. Они были вместе уже несколько месяцев, всеми силами скрывая свои почти детские отношения, которые не заходили дальше поцелуев в щеку и в лоб. Айзава был взрослым, почти в два раза старше Тсую, поэтому боялся даже забрать первый поцелуй своей ученицы. Но пока им обоим было комфортно — на большом перерыве между занятиями Асуи убегала к нему в кабинет, и они вместе обедали, иногда созванивались по вечерам, когда девочка-лягушка запиралась в комнате и была уверена, что в коридоре никого нет, а после занятий она оставалась в кабинете под предлогом того, что ей непонятна какая-то тема по учебе. Они оба не знали, до чего дойдет их связь — может, отношения оборвутся, так почти и не начавшись, а, может, это та самая любовь всей жизни, которая приведет к замужеству и детям? Они оба надеялись на второе, но не исключали первое. Все-таки эти отношения были запретными, хоть официально в Юэй и не было такого правила. Но было очевидно, что связь между учителем и учеником — это неправильно, ненормально и порицается обществом. Поэтому проще было молчать и придумывать друзьям отговорки, объясняя, почему же девушка не обедает с ними и зачем засиживается в классе после занятий. Длинноволосый крепко сжал хрупкую руку Асуи, пытаясь придумать, где взять столько одеял, чтобы замотать в них мерзнущую лягушку. Та же не то спала, не то бодрствовала, мучаясь от промежуточной температуры, но отчётливо почувствовала, что учитель взял ее за руку. Девушка обеспокоенно подняла голову на Айзаву, а тот лишь прошептал «всё нормально, все спят», ласково на нее посмотрев. К рассвету автобус приехал к месту назначения — это был старый кирпичный амбар на заснеженной горной вершине. Внутри лежало множество спальных мешков и одеял, потрескавшиеся окна были заклеены изолентой и подоткнуты стекловатой. Помещение было до ужаса холодным и продувалось всеми ветрами, что не могло не вызвать у студентов бурю возмущения. — Мы все будем спать здесь, — указал Айзава на жалкое подобие лагеря, состоящее сплошь из наваленных друг на друга спальников на ледяном полу, — хотим мы этого или нет. Герои должны быть приспособлены к любым условиям и температурам. Через час у вас начнется задание, буду ждать всех на выходе. А пока поделитесь на команды по четыре человека, — он закончил, пробегая глазами по студентам и бросив чуть заметный взгляд на Асуи, что крепко спала, замотанная кем-то из одноклассниц в принесённый из автобуса плед. — Учитель, а что будет с Тсую? — обеспокоенно спросила Урарака, на что тот задумчиво огляделся. — Она будет спать в моем спальном мешке, он самый тёплый, — после нескольких секунд раздумий произнес Сотриголова и вытащил объемный желтый сверток, который всегда носил с собой, хоть никто и не понимал, где тот его вечно прячет. — Не волнуйтесь, я буду за ней присматривать, — тон его сменился на более мягкий, что, кажется, заметили даже ученики. — Тогда мы положим ее в середину, а сами ляжем вокруг, чтобы ей точно не было холодно, — предложила Очако, заботливо смотря на дремлющую подругу. — Да, а я лягу ближе всех, — из-за спины девушки появился Минета, бросил многозначительный взгляд на Асуи и жадно ухмыльнулся, словно лев, смотрящий на свою добычу после многодневного голода. — Только попробуй, — буркнул Айзава, недоверчиво косясь на Минору, и продолжил, — я буду лично следить за Асуи, а ты, Минета, к ней и пальцем не притронешься. Не хватало еще, чтобы мою ученицу облапал во сне какой-то извращенец. По классу раскатом прошелся смех, а пристыженный ученик забился в холодный угол амбара, прижав колени к груди и шепча что-то вроде «какой же Вы жестокий, Айзава-сенсей». Через несколько минут амбар опустел — студенты ушли осматриваться и разбиваться на команды. Вьюга свистела за окном с длинной продольной трещиной, наспех заклеенной малярным скотчем, заставляя одним лишь своим воем поежиться от холода. Шота кинул в угол помещения, куда не доставал ветер от двери и ветхих окон, несколько одеял, и расстелил свой желтый спальный мешок. Он подошел к замотанной в покрывало Асуи и бережно взял ее на руки, отнес в угол и закутал в спальник, оставляя открытым только округлое лицо с морозным румянцем на пухловатых щеках. Айзава покопался в дорожной сумке и достал из нее упаковку детского пюре в непроливающейся