*
Эрен сидит напротив Райнера на верхнем ярусе кровати и шёпотом рассказывает о том, как хочет увидеть море. Он словно светится изнутри, такой восторженный, вдохновлённый своими мечтами. Райнер почти не помнит, что сам-то море уже видел, когда кивает в ответ. Кругом тихо, Бертольд под ними ровно сопит, а остальных и вовсе не слышно. Эрен наклоняется вперёд, опираясь рукой о матрас между ног Райнера, и подползает ближе так медленно, что Райнер мог бы тысячу раз его остановить — жестом, словом, просто недовольным, хмурым взглядом. Но место руки занимают колени, а обе ладони Эрена ложатся на плечи Райнера легко, едва ощутимо. Его глаза кажутся огромными — того оттенка зелёного, каким бывают моря, — Райнер в них тонет. — Мы обязательно… — почти беззвучно выдыхает Эрен прямо ему в губы, прежде чем прижаться неуверенным, осторожным движением. Ему бы больше пошло вцепиться в Райнера, как голодному зверю, кусаться и вылизывать всё, до чего бы смог дотянуться… но Эрен замирает, словно напуганный своим же поступком, даже не дышит. Райнер опускает руку на его затылок, зарывается пальцами в короткие волосы и тянет на себя — ещё ближе, глубже. Касается своим языком — его. Эрен послушно раскрывает рот, удивлённо вздохнув, и первую секунду не отвечает. Прежде чем закрыть глаза, Райнер видит недоверчивую, удивлённую радость в черноте его расширенных зрачков. Анни бы зло стиснула челюсти, если бы увидела, чем они заняты, а Бертольд неловко отвёл взгляд и покачал головой. Марсель… Мысль о Марселе исчезает в тот же миг, как появляется, — Райнер научил себя избегать воспоминаний, от которых хочется только забиться в угол, скрывшись ото всех, а лучше вовсе исчезнуть. Остаётся только тепло чужого тела под ладонями и влажное, ласковое соединение губ.*
Пробуждение от криков инструктора Шадиса — удовольствие сомнительное, но Райнер давно не просыпался так легко даже несмотря на то, как поздно уснул накануне. Он садится на постели, едва открыв глаза, и смотрит на койку напротив — на сонного, медленно моргающего Эрена с отпечатком подушки на щеке; луч солнца падает на его лицо, заставляя щуриться. Секунда, и Эрен тоже садится, по-детски потерев кулаками глаза, и поворачивается в сторону Райнера. Райнер привык по утрам встречаться с ним взглядом, здороваться кивком головы, но в этот раз они оба не двигаются, словно пойманные друг другом в силки. Кажется, будто даже время попало в эту ловушку — мгновение тянется, как нагретая смола, вязкое, золотящееся на свету. — Теперь и ты начал пялиться, — страдальчески вздыхает Жан, глядя на Райнера снизу вверх, и пихает кулаком матрас Эрена над собой. — Завязывайте уже, смотреть тошно. Только после этого Эрен вздрагивает, словно сбрасывая оцепенение, и улыбается Райнеру немного неловко — но только пока не получает встречную улыбку. — Отвали, Жан, — фыркает он, не скрывая довольства происходящим даже в интонации. Ссора не завязывается только благодаря Марко, который начинает рассуждать, что ждёт их на завтрак, отвлекая Жана.*
Весь день Эрен бросает на Райнера нетерпеливые взгляды и оказывается в его койке среди ночи, едва только Райнер успевает задремать. Он просыпается от того, как матрас прогибается под чужим телом, и встречает нырнувшего под одеяло Эрена вновь бодрым — усталость снимает моментально. — Привет, — шепчет тот, уместившись на подушке рядом. — Как думаешь, я останусь сегодня здесь? — Если сможешь проснуться до побудки, — с сомнением бормочет Райнер: Эрена и Шадис-то по утрам не всегда может дозваться с первого раза. — Ага, ладно. Горячие ладони забираются под футболку, Эрен тесно прижимается к нему, переплетает их ноги. Разительное отличие от его осторожных прикосновений днём ранее, Райнеру нравится эта уверенность, ощущается очень правильно. Эрен всегда ей отличался. — Можно? — еле слышно уточняет Эрен, Райнер даже в темноте видит, как он покраснел. И, не успев ответить, чувствует осторожное прикосновение к краю трусов: Эрен запускает пальцы под ткань у тазовой кости, Райнер дёргается от щекотки — рука тут же исчезает, чтобы через секунду вернуться на место. Больше под одежду Эрен не лезет, но ведёт ладонью дальше, замирает, натыкаясь на контур члена, и решительно его накрывает. — Ох, — выдыхает Эрен, прикусив губу. — Ого. Изо рта Райнера вырывается неловкий смешок. Он едва удерживается, чтобы не толкнуться в ладонь — замирает, не дыша, вглядывается в открытое выражение лица Эрена. — М, знаешь. — Эрен на секунду жмурится, прежде чем медленно провести рукой вверх вниз. — Я до тебя ни с кем не… Ну. Словом, лучше на многое не надейся. Кроме других парней в душевых, Райнер в