***
Небольшой коридор, при входе громоздкая тумба с различными вещами, а сразу налево светлая кухня. — Так, вот, это наша квартира, проходите. Дазай, Вы не стесняйтесь, — начала суетиться Озаки. — Э-э, мы можем перейти на «Ты»? — в замешательстве почесав затылок интересуется шатен. — О, да! Конечно! — улыбнулась ему женщина. — Чуя, — продолжила мать, — Покажи Дазаю где находится ванная комната, а после идите на кухню оба. — Сказала Коё и сама упорхнула ставить чайник. — Чуя, сколько у вас комнат? — поинтересовался Осаму по пути в ванную, следуя за рыжим — Две. — А где твоя? — допытывался шатен. — Вон та дверь, — Накахара кивнул в сторону деревянной, со стеклянными матовыми вставками двери. — А можно потом взглянуть? — Нет. Заметив удивление и недопонимание на лице Дазая, Накахара вздохнул. — Да можно-можно. Шучу я, — вздохнул рыжий. Он довольно-таки устал с дороги и хотел есть, поэтому, поскорее помыв руки, устремился на кухню. — Не очень у тебя шутить выходит, — начал подкалывать парнишку шатен и хвостиком прошёл за Накахарой, на это Чуя только недовольно цыкнул. Коё уже разливала чай и доставала угощение из холодильника. — Дазай, не стесняйся, — подвинула она тарелочку с десертом к шатену. — Небось устали с дороги. Чуя, ты тоже не сиди без дела. Ну, рассказывайте. Коё приготовилась слушать, в азарте подперев руками лицо. — Ну, — начал Накахара и запнулся, посмотрев на Осаму прикрывшего веки, словно кот. Тот слегка улыбнулся, из-за приглушённого света кухни вечерняя темнота затмевала собой половину помещения. — В общем, первое место, — издал Чуя, не зная, что говорить дальше. — Чуя-кун, чего так скучно-то? — начал брать инициативу на себя Дазай, — В общем, у нас был прекрасный номер! Кое внезапно перебила его восторженный рассказ. — Дазай, сколько я должна тебе? Проживание, еда… — начала перечислять женщина и схватила кошелёк, — У меня наличкой нет, давай переведу? Осаму лишь прикрыл глаза. — Нет, я не возьму. Я переведу обратно. Спасибо. — Нет, Дазай, как же так! Ты что! — всё не успокаивалась женщина. — Нет, пожалуйста, не стоит. Считайте это подарком за старания сына. — Так нельзя! Небось это всё дорого стоило! — Послушайте, я не нуждаюсь в этой сумме, да и мы прекрасно провели время, не стоит беспокоиться. — Ох, — единственное, что смогла произнести Озаки, в то время как Накахара с интересом наблюдал за их спором. — В общем, отель был прекрасный, и персонал тоже. Мы ходили гулять в национальный парк, это было перед награждением. Там такая прекрасная сакура, её цветение словно воздушные облака, а аромат… Осаму запнулся на полуслове, томно прикрыв глаза, и вздохнул. — А вот на выступлении! Чуя-кун так прекрасно сыграл, его игра превысила все мои ожидания раз в семь точно. Я не заметил ни одной ошибки, жюри тоже остались в восхищении. Весь зал аплодировал, некоторые даже встали! — с воодушевлением рассказывал Дазай, как и всегда приобретя некое детское выражение лица и лёгкую наивность в голосе, в то время как Коё слушала его с распахнутыми глазами. Накахара же в свою очередь мечтал испариться, ибо чувствовал, как красные пятна снова покрывают щёки, в моменты когда Осаму нахваливал его. При каждом положительном и хвалебном слове в его сторону, Чуя всё больше и больше слышал как стучит сердце, а приятная тяжесть внизу нарастает. Рыжий практически молился, чтобы ни Осаму, ни мать не заподозрили или не заметили, что с ним что-то не так.***
— Он такой приятный молодой человек. Я даже не ожидала… — Накахара после ухода шатена помогал матери убирать со стола на кухне и мыть посуду. — Ага, — согласился парень. — А его умение подавать информацию, просто восхитительно! — всё ещё восклицала Коё, — У него такой хороший словарный запас, а харизма так и прёт. Слушала открыв рот, — посмеялась на последних словах женщина. — Ага, — всё так-же мрачновато соглашался Накахара с её словами. — Он такой опрятный, правда эти бинты… Ой, ну какой же всё-таки… — Коё запнулась, в поисках правильного слова, а после случайно глянула в сторону юноши. — Ты чего, Чуя? — осторожно поинтересовалась она. Накахара лишь отмахнулся. — Нормально всё. — Эй, Чуя, что такое? — всё никак не переставала Коё. — Да нормально. Устал просто… — потёр он и без того красные глаза. — Ох, ладно, львёнок, иди отдыхай. Накахара даже не стал спорить, а, пожелав спокойной ночи, отправился в свою комнату. Во мраке вечера, чёрной материи ночи, покрывшей собой всё окружающее парня, он завалился на мягкую кровать, которая словно поглощала уставшее полуобнаженное тело. Юноша остался в одних боксерах, после, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в подушку, он устало вздохнул. Внезапно воспоминания о шатене протянулись тонкой струёй потягивания снизу в его мозг. Рыжий вспоминал худые бледные пальцы, изящные кисти, иногда пониженный до хрипотцы голос и прикрытые веки. Накахара, слегка подобрав под себя одеяло, потёрся щекой о шёлковую ткань подушки. Пару минут прислушиваясь, тихо ли в квартире, парень потерся пахом об одеяло, ибо терпеть изнурительное чувство внизу живота уже больше не мог. Рыжий упёрся коленями в матрас и слегка прогнулся в спине, одной рукой согнутой в локте оперся в подушки, а другая потянулась к паху. В мыслях снова яркими воспоминаниями всплыли моменты и отрывки — чёрный костюм со сверкающей цепочкой, ароматные духи, до дрожи в теле низкий голос возле уха. Холод ладоней и жар карих глаз, обеспокоенно смотрящих прямо в лицо. Из-за всех этих моментов, которые словно пролетали перед глазами Накахары, он чувствовал, как лицо его заливается алыми пятнами стыда перед Осаму, в то время как его рука уже начинала двигаться по пульсирующему и отдающему жаром члену. Юноша уткнулся лицом в подушку, стыдясь своих действий, а именно того, что вызваны они воспоминаниями о Дазае — слишком жаркими, мокрыми и нетерпеливыми. Сейчас же он не мог думать о стыде и прочем, хоть и, смущаясь и представляя на месте своей ледяную руку шатена, юноша продолжал. Рыжий вспоминал, как Осаму хвалил его, вспоминал, как тот приглушённо усмехался во мраке закулисья и как взволнованно смотрел. Чувствуя пик наслаждения, Накахара совершенно перестал сдерживать фантазии, а после, приглушенно замычав в подушку, и мечтая лишь о теле, покрытом бинтами рядом, грохнулся в бессилии на кровать. Мечтая о тихом, опаляющем дыхании над ухом, об успокаивающем голосе, о прохладных, холодящих кожу поцелуях и трепетных прикосновениях. Сияют, но не жгутся небеса, Глянь, я теперь меж солнцем и тобой, Меж двух огней, но солнце — лишь оса, Огнем змеиным зрак сочится твой, Ох, кабы я бессмертной не была, Меж жарких твердей вспыхнуть — и дотла!