упаковке. — А я ведь знал, что так будет, — прошептал нежно и заботливо, почти на ушко, — Тсую. Он стал будить девушку, легонько касаясь ее плеч, пока та не приоткрыла глаза, через мгновение снова засыпая. Через несколько минут Шота все же смог растрясти ее хотя бы на минуту, заботливо кормя ее детским пюре. — Если кто-то меня таким увидит… — снова ласково и аккуратно, в нескольких сантиметрах от лица, — моей репутации сурового учителя, которую я выстраивал долгие годы, конец. Ее глаза, серо-черные, огромные и заспанные, бездумно смотрели вперед, и лишь через несколько секунд Шота увидел в них отдаленное понимание происходящего. Зеленоволосая, не выпуская изо рта упаковку детского питания, широко улыбнулась, вновь прикрывая глаза. Он усмехнулся мало что понимающей девушке, что, сделав последний глоток фруктового пюре, снова уснула, и, внимательно оглянувшись по сторонам, нагнулся и аккуратно поцеловал ее в холодный лоб, натянул края спальника на лицо ученицы, накрыл ее еще парой пледов и вышел из амбара. Тренировка продлилась до позднего вечера, и герои, побитые и измотанные, вернулись в продрогший от неутихающей бури амбар. Готовить еду было негде, поэтому каждый, усевшись на обледеневшие покрывала, достал свой бенто или развернул полуфабрикат, купленный на заправке по пути к горам. — Айзава-сенсей! — и снова Урарака. Шота раздраженно поморщился, забившись в угол неподалеку от спящей Фроппи. Черт, эта девочка сегодня особенно надоедливая и настырная. Так и до раскрытия их секрета недалеко. — Что? — холодно ответил он. — Тсую еще спит? Я принесла ей рис с яйцом, она нормально не ела весь день. Я только видела, как вы кормили ее детским питанием. Айзава замер, вмиг услышав, как забарабанило в ушах собственное сердце. Она все видела. Видела, как он кормил ее с рук, а потом… Точно, тогда он поцеловал Асуи в лоб. Она все видела и наверняка уже рассказала остальным. — Да? — стараясь не терять самообладание, отрезал Шота. — И долго ты за мной следила? Смотри, как бы я не подумал что-то не то, — он притворно поднял брови кверху, а собеседница смутилась и замахала руками. — Ну, что Вы, я просто увидела краем глаза, а потом пошла делиться с остальными на команды. Это очень заботливо с Вашей стороны, Айзава-сенсей! — она улыбнулась и кинула взгляд на подругу. — Рис уже давно остыл, но это лучше, чем ничего. Я покормлю ее? Мужчина молча кивнул, решая в этот раз остаться в стороне и понаблюдать за всем с расстояния в пару метров. Привлекать внимание гиперопекой над Асуи было слишком опасно, хоть и хотелось позаботиться о ней самому. — Сенсей, она какая-то слишком холодная, — обеспокоенно произнесла девушка, и длинноволосый тут же подошел к ней. Он положил на шею спящей ладонь, убеждаясь в словах одноклассницы. — И правда, она хоть и лягушка, но ей такая низкая температура обычно не свойственна, — черт, он сказал лишнее. Если Очако заподозрит что-то… Айзава вообще не должен знать, какая обычно температура тела у Асуи. Конечно, это вызовет тонну вопросов. — Ой, что же делать..? — засуетилась Уравити. Отлично, она ничего не поняла, отвлекаясь на мысли о состоянии подруги. — Она ведь так совсем замерзнет! — Я что-нибудь придумаю, — спокойно проговорил Айзава, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор. — Но учитель, она же так заболеет и… — не успокаивалась шатенка, но тут же замолчала, встречая грозный взгляд Сотриголовы. — Лучший способ согреть человека — согреть его другим человеком, — придумать весомый аргумент черноволосому точно не удалось, но назад пути не было. — Я не хочу, чтобы Минета посреди ночи лапал мою… студентку, поэтому я буду спать рядом с ней, — он замялся, не зная, следует ли произносить следующие слова, но они сами вырвались из его трясущихся от волнения губ, — и согрею ее. Не волнуйся, Урарака. Я позабочусь об Асуи. Девушка удивленно посмотрела учителю прямо в глаза, прищуриваясь и словно пытаясь прочесть его мысли. От одного ее взгляда мужчине стало не по себе. Он знал — она все поняла. Прочитала его, словно открытую книгу. Он дал слабину, разволновался и наговорил лишнего, а из-за этой ошибки их секрет точно будет раскрыт. — Ну, если это не составит Вам большого труда… — задумчиво произнесла Уравити, бросив напоследок взгляд на спящую девочку-лягушку