жизни видел только кусок груди Пик, когда та уснула на общем собрании: рубашка расстегнулась на одну пуговицу, и Зик, заметив это, разбудил её вежливым покашливанием. Райнер, хотя и увидел раньше, почему-то беспокоить её постеснялся, и это воспоминание долго ещё преследовало его в неловких снах. — Думаю, всё будет нормально, — наконец произносит он после короткой паузы. — Вряд ли ты не знаешь, как дрочить. Эрен тихо смеётся, уткнувшись лицом в его плечо, и сжимает пальцы уже увереннее. Ткань неприятно ощущается на члене, задевает головку, но для Райнера и это уже слишком. Кажется, стоит Эрену только прикоснуться кожей к коже, как он кончит, не успев даже понять, что происходит. Член самого Эрена прижимается к его бедру, Райнер чувствует, какой он горячий и твёрдый, и наконец сам приспускает с Эрена трусы. Задушенный стон раздаётся над ухом, стоит только обхватить его ладонью — Эрен весь напрягается, вздрагивает, невольно потёршись о Райнера, разводит ноги чуть шире. — Хн-н, — мычит он, и, видимо, тоже о чём-то догадывается: Райнер теряется, стоит Эрену повторить движение и сжать его член уже всерьёз. Он даже не представлял, что это может быть так приятно — и настолько иначе, чем наедине с собой. Ощущений слишком много, он хватает ртом воздух и толкается навстречу, двигая рукой без какого-то понимания и смысла, но Эрену хватает: всего через несколько секунд он распахивает рот и кончает с мягким, очень тихим постаныванием. Райнер держится не многим дольше: Эрен не разжимает пальцы, хотя и не дрочит, слишком захваченный своим удовольствием. От него этого и не требуется: Райнер вжимается в него, обхватив за талию, и отчаянно двигает бёдрами. Оргазм настигает его внезапно, оглушительный, сперма попадает на руку Эрена и его футболку, пачкает даже одеяло, но Райнер не в состоянии быть аккуратным. Он жадно дышит, наверняка больно стискивая Эрена в объятьях — до него доходит разжать руки только через полминуты, на протяжении которых они оба пораженно молчат. — Это… Вау, — в конце концов озвучивает мысли их обоих Эрен. — И чего мы раньше этого не делали? Ответа у Райнера нет. Они смеются, едва сдерживаясь, глядя друг на друга в тишине казарм.*
Конечно, утром Эрен никуда не уходит. Райнер едва успевает накрыть его голову одеялом, когда крик Шадиса выдергивает его из сна с деликатностью аномального титана. — М-м-м, — тянет Эрен, едва услышав захлопнувшуюся дверь. — Извини, я проспал. — Да кто бы сомневался, — фыркает Райнер и улыбается в ответ на раздраженный взгляд Жана. Эрен вылезает из-под одеяла и потягивается: футболка задирается, оголяя живот, на секунду в голове Райнера мелькает мысль накрыть его рукой, провести наверх, к рёбрам, почувствовать, какая нежная у него кожа, но Эрен переворачивается и, свесившись с кровати, прыгает на пол. — Вы реально всякий стыд потеряли, — мрачно бормочет Жан, но Эрен только хлопает его по плечу, пожелав доброго утра. Марко со смешком качает головой, Армин удивлённо приподнимает брови, а Бертольд нечитаемо смотрит на Райнера. Райнер не знает, что можно ему сказать, поэтому только пожимает плечами и тоже спускается. Фантомное ощущение тёплого тела под ладонями преследует его до утреннего душа. А там, глядя на стекающую по спине Эрена воду, Райнер представляет, как прошёлся бы по следам капель языком.*
После завтрака Эрен тащит Райнера в конюшни и зажимает на сеновале. Всё тело колет, мелкие жучки, кажется, пролезли в каждую складку одежды, но это не имеет значения, пока Эрен седлает его бёдра и быстро дрочит, прижав их члены друг к другу. От того, каким взглядом он смотрит на его член, у Райнера по груди и паху разливается тепло: тело сводит от нужды и жадной, жаркой похоти. Хочется подхватить Эрена под зад и завалить в сено, накрыть целиком, вжать в себя, целовать, пока не заболят губы, но Райнер только гладит его ноги, обтянутые плотными штанами. Здесь Эрен явно меньше боится кому-то помешать: он постанывает, запрокинув голову; Райнер любуется изгибом его шеи, выступающим кадыком, ямочкой между ключиц. — Так классно, — улыбается Эрен и проводит пальцем по животу Райнера, размазав сперму. — Я бы с тебя сутками не слезал. — Опоздаешь на построение — и будешь бегать до тех пор, пока мысли о дрочке не начнут вызывать только рвотный рефлекс. Эрен хмыкает, смешно поморщившись, поднимается на ноги и протягивает Райнеру руку. — Если я не смогу пошевелиться, в следующий раз нам подрочишь ты, — отвечает он, скользнув ладонью по груди Райнера. Легко представить его вспотевшим и обессиленным, тяжело дышащим, раскинувшись на кровати. Райнер донёс бы его с плаца до казарм, потому что ноги Эрена бы уже не держали. — Ты уснёшь раньше, чем я успею расстегнуть твои штаны, — возражает он, думая о ярком румянце и влажных, растрёпанных волосах. — Посмотрим, — пожимает плечами Эрен, и Райнер слышит обещание в его спокойном, уверенном тоне.*
