А большего мне и не надо

Прикасаюсь на сцене к твоему запястью. Осторожно, бережно. Переплести бы пальцы крепко-накрепко, но нельзя. Запрещено. А иначе узнают. Можно только задержаться на долю секунды. Можно только насладиться сладостным моментом. И внутри пляшут бесы от какого-то детского и забытого чувства нарушения правил, от мысли об общей тайне. О которой знаем только ты и я. Иногда не выдерживаю. Провожу рукой по твоему телу. Кончиками пальцев по обнаженной коже под рубашкой. Прямо на сцене, прямо в тысячном зале. Играем врача и пациента, очередные наши ролевые игры. И я прикасаюсь, щекочу тебя, зная, что ты боишься щекотки. Детская шалость. Но есть в этом какой-то азарт. И сердце стучит как сумасшедшее. И ты, глупый какой, ломаешься сразу же и смеешься высоко и заливисто. Глупый, глупый Славка. Выгонят нас когда-нибудь обоих за такие шалости. Помню момент, когда был ты по сценке моим мужем, а я женою твоей. И не выдержал я. Дурь взяла. Поцеловал тебя легонько так в гладкую щеку. Взял, вперед поддался — и поцеловал. Плевать было тогда и на зрителей, и на команду, и на все шоу. Момент больно хороший был. И я глядел на тебя. Только на тебя. А большего мне и не надо. А ты ведь боишься, что нас раскусят. Боишься, что выдадим себя случайными взглядами да касаниями. Столько раз мне об этом говорил. А я, старый дурак, удержаться не могу. Млею при виде тебя. И бежит по венам адреналин, и стучит кровь в висках. И я чувствую себя молодым, как двадцать лет назад, когда только встретил тебя. Иногда очень приятно до ужаса, во время перерывов между номерами, утащить тебя в безлюдное местечко. И ведь идешь покорно за мной. Оглядываешься только часто, следишь, чтобы за нами никто не шел, за руку хватаешь, шипишь на ухо: «Не дай Бог нас увидят, убью». И каждый раз так. А когда находим это местечко, когда убегаем как подростки от скопления людей — таешь сразу, плавишься, как масло на жаре. И стоим так секунд десять, как придурки полные, и у тебя румянец на коже проступает всегда. Я его очень люблю. Девичий такой, нежный. И неловко даже становится. Я взглядом тогда вопрошаю, и ты киваешь медленно — разрешаешь. Тогда я беру рукой тебя за острый подбородок, прикасаюсь к тебе, к твоим губам. И ты поддаешься мне, обхватываешь за шею, словно в последний раз. И мы целуемся, и ты тихо стонешь мне в губы. Как преступники, как нарушители закона. Пока никто не видит. Пока только мы вдвоем. А иной раз даже в пустые коридоры тебя не утаскиваю. За кулисами, в двух шагах от сцены, пока все в гримерке, пока осталось время до следующего номера, прикасаюсь на секунду (и только на секунду) к твоим губам. Ты ловишь жадно мой вздох. Эта секунда принадлежит только нам. А большего мне и не надо. Большего и требовать-то грешно. И когда ты снимаешь видео, я приобнимаю тебя за талию. Конечно в шутку, конечно для тик-тока. И только мы оба знаем, что происходит на самом деле. Только мы вдвоем во всем этом мире. Мы — нарушители общественного порядка. От этого чувства на душе так сладостно. И я прикасаюсь к тебе незаметно и нежно. А большего мне и не надо. Запустить шоу, где мы вдвоем — было замечательной идеей. Теперь ты мой. И мой уже навсегда. Мы проводим вместе намного больше времени. Я еду с тобой в автобусе на соседних креслах неизвестно куда и держу руку на твоей острой коленке. А когда ты засыпаешь, то утыкаешься мне в плечо. И я замираю, стараюсь не шевелиться, стараюсь запомнить этот момент на всю оставшуюся жизнь. Когда ты спишь, я могу абсолютно законно любоваться тобой, смотреть на тень от твоих опущенных ресниц. А большего мне, на самом деле, и не надо.