и удаляясь к центру зала, где должны были лечь остальные. Айзава повернулся лицом к стене, прикрывая глаза и глубоко вдыхая. Он правда хотел, чтобы Асуи легла со всеми — так она точно отогреется и не простынет, да и это не вызовет лишних подозрений. Но одна лишь мысль, что вечно озабоченный карлик может к ней притронуться, распаляла огонь ненависти в сердце учителя. Он клялся самому себе всегда защищать ее, даже если угроза — это наглый одноклассник, которого можно поставить на место парой строгих слов, с чем сама Тсую прекрасно справлялась. Через час подростки уснули после тяжелого задания, которое сильно их измотало. Длинноволосый мужчина продолжал наблюдать за ними из дальнего угла, держась чуть поодаль от девушки с причудой лягушки, но иногда бросая на нее взгляд. Она лежала закутанная, нахмурившись, сведя брови к переносице и надув губы. Тело ее слегка подрагивало — ночью температура опустилась еще ниже, и такой холод был для Асуи экстремальным. Айзава снова внимательно осмотрелся. Он с детства подмечал детали и замечал мелочи намного лучше других. Он прислушался — равномерное сопение, дыхание почти в унисон, никакого шевеления. Все точно уснули. Тогда мужчина бесшумно подкрался к своему спальному мешку, где продолжала беспокойно спать Асуи, и аккуратно забрался к ней, накрываясь сверху парой-тройкой тонких покрывал. Она была совсем рядом — в паре миллиметров. «И правда холодная», — пронеслось в голове учителя, и он занес над девушкой руку, останавливаясь на несколько секунд и снова прислушиваясь. Тишина. Нижние ресницы Асуи, такие длинные и до безумия милые, тревожно затряслись, и та поморщилась, прижимаясь к мужчине и утыкаясь покрасневшим от мороза носом в его грудь. Он несмело опустил руку, приобнимая ученицу за спину и предвигая ее еще ближе к себе, почти вжимая в свое замерзшее тело. Он чувствовал сквозь несколько слоев одежды, как мирно, почти в полудреме колотится девичье сердце — чистое, нежное и такое хрупкое, что, кажется, стоит лишь дотронуться до него кончиком пальца — оно тут же расколется на тысячу маленьких частиц. Такой Шота видел ее, но знал — она уже не была тем ребенком, каким пришла в стены Юэй впервые. За год учебы она выросла до неузнаваемости и стала настоящим героем, сердце которого было высечено из стали. Черноволосый обхватил талию спящей и второй рукой, заключая ее в крепкие объятия и утыкаясь носом в ее темно-зеленые, словно лесные кроны, волосы. Айзава поймал себя на чуть заметной мысли — он бы хотел засыпать так каждую ночь, но в тепле, чтобы Тсую также мило посапывала рядом. Всегда. Ему всю жизнь были чужды чувства, а девушки, которые хотели его зацепить, только раздражали. Чего только стоила Эми, Мисс Шутка, которая при каждой встрече спрашивала, когда же Шота возьмет ее замуж. А он даже видеть ее не хотел. Слишком шумная, взбалмошная, ведет себя, словно ребенок. Асуи была намного взрослее Фукукадо, и своей расчетливостью и разумностью она его и привлекала. «А еще Тсую безумно милая», — подумал про себя Сотриголова, проваливаясь в сон. Когда Айзава вновь открыл глаза, было уже светло. Сроднившийся желтый спальник приятно согревал, и вылезать из него совсем не хотелось. Чувства спокойствия и безмятежности ручьями растекались по сосудам, заполняя собой все тело, нет, все пространство вокруг, даря, наконец, долгожданное ощущение умиротворения. Он впервые за долгие годы позволил себе расслабиться, полностью обмяк в этом желтом спальном мешке, прижался к согревшейся, наконец, Асуи, что неохотно пыталась разлепить глаза, и уткнулся носом в ее ключицы, скрытые под многочисленными слоями теплой одежды. Девушка же окончательно проснулась и впилась взглядом в Айзаву, что находился непривычно близко. Она улыбнулась чуть заметно самыми уголками тонких губ и густо покраснела. Мужчина поднял голову, встречаясь взором с ученицей, и легонько коснулся ее щеки, а затем волос, заправляя их за ее оставшееся холодным ушко. Он приблизился к ней еще, оставляя между их лицами несколько почти незаметных сантиметров, наблюдая, как приоткрывается в смущении девичий рот и закрываются ее почти черные глаза. И Айзава поцеловал ее. Скользил замерзшими пальцами по шелковистым болотного цвета волосам, касался мягких губ, чувствовал бешено колотящееся сердце, не