Райнер забывает, что такое свободное время. Эрен водит его на конюшни каждый раз, когда выдаются хоть полчаса без надзора командования: утром перед тренировками, после душа, перед отбоем… В более короткие перерывы он находит менее уединённые места: туалет, подсобку, закуток за казармами. В самих казармах остаться вдвоём выходит редко, но и там среди ночи Эрен умудряется пробраться к Райнеру незамеченным. Через несколько недель даже Жан устаёт закатывать глаза каждый раз, увидев их вместе: его лицо просто выглядит кислым, когда бы Райнер его ни встретил. В первый раз, когда Эрен отсасывает ему, Райнер вспоминает, как лет в десять Порко рассказал, что взрослые берут друг у друга в рот члены, и Райнер тогда подумал, что ничего противнее в жизни не слышал. Зик, которому он прибежал жаловаться на мерзкие байки младшего Галлиарда, усмехнулся и сказал: «Посмотрим, что ты скажешь, когда вырастешь». Ничего говорить Райнеру не хочется. Эрену тяжело долго держать рот раскрытым, член в нём едва помещается, а о том, чтобы принять глубже головки, и речи не идёт, но даже просто прикосновения языка и мокрые поцелуи кажутся Райнеру самым невероятным, что он когда-либо испытывал. Но ещё удивительнее то, что Эрен выглядит искренне восхищённым. Ему нравится трогать Райнера, смотреть, во время минетов он стонет так, словно это у него отсасывают. Каждый раз, когда Райнер кончает ему в рот или на лицо, Эрен выглядит таким довольным, словно это лучший подарок. Он глотает и облизывает перепачканные пальцы: хотя Райнер знает, что сперма на вкус не очень и сам так не делает, всё равно в такие моменты верит, что Эрену приятно. Паническая мысль: «Это для меня? Это всё мне?» захватывает Райнера в самые неподходящие моменты, он постоянно ждёт, что Эрен скажет: «Думаю, у меня уже неплохо выходит», и на этом всё прекратится. Не может же такого быть, чтобы он всерьёз им увлёкся?.. Райнер чувствует себя одинаково глупо и когда прокручивает в голове эту идею, и когда пытается её отвергать. Он не обладает ни острым умом Порко, ни силой Анни, ни рассудительностью Бертольда или умением Пик поддержать — в нём нет ничего, что могло бы привлечь Эрена. Эрен слишком яркий, слишком живой. Райнер, у которого нет ни такой уверенности, ни пыла, и даже личность его — продуманная ложь, не понимает, как Эрен может этого не замечать. В ответ на: «Как ты можешь спать с островным дьяволом?» от Анни Райнер только пожимает плечами. Как островной дьявол может спать с ним, он не знает тоже.*
Мрачный взгляд Микасы не лишает Райнера аппетита: последнее время она постоянно смотрит на него так, словно хочет пронзить насквозь. Зато виноватый вид Армина очень забавен: словно это он как-то причастен к тому, как её злит ошивающийся около Райнера Эрен. А может, и причастен — наверняка она задавала вопросы, хотела точно узнать, что происходит. Вряд ли такой хороший мальчик соврал бы подруге. Вот недовольство Анни — намного более страшная вещь, Райнер предпочитает не сталкиваться с ней, но на обеде она изменяет своей привычке и садится напротив, всем своим видом излучая раздражение. — Я пять раз потёрла лоб, Райнер, — шипит она так, чтобы никто посторонний не услышал. Эрен ещё не вернулся с дежурства, так что подслушивать особо и некому. — В твоём скудном мозгу не удерживается больше одной мысли? И сейчас место занято фантазиями о крикливом придурке. — Перестань, — огрызается Райнер, оглядываясь по сторонам, но на них действительно никто не обращает внимания. — Я понял, орать необязательно. — Понял Бертольд, а чтобы дозваться тебя, мне пришлось сесть сюда, — она морщится так, будто сам этот факт оскорбителен. — Если сейчас появится твой дружок и вы начнёте ворковать, меня стошнит прямо на вас. — Тогда увидимся, Анни. Анни медленно моргает и склоняет голову набок, явно взбешённая его интонацией. Но она ничего больше не говорит, а поднимается с места и уходит, не оборачиваясь. Стыд за то, что это Райнер должен был назначить новую встречу, смывается ответной злостью. Может быть, он отвлёкся, но глупо раздувать из этого проблему, Бертольд мог бы в любой момент подойти и напомнить о чём угодно. Давящее ощущение, что Марсель на его месте был бы ответственнее, лучше бы держал себя с окружающими и никому не пришлось бы напоминать ему о деле, преследует Райнера до тех пор, пока Эрен не заходит в столовую с таким видом, будто