Дождь за окном

Акаши улыбается, когда Коки приходит с Шиори из магазина: он не видит лица дочери, но уже представляет, как она нетерпеливо снимает с ножек резиновые сапожки и бежит в гостиную, зная, что её папа здесь, наверняка читает. Сейджуро слышит её поспешный топот и, больше напускной, нежели недовольный тон мужа в словах о том, что не помешало бы ей для начала и руки вымыть. Но она не слышит, потому что со всех ног кидается Акаши на шею. И он улыбается шире, потому что, как не улыбнуться, когда это маленькое чудо, так радостно глядит своими золотыми глазками? — Совсем не слушается! — возмущённо хмурится Коки, хотя оба понимают, что он совсем не злится, — И что мне с тобой делать, Шиори? Девочка прячет лукавую улыбку в шее отца, на что Акаши пожимает плечами и мягко улыбается мужу. Коки выдыхает и сразу поддаётся чарам, после чего, мимолётно целует Сейджуро в губы и садится рядом. — Отвёл её на скрипку, отлучился на минуту из-за телефонного звонка — скрипка разбита… А ей хоть бы что, стоит и хитро улыбается! У нас так, скоро, все музыкальные кружки закончатся… — Это правда? — беззлобно спрашивает Сейджуро, на что его дочь лишь, тихо хихикает. Коки качает головой и встаёт, оборачиваясь в дверном проёме.  — Пойду заварю чай… Мало разбитой скрипки, она меня и все сладости с полок заставила скупить. — Надо же, — шире улыбнулся Акаши, — Уж не по просьбе Мурасакибары-сана, как и прошлый раз? — Неа-а! — смеётся девочка сильнее, — Я просто хотела печеньки, а какие — не знала. — Эх ты! Что бы через пять минут, были в столовой. — Коки скрылся за дверью. Акаши погладил дочь по алым волосам и подумал о том, как сильно она похожа на его маму. Конечно, он не видел и не знал её такой проказницей, но это не значит, что такой она не могла быть в душе. Ведь этот смех, эта улыбка — словно родное тепло вернулось к нему ещё раз, только не в глазах Коки, а в веснушках дочери. — Фу! Кажется папа опять свой жасмин заварил! — сморщила носик девочка, — Пойдём, посмотрим! Я не хочу пить эту гадость! — Хорошо, — он засмеялся, — Иди, я сейчас догоню. — Неа-а! Я очень устала, понеси меня на руках!  — Когда ты бежала в гостиную, ты не выглядела устало. — он щёлкнул её по носу, на что девочка рассмеялась. — Ну па-а-ап! Акаши сдался, и радостная дочь обвила ножками талию отца, крепко обняв за шею. На столе уже стояли три чайника и чашки, а так же гора печенья, которую Шиори заставила купить папу. Акаши сел во главе стола, но девочка отказалась слезать с его колен. — А можно мне какао? — Нет, зубы будут болеть. — на автомате ответил Коки, разливая в чашки чай. Девочка нахмурилась, но перечить не стала. Акаши же, в очередной раз удивился тому, как преобразился Коки. Кажется, совсем недавно на ежегодном фейерверке, они стояли в праздничных юкатах: он смотрел в разгорающееся небо, а Акаши в его глаза, где тёплых огней было гораздо больше, а звёздное небо — бесконечнее. Как сейчас, он помнит эту лёгкую минуту волшебства, когда не побоялся всё испортить и сплёл их пальцы вместе, чем обратил внимание Коки, на себя. — Выходи за меня. — спокойно и взвешенно, потому что Акаши думал об этом каждый день с момента их встречи, с момента, как услышал его сладкий, лимонный запах. С момента, когда впервые увидел на этих щеках румянец, и почувствовал его даже сейчас, в ночи, озаряемой лишь фейерверками. — Я… Да. — кругом ничего не стихало: он просто услышал это не готовое, вспыльчивое согласие, граничащее со страхом ответить неправильно и навсегда что-то потерять. И этот страх не покидал до свадьбы, когда дрожащий до кончиков волос, тогда ещё Фурихата Коки, пришёл знакомиться с Акаши Масаоми. Сейджуро уважал отца и его мнение, но полагал, что в выборе партнёра они обязательно разойдутся. Так и произошло: отец не увидел той силы, того духа и большого сердца, которое видел он сам. Масаоми был против до самой свадьбы, с просьбой одуматься, но Сейджуро был непоколебим и абсолютен: он не жалел ни тогда, ни сейчас. Он помнит, с каким страхом Фурихата становился омегой, боялся сделать что-то не так. Как терялся в огромном доме и тихо плакал от необъяснимых страхов, когда думал, что Акаши не видит. Он прижимался к мужу ночью и что-то бормотал о том, что его новая фамилия — ошибка. Сейджуро злился и рычал, пока Коки не закусывал губу и не засыпал, беспокойным сном. Это продолжалось месяцами и, хотя тепло никуда не уходило, его часто сменяло раздражение, причём со стороны и младшего, и старшего Акаши. Сейджуро, взяв его руку в свою, лишь устало доказывал, что он, Коки, идеальный для него омега, и он никогда не пожалеет о своём выборе. А затем, стоило появиться тесту с двумя полосками — и что-то в нём поменялось. Мягкость, улыбка, веснушки — ничего не ушло, но стало увереннее, сильнее, а после рождения Шиори Акаши, он ни разу не видел Коки в слезах. И что сейчас? Он полный хозяин дома, обожаемый прислугой и единственный, кого слушает их собственная дочь: Сейджуро хочет быть строже, но словно не может, в отличие от ласкового, но принципиального Коки. — А вот Мурасакибара-сан так ест, я знаю! — Шиори откусывает печенье и снова исподлобья, глядит на папу, — Я видела, как он ест шоколадку и запивает её какао! — У Ацуши-сана муж — стоматолог, — на этих словах Фурихата невольно улыбается, и внутри Акаши, расцветает необъятное тепло, — Если хочешь, я могу тебя к нему отвести. — Нет! — категорично и испуганно заявляет девочка, запивая чаем съеденное печенье. Она прижимается к Сейджуро, и, под скучный разговор родителей о сегодняшнем дне, последней прочитанной книге, баскетболе и общих знакомых — засыпает. — Ночью ведь не уснёт. — цокает языком Коки, но улыбается, и вместе с Сейджуро относит девочку в комнату. На улице проливной дождь, но их дочь он не разбудит. Сами же они отправляются в гостиную, где Акаши хочет побыть рядом со своим омегой. Но Коки не садится на диван, а стоит у окна, внимательно провожая взглядом, каждую утонувшую каплю. Акаши не терпит и подходит, слегка приобнимая за плечи и целуя за ухом, вместе с тем, щекотясь маленьким, отросшим хвостиком его волос. — Кира. — Что, Кира? — немного хмурится он, прислушиваясь к его дыханию. — Сегодня звонил врач. Я хочу назвать ребёнка Кира. Коки поворачивается к мужу, удивлённому, но радостному. Сейджуро снова чувствует силу и тепло, которыми наполняется комната, дом, да и он сам — то счастье, которое переполняет каждую клетку. Коки улыбается, крепко прижимается к мужу и целует, а Сейджуро, наслаждается бесконечностью этого момента.