понимая, чье оно — его собственное или Тсую. А, может, теперь одно на двоих. Девушка поморщилась из-за колючей щетины на мужском подбородке, но не отстранилась, пряча язык, что так и норовил проникнуть в чужой рот и исследовать там каждую клеточку — таким долгожданным был этот поцелуй. Асуи было стыдно признаться самой себе, но она мечтала об этом, кажется, с первой их встречи. Учитель, что появился перед классом в этом самом спальном мешке, что грозился отчислить любого студента, что защищал их ценой своей жизни и делал все, чтобы из них выросли настоящие профессиональные герои. Она восхищалась Айзавой. И она его любила. Через несколько мгновений мужчина нехотя отстранился, смотря в загоревшиеся глаза ученицы и нежно ей улыбаясь самыми краешками губ, а та, прикрыв глаза, тоже улыбнулась, но так широко, как только умела. — … Какого… — вдруг тишину прорезал грубый мужской голос, и Шота вздрогнул, резко поворачиваясь к источнику шума, и тут же приоткрыл в ужасе рот. — Какого черта вы тут делаете?! В центре амбара стоял весь класс, и каждый, абсолютно каждый ученик смотрел на профессора. Впереди всех был Бакуго, что с разинутым ртом и искривленной от гнева гримасой наблюдал за парой все это время. — А… Айзава-сенсей… — протянула в ужасе Урарака, прикрыв рот ладонью и перебирая в голове сотню сценариев, где бедная Асуи оказалась в заложниках учителя-растлителя. Фроппи издала чуть слышный привычный звук, напоминающий кваканье, понимая, в какой ситуации они оба оказались. И Шота, и Тсую спросонья забыли, что находятся в одном помещении со всем классом, тем самым так глупо и неосторожно себя выдав. — Так, — прочистив горло и поднимаясь с импровизированной постели, проговорил учитель. Голос его звучал искусственно-уверенно, и дрожь в его речи мог услышать каждый, — вы ничего не видели. И ничего не скажете руководству Юэй. — Да Вы же только что! — закричал Бакуго, и руки его задымились от гнева. — Сами знаете что! — Знаю. Именно поэтому никто из вас никому ничего не расскажет, — он потянулся, размял шею и прямо встал перед учениками, стараясь не показывать бушующую внутри панику. — Так будет лучше не только для меня, но и для Асуи, ведь меня, если о наших отношениях кто-то узнает, уволят, а ее — исключат. — Ваших что..? — Урарака удивленно посмотрела на Фроппи, а та смущенно опустила голову, легонько кивнув. — Вы же не хотите, чтобы у Асуи были проблемы? — продолжил учитель, и каждое следующее его слово звучало все более уверенно. — Думаете, я просто так от нее ни на шаг не отходил? Не делайте из меня чудовище или извращенца. Он замолчал, пробегая взглядом по взволнованным и ничего толком не понимающим лицам учеников. Все они были всерьез обеспокоены увиденным и не знали, как реагировать на отношения между их подругой и классным руководителем, и стоит ли молчать или все же нужно рассказать кому-то из руководства. — Я понимаю, что для вас это все неправильно, — Айзава подошел к стене и облокотился спиной на промерзший кирпич, — как и для меня. И для Асуи, уверен, тоже. Но вам придется принять это, хотите вы этого или нет. А теперь — у вас есть час, чтобы собраться и поесть перед новым заданием. Мужчина замолчал, прикрывая глаза и ожидая, что на него вновь обрушатся замечания и негодования, однако за его фразой последовала лишь тишина. В голове тысячами роились мысли, пестрыми картинками мелькали кадры увольнения и позорных заголовков. Он буквально видел, как мать Тсую дает ему пощечину и запрещает приближаться к девочке ближе, чем на километр, как правительство лишает его звания героя, как прохожие оборачиваются и перешептываются у него за спиной. Но Шота прекрасно знал, на какие риски идет, начиная отношения с Фроппи. Через несколько секунд молчания все стали расходиться по амбару, перешептываясь между собой, и только девочки первым делом вместе подбежали к Тсую с расспросами, а та лишь смущенно пожимала плечами, изредка кивая, не в силах поднять на подруг глаза. Когда класс 1-А вернулся в академию, все ученики выполнили просьбу своего классного руководителя — они никому ничего не сказали, сделав вид, что это был общий сон или групповая галлюцинация. И только теперь Асуи могла со спокойной совестью сказать, куда убегает в обеденный перерыв и зачем остается после занятий.