он не мыл душевые, а сражался со всеми титанами разом. — Я видел нечто ужасное, — замогильным голосом произносит он, сев рядом с Райнером и уткнувшись лицом в его плечо. — Уверен, у него уже завёлся собственный разум. — Ты о чём? — спрашивает Райнер, не уверенный в том, что хочет слышать ответ. — Об отвратительнейшем клоке волос, соплей, слюней, спермы, слёз и я не хочу представлять чего ещё, который мне пришлось достать из слива. — Эрен перекладывает голову на свои руки и зарывается пальцами в волосы. — Наверное, я не буду сегодня обедать. — Да уж. Мне теперь тоже что-то не хочется. — Райнер отодвигает тарелку подальше. Бертольд поднимает на него взгляд и медленно переводит его в сторону выхода. — Тогда пойдём в казармы? — Эрен расплывается в улыбке, тут же перестав казаться самым несчастным человеком на свете. — Пока никого нет. — Шадис просил зайти, — вяло оправдывается Райнер, даже не придумав более изобретательную ложь; Эрен вздыхает, но кивает в ответ. Встав из-за стола, он направляется к Микасе и Армину. Райнер смотрит ему вслед, испытывая одновременно досаду и раздражение. Эрен не должен так на него влиять. Но отказывать ему невозможно.*
— Хочу кое-что попробовать, — заявляет Эрен тем же вечером, втолкнув Райнера за скрипящие деревянные двери. Лошадиное ржание теперь наводит Райнера на мысли только об одном — и сейчас член тоже поднимается, как по команде. Несколько раз им уже приходилось прерываться, замерев за кипой сена, когда конюх не вовремя заходил мыть лошадей, и Ханна и Франц как-то решили провести здесь время перед отбоем, но лучшего места всё равно не найти. Вот чего Райнеру действительно не хватает — собственной комнаты; с одним Марселем реально было отвоевать себе кусочек личного времени. Да и просто — тот бы наверняка понял, попроси Райнер отойти погулять… — Трахнешь меня? — Вопрос Эрена вырывает Райнера из воспоминаний, когда он привычно уже ложится на сено. Только сейчас он замечает лёгкую нервозность, с которой Эрен держится: покусывает нижнюю губу и не спешит тут же тянуться к поясу штанов. — Я сам пробовал пальцами, мне понравилось. Думаю, членом должно быть ещё лучше. Райнер неловко кашляет, глядя на него снизу вверх: в голову тут же лезут яркие образы того, как Эрен трогал себя под одеялом в казармах, ночью, стараясь быть как можно тише, чтобы никого не разбудить. Лицо тут же начинает гореть, а член дёргается так, что это заметно даже через одежду: Эрен коротко улыбается, посмотрев на его пах, и начинает раздеваться. — Смотри, — говорит он, достав из куртки стеклянную бутылку, — стащил с кухни. — Это что? — уточняет Райнер. — Как что? Масло! Выражение лица у Эрена такое, как будто это должно быть очевидно — и Райнер действительно понимает. Он не помнит, от кого слышал что-то об анальном сексе: может, когда-то теоретизировала любопытная Пик, или старшие товарищи дома, или уже здесь делились опытом. — Целая бутылка? — А мне что надо было, в карман его отлить? Оставим здесь. — Эрен цыкает и садится рядом с Райнером, голый: синяки на его животе и руках выделяются на смуглой коже яркими пятнами. Поймав взгляд, он трёт их рукой, будто может стереть. — У Анни тяжелый удар. Райнер накрывает его руку своей и легко сжимает. Анни никого не жалеет на тренировках, но Эрена она в последнее время избивает так, будто хочет убить. Самому Райнеру тоже достаётся, если выпадает встать с ней в пару, но всё же не так. Эрен, впрочем, не жалуется, а Райнер не знает, как можно это с ней обсудить. Если Бертольд делает вид, что ничего не замечает, то Анни на каждое упоминание Эрена реагирует так, будто тот её злейший враг. «Они все наши враги», — сам себя поправляет Райнер, пока Эрен стягивает с него штаны. Иногда сложно не забывать об этом. — Ты, главное, не шевелись, — произносит Эрен, задумчиво рассматривая его член так, словно впервые видит. — Ничего настолько большого я в себя ещё не запихивал. Впервые Райнер обращает внимание на то, насколько Эрен меньше его. Даже если не брать во внимание размеры самих членов, хотя, конечно, и это тоже: он просто… маленький. Ниже Райнера почти на голову, тоньше, Эрен скорее худой, чем мускулистый. Его приятно обнимать: Райнер чувствует себя крепким и сильным, когда обхватывает его талию и прижимает к себе. Но сейчас разница кажется ему почти пугающей. Эрен выглядит таким хрупким, словно может сломаться от неосторожного движения, — раньше Райнер не думал об этом, а сейчас не может перестать. — Ты уверен, что он… поместится? — неуверенно спрашивает он, глядя на то, как Эрен нависает сверху, примеряясь, как удобнее сесть. Его руки в масле, он оставляет следы на бёдрах Райнера, прежде чем обхватить член, — яйца поджимаются от прохладного прикосновения. — Ну. Должен, — с лёгким сомнением отзывается Эрен. — Это просто член. Как-то же люди этим занимаются. Так, ладно. Замри. Придержав член, он медленно опускается на него, но едва Райнер успевает почувствовать давление вокруг головки, как Эрен подскакивает с пронзительным: «Ай!». — Ау, ау, бля, больно как! — бормочет он, зажав руку между ног. — А мне показалось, что нормально пошло, но там внутри… Да что ж так болит! Райнер испуганно гладит его по спине, пока Эрен не перестаёт покачиваться на месте. У него изначально не было много ожиданий от этой идеи, но теперь не осталось и вовсе никаких. — Эрен, давай-ка лучше мы… — начинает он, когда Эрен снова садится с очень воинственным видом. — Нет! — восклицает тот, толкнув приподнявшегося было Райнера обратно на сено. — Погоди, я сейчас. Не рассчитал просто. Ещё несколько минут Эрен очень сосредоточенно пихает в себя пальцы, заведя за спину руку. Слегка опавший член Райнера снова твердеет; даже несмотря на то, что утром Эрен успел подрочить ему перед лекцией, терпеть становится непросто. — Всё, сейчас. — Эрен вновь занимает прежнюю позу и, нахмурившись, принимает в себя сперва одну головку. В этот раз он не вскрикивает, а протяжно вздыхает, упёршись одной рукой в живот Райнера. От удовольствия, такого яркого, что сбивается дыхание, Райнер запрокидывает голову, стараясь не делать резких движений и не мешать. Эрен медленно опускается, иногда останавливаясь на месте и слегка покачиваясь; по его лицу сложно понять, как он себя чувствует. — Ты как? — спрашивает Райнер. — Не знаю, странно… Кажется, неплохо. Эрен замирает, когда их бёдра соприкасаются, и несмело улыбается, посмотрев Райнеру в глаза. — Поместился, — со смешком замечает он. Райнер тоже усмехается, недоверчиво глядя на его живот, но, кажется, ничего страшного не происходит. Эрен не корчится от невыносимой боли, только тяжело дышит. Капля пота сбегает по его виску, Райнер протягивает руку и стирает её. Эрен улыбается ещё шире. — На самом деле, правда приятно. Такое, знаешь, чувство… Тебя так много. Эрен приподнимается и опускается снова, его ресницы подрагивают, а брови складываются в каком-то жалостливом выражении. На секунду Райнеру снова становится страшно, но Эрен протяжно стонет — совершенно точно не от боли. Движения становятся смелее, резче, Райнер подхватывает его под бёдра, чтобы помочь: пронизывающее всё тело желание обладания подгоняет его, заставляет хотеть вбиваться ещё сильнее, но Райнер только коротко вскидывает таз навстречу, когда Эрен принимает член до конца. Не сразу ему приходит в голову, что Эрену можно подрочить, и тот кончает, стоит пару раз передёрнуть. И без того узкий, он сжимается так, что становится больно, и с тихим шипением соскальзывает с члена. — Ого. Ну да, как я и говорил: намного круче, чем пальцами, — отдышавшись, докладывает он. Для того, чтобы довести Райнера до оргазма, ему тоже не приходится много стараться: сперма заливает его пальцы всего через несколько движений. — А тебе как? Мысли в голове путаются, пару секунд Райнер молчит, пытаясь понять, что от него вообще хотят. — Что? — Отвечая, он чувствует себя дураком. — В смысле… Классно, конечно. Мне очень понравилось. Почему-то кажется, что Эрен рассмеётся над ним, но тот только облегчённо улыбается и кивает: — Классно. — Классно, — соглашается Райнер.*
Вряд ли по ним что-то можно понять: Эрен не хромает, они не ведут себя странно, но почему-то Райнеру кажется, будто что-то меняется. Каждый встречный, кажется, понимает, что они делали, и провожает их взглядом. Шумная партия в карты не прерывается, стоит им войти в казармы, но Конни замечает их появление и зовёт присоединиться. — Мы играли на вылет, — недовольно фыркает Жан, но Марко толкает его в бок локтем и машет рукой: — Райнер, Эрен, идите к нам! — Начнём заново, как раз выйдет шестеро, — соглашается Армин. Бертольд, Нак и Сэмюэль занимаются своими делами, а больше в комнате никого нет. Эрен тут же запрыгивает на кровать Марко и устраивается у стены между Конни и Армином; он немного морщится, когда садится, но, кроме Райнера, этого никто не замечает. — И что, кто в тот раз вылетел первым? — спрашивает Эрен, когда Райнер устраивается напротив. Жан фыркает и начинает раздавать карты, Марко с улыбкой кивает на него, и Эрен начинает смеяться. — Сказал бы тогда спасибо, что тебя снова в игру пустили! — Завали-ка ты пасть, пока я не передумал пускать в игру тебя, — огрызается Жан. Никто не воспринимает их перепалку всерьёз, и Райнер тоже не спешит вмешиваться. Ощущение нереальности происходящего, преследующее его с тех пор, как они вышли из конюшен, смазывается, растворяется в обычном казарменном вечере. Несколько раз Райнер ловит нечитаемый взгляд Бертольда, но он не вызывает ни стыда, ни чувства вины.*
Эрен становится тише, или это Райнер привыкает к его ненормальному темпу делать что бы то ни было — тренироваться, не жалея себя, драться, заниматься сексом, — но им овладевает спокойствие. Дни идут своим чередом, и он нежится в лучах солнца, вкусно ест, общается с другими кадетами… Планы по захвату Координаты не уходят на второй план, но перестают терзать его каждую свободную минуту. Райнер снова чувствует себя кандидатом: пока Анни не начинает ругаться на то, как мало они делают для достижения цели, его жизнь вновь кажется простой и понятной. Но даже среди кандидатов он всегда чувствовал себя чужим, в то время как здесь вдруг обнаруживает себя частью компании; тем, кому другие радуются, а не ждут, когда он оступится в очередной раз. В один из дней Райнер сидит рядом с Эреном — глаза всех присутствующих устремлены на него: он что-то рассказывает, громко, активно размахивает руками; Райнер не вслушивается, слова тонут в шуме в ушах, но ребята внимают ему с блеском в глазах, с уверенностью в том, что Эрен знает, о чём говорит. Речи Эрена всегда увлекают остальных: его вдохновение и решительность заразительны, люди тянутся к нему, как мотыльки на свет. Райнер тоже греется в его лучах. — Да, Райнер, а ты как считаешь? — вдруг спрашивает Армин, и Райнер осознаёт, что все поворачиваются в его сторону. Эрен всегда смотрел на него с восхищением, ловил каждое слово, но теперь к нему присоединяются остальные: впервые Райнер чувствует себя таким значимым, уверенным в себе, действительно заслуживающим это внимание. Новая роль захватывает, Райнер отдаёт ей всего себя, почти поверив в то, что у него хорошо получается: его слушают, с ним считаются, смеются над его шутками, спрашивают совета. — Всегда в детстве, когда получал нагоняй за младших, мечтал, чтобы у меня был старший брат, — как-то раз, когда Райнер берёт на себя гнев инструктора Шадиса, делится Конни. — И не зря. Это, оказывается, очень круто. Спасибо, Райнер! Райнер вспоминает маленькую крикливую Габи, которая всё заставляла его играть в солдатиков, когда приходила в гости. Он забыл, что с ней ему тоже нравилось ощущать себя взрослым и сильным, и не скучал по этому чувству. Но теперь, вновь его испытав, не представляет, как мог жить иначе.*
Спрыгнув снаружи с забора, ограждающего корпус по периметру, Райнер идёт по влажной траве. Дождь стих, но ненадолго — на тёмном небе тучи висят низко, плотно кучкуются. Волнение, гнездящееся в груди Райнера, похоже на них — тяжёлое и беспокойное, оно жаждет разрядки. На маленькой поляне в пяти минутах ходьбы Бертольда нет, зато Анни уже сидит на поваленном бревне, хмурая и напряженная. Райнер предпочёл бы прийти последним. Ему нечего бояться — уж точно не гнева Анни, — но с месяцами, проведёнными бок о бок, желание держаться от неё на расстоянии никуда не уходит. Райнер усмехается мысли, что некоторые островные дьяволы кажутся ему приятнее. — Веселишься? — вскинув голову, грубо спрашивает Анни. — Почему бы и нет, — спокойно отвечает Райнер, зная, что только сильнее её взбесит. — Сегодня меня похвалили на теории ведения ближнего боя. — А потом Йегер дал тебе погреть член в его влажной дырке? Она умеет выбирать выражения, этого не отнять. Райнер морщится. Обсуждения Эрена никогда ни к чему не приводят, только злят их обоих, но Анни не сдаётся, поднимает эту тему снова и снова. — Это мерзко, — бросает он, встав у дерева неподалёку. Анни вскакивает на ноги, подходит ближе. Райнер вспоминает, как она избивала его после смерти Марселя: лицо тогда превратилось в кровавое месиво, он с трудом дышал, ничего не видел, пока не восстановились глаза. Если она попробует провернуть такое ещё раз, в этот раз сама станет харкать лёгкими. — Мерзко то, чем ты занимаешься! Наша миссия не… — Не ори, — резко перебивает её Райнер. Как ни странно, это работает: Анни повторяет тише, но так ядовито, что ей позавидовала бы любая гадюка. — Наша миссия состоит не в том, чтобы выставить себя на посмешище. Райнер вскидывает брови. — Надо мной кто-то смеётся? Мне казалось, наоборот. Даже Жан, пускай до сих пор бухтит, перестал бурно на них реагировать, да и Микаса ограничивается мрачными взглядами. Дежурные крики инструктора Шадиса на тему «не позволю превращать кадетский корпус в бордель» никто не воспринимает всерьёз, да и они не касаются лично их с Эреном. К ним относятся так же, как к остальным парам, одна Анни делает из этого проблему. — По всему корпусу ходят слухи, что Эрен спит в твоей кровати, а в любой свободный момент вы бежите, взявшись за руки, в конюшни. Вы не ебётесь там, а чешете лошадей? — Напомни мне… Но Анни не даёт ему закончить, снова повышая тон: — Нет, это ты мне напомни, Браун! В этом состоит наше задание? Мне тоже стоит найти мордашку послаще и прыгнуть на его член? Волна веселья поднимается внутри, и Райнер едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Анни считает Эрена симпатичным. Это кажется одновременно и дикостью, и чем-то совершенно естественным. С северо-запада доносятся шорохи, Райнер разворачивается и бросает взгляд в направлении звуков. Листва шевелится только от ветра, но ему не нужно видеть, чтобы узнать шаги Бертольда. — Нет, — соглашается он, не глядя на Анни, — это не было нашим заданием. — Тогда чем ты, мать твою, занимаешься?! Наконец на поляну, хмурясь, выходит Бертольд. — Вас на двадцать метров слышно, что произошло? Райнер фыркает — никаких новых споров у них нет уже давно. Анни злит жить среди островных дьяволов, Анни злит бездействие, Анни злит Эрен Йегер. Широким жестом указав на неё, Райнер улыбается и спокойно произносит: — Анни ревнует меня к Эрену. Но Бертольд не улыбается в ответ, а переводит на Анни взгляд в поисках внятного ответа. — Что смотришь? — ощетинивается она. — Хоть ты скажи, что это чересчур! Я могла закрыть глаза на их идиотский флирт, но эта шутка зашла слишком далеко. Раздражение вспыхивает моментально, яркое, опаляющее, но Райнер удерживает себя в руках, чтобы не сорваться в обмен оскорблениями. — Анни считает, что мои действия мешают миссии. Ты согласен с этим мнением, Бертольд? Несколько секунд Бертольд молчит, переводя взгляд с Райнера на Анни и обратно. В отличие от неё, он всегда старается выразиться как можно мягче, сгладить конфликт. Не в первый раз Райнер задаётся вопросом, о чём думало командование, когда посылало Анни на остров: командная работа с ней похожа на изощрённую пытку. Может быть, Марсель справился бы лучше. Или Анни умудрилась бы довести даже его, и он перегрыз бы ей горло во время очередного спора. Вряд ли, конечно. Но эта мысль всё равно заставляет Райнера улыбнуться уголками губ. — Если вы будете так шуметь, никакой миссии может не остаться, — наконец произносит Бертольд отстранённым тоном. — Чёткого регламента у нас нет, приказано было ориентироваться по ситуации, — повторяет он инструктаж. — Может быть, если бы ты объяснил нам, чего пытаешься своими действиями добиться, Анни бы было проще это принять. — Бросив извиняющийся взгляд в её сторону, он продолжает: — Мне всё равно, с кем ты спишь и спишь ли вообще, если это не мешает делу. Анни закатывает глаза, бормоча: «Ёбаная тряпка». И Райнер, и Бертольд делают вид, что ничего не услышали. Прочистив горло, Райнер докладывает, как начальству, сдержанно и уверенно: — Я думал, мои намерения прозрачны. Йегер популярный парень, он лидер, и на него ориентируются сверстники. Его поддержка может сыграть свою роль для нас в будущем, что уже говорить о поддержке всей его компании. Чем больше полезных связей у нас будет к моменту, когда мы сможем извлечь Координату, тем лучше. Тебе, Анни, тоже стоило бы подумать об этом: ты ничем не помогаешь, избегая всех, как чумных. Это не очевидно? Прищурившись, Анни кривит губы — она не выглядит ни впечатлённой, ни убеждённой. Но, во всяком случае, больше не орёт, а только насмешливо цыкает языком: — Ой, не надо рассказывать сказки, что ты продумал всё это с самого начала. Йегер с тебя с первого дня взгляда не сводил. — Именно поэтому я и решил использовать его интерес в своих целях, — невозмутимо подтверждает Райнер. Бертольд кивает в ответ, как будто ему это всё объясняет; Райнер как никогда благодарен ему за уступчивость и поддержку. Анни молчит несколько секунд, зло сжав губы, а затем неприятно улыбается: — Какая преданность делу. Берегись, здоровяк, как бы твоего дружка не задело. Никаких сомнений, что при случае она сама разделалась бы с Эреном, не пожалела бы ни его, ни любого другого кадета. Это и звучит как угроза. Против Женской Особи ни у кого из них не было бы и шанса. Игнорируя липкий, сковывающий страх, Райнер смотрит ей прямо в глаза и холодно произносит: — Ты забыла, что у нас нет здесь друзей?*
Через несколько дней, ночью, когда Райнер уже почти уснул, Эрен, разорвав объятия, поворачивается к нему лицом. — Как думаешь, он может быть жив? Весь день они провели на УПМ и до смерти устали; спросонья он не понимает, о чём речь. Мысли текут вяло, обрывочные образы из ненаступившего сна их сбивают и путают. — О чём ты? — Райнер трёт глаза. Сглотнув, Эрен вздыхает и поджимает губы. Он смотрит мимо Райнера в сторону стены, от его привычной уверенности нет и следа. — Мой отец, — наконец шепчет Эрен. — Неужели он просто сбежал. Райнер не слышал, чтобы Эрен когда-либо о нём говорил. Историю о погибшей во время операции матери Райнер помнит хорошо: иногда мысли о том, что это из-за него, посещают его, когда Эрен мирно спит рядом. Он пытается представить женщину с каштановыми волосами и яркими зелёными глазами, смуглую, красивую. Окровавленную, с перекошенным от ужаса лицом, смотрящую прямо на неразумного титана, что через секунду её сожрёт. И ребёнка, который кричит, протягивая к ней руки, не способный ничем помочь. — Он был хорошим отцом? — пробует Райнер, моргая, чтобы отогнать мрачный образ. — Конечно! — тут же восклицает Эрен, но сразу же понижает голос и начинает мять край простыни. — Да, разумеется… Он любил нас, как мне казалось. Райнер не знает, что нужно сказать. Его самого гнало в спину желание заслужить любовь своего отца, именно оно привело его сюда, в мужскую казарму кадетского корпуса на дьявольском острове, в кровать, где он спит с Эреном. Ничто не помогло ему заполучить её, он вообще не уверен, что это возможно. — Тебе повезло, — осторожно начинает Райнер. — Может быть, он ударился головой во время… — он запинается, — когда титаны напали на город. Твой отец мог удариться головой и потерять память. — Да, наверное… — Эрена не успокаивают его слова. Глаза, наполненные непролитыми слезами, всё также смотрят в сторону, и Райнер пытается снова: — Может быть, у него нет денег? Его могло занести в другую часть земель при эвакуации, и сейчас ему приходится работать, чтобы вернуться к тебе. Эрен долго молчит. В ночной тишине его прерывистое дыхание кажется таким громким, словно может перебудить весь отряд. Перед тем как снова заговорить, он растерянно хмурится и опускает взгляд. — Или он просто умер. Как бы логично ни звучало это предположение, Райнер не может согласиться с ним, не может причинить Эрену такую боль. Не теперь, когда он стал самым близким, кто у Райнера когда-либо был. Это толкает его на отчаянный шаг: — А мой отец бросил нас с мамой. Эрен реагирует мгновенно: его глаза тут же находят глаза Райнера. Всё ещё покрасневшие, больше они не выглядят бессильно потухшими, — сожаление и сочувствие возвращают им знакомый живой блеск. — Когда я родился, и оказалось… — Райнер мысленно бьёт себя по лбу. Быстро придумать, что соврать, оказывается неожиданно сложно. — Оказалось, что я родился очень слабым, отец ушёл от мамы. Но Эрен не замечает ничего подозрительного, он просто хмурится и молча ведёт ладонью поверх одеяла, находит руку Райнера и крепко её сжимает. — Пару лет назад я встретил его, рассказал, что много тренировался, стал здоровее и меня взяли в кадетское училище, что я собираюсь… бороться с титанами. Я думал, он будет мной гордиться. А он начал орать, что я ублюдок и он не знает меня, что у него семья и он порядочный человек, а моя мать — шлюха и лгунья. Эрен тихо охает. — Что за ублюдок! Надеюсь, ты плюнул ему в лицо и сказал, что единственный лгун — это он. Лгун и жалкий трус! Райнер слабо улыбается и, опустив взгляд, качает головой. Никому, даже матери, он не рассказывал об этой встрече; раньше ему казалось, что он скорее сгорит со стыда, чем сможет ею поделиться. После злых, резких слов Эрена давящее ощущение беспомощности не пропадает, но немного слабеет. — Не думай об этом, Райнер. Он просто идиот, — настойчиво произносит Эрен и, приблизившись, целует Райнера в лоб. От этого простого жеста становится так тепло, что Райнер сам не замечает, как умиротворённо прикрывает глаза. Эрен больше ничего не говорит, только отворачивается, прижимаясь спиной к животу Райнера, — обнимать его так приятно, что Райнер не понимает, как раньше засыпал в одиночестве. Представлять, что каждый день приближает его к тому моменту, когда он вынужден будет уйти, оставить Эрена позади, — а, может, вовсе стать причиной его гибели, — очень страшно. Райнер хотел бы его спасти. Может быть, в грядущем безумии ему удастся уберечь Эрена, убедить, забрать с собой… Никому не станет хуже, если в Марли вернётся на одного эльдийца больше. Возможно, если Райнер завладеет Координатой, командир Магат пойдёт на небольшую уступку; Райнер всё сделает, чтобы его убедить. Мягкое «хн» вырывается изо рта Эрена, когда Райнер прижимает его крепче. Ему бы так хотелось обо всём рассказать. Вместо этого он тихо, нежно шепчет, пытаясь утешить и себя, и его: — Твой отец вернётся к тебе, когда сумеет. Он не мог тебя оставить. Никто бы не смог.