Юрка долго не мог понять, что такое это «нравится»? Каким оно должно быть? К кому относиться?
Но этого «кому» он знал — Володя, а значит вывод напрашивался сам собой: он ему нравился.
Эти дурацкие, как он выражался, мысли постоянно лезли ему в голову, не давали спокойно спать, а днём то краснеть, то бледнеть, находясь так близко к вожатому: когда Володя клал руку ему на плечо или, будто бы случайно, погладил по коленке. А чего только стоили его слова благодарности и откровения… А посиделки почти до самой ночи на карусели среди одуванчиков, вместо дискотеки, на которую он так рвался ради поцелуя в щёку от Ксюши, но так и не пришёл — с Володей интереснее. А последние три дня… Юрка в жизни так не смущался, как перед ним! Может такая быстрая смена оттенков лица и была проявлением этого самого «нравится»? Или утренний конфуз, о котором — о боже, — поскорее хотелось забыть? Или купание в реке… голышом! Но они же мальчики — это нормально. Он ведь даже ничего толком не смог разглядеть — повернулся только тогда, когда Володя уже с головой был в воде. В дУше с другими ребятами всё выходило куда откровеннее, но воспринималось совершенно обыденно, а с
ним… уже как нечто очень личное — интимное
. Неужели это не явный знак «нравится»?
Юра не мог быть уверен ни в одном из предположений. Он лишь много об этом думал и всё бестолку. Может просто он сам бестолковый? Ну уж нет, только не Юрка Конев — он не мог!
Глупое сердце, тем временем, бухало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и побежит. К Володе.
«Да прекрати же ты так стучать!», — мысленно приказал Юрка, когда на очередном завтраке посмотрел в сторону пятого отряда. Конечно же, взгляд был обращён не на увлечённо болтавших о чём-то Олежку и Сашку…
Володя выглядел по обыкновению собранным и серьёзным, но заметив Юру, улыбнулся ему, а тот сразу же опустил глаза на непонятную субстанцию, растекающуюся лужицей по тарелке, которую поварихи назвали овсянкой. Есть не хотелось совсем, но пришлось — через силу.
Утреннее солнце проникало сквозь прозрачную толщу окон длинными лучами, терялось меж накрытыми скатертями столами, поблёскивало на начищенных чёрных ботинках пионеров, отражалось от линз округлых Володиных очков. Когда луч попал прямо вожатому в глаза, тот забавно сощурился, отчего Юрка расплылся в улыбке, словно влюблённый дурак. Какой же Володя красивый… Как же хотелось его об… и по…
— Эй, Юрка, ты чего так улыбаешься? — Миха помахал ему ладонью перед лицом, возвращая в реальность. Юра уловил из его слов явно выделенное «так». — Не выспался что ли? Или… на девчонок засмотрелся? — Он игриво подвигал бровями, подмигнул. Мимо окон как раз прошли ПУКи.
— Да вот ещё! Просто… шутку вспомнил, вот и всё. Нужен мне больно этот зверинец! — Да, так бы ответил обычный Юрка. Не такой, каким он становился сейчас. Понять бы ещё: каким конкретно?
— Да чего ты взъелся сразу? Что это за шутка такая?
— Не скажу, она слишком плохая.
***
— Юр, ты на дискотеку сегодня пойдёшь? У тебя же, вроде как, уговор. — Тихо спросил Володя.
Время сон-часа, но они, как и в любой другой день, сидели на карусели, перечитывали сценарий будущего спектакля, переделывали реплики для Олежки.
— Юр?
— А, на дискотеку? Так задумался над синонимом к слову «бомбардировка», что сперва не услышал. — Неправда, Юра снова думал об этом «нравится». Он как-то неловко усмехнулся и, оторвавшись от тетрадки, взглянул на Володю. К щекам вновь прилил жар — он засмотрелся на его губы.
— Ты так стараешься мне помочь. Спасибо тебе большое. Так что там с дискотекой? Пойдёшь?
— Володь, ты же знаешь условия договора: без твоего присутствия меня никто целовать не станет.
— Тогда и я пойду.
— Правда? — Юрка вскинул брови от удивления и захлопал глазами в неверии. Вот только хотелось ему совсем не Ксюшиного поцелуя. От этих мыслей стало тоскливо, но виду он не подал — Володя и так мало улыбался.
— Правда. Только с Леной договорюсь.
— Отлично! Встретимся тогда здесь же и вместе пойдём!
— Хорошо. До встречи!
***
Нравится, нравится, нравится…
Он понял это, когда бежал к щитовым, вернее, когда Володя его догнал. Вернее… когда Юра, положив руки ему на плечи, прижался к его губам своими. Наконец поцеловал. Совсем по-детски — по-другому просто не умел.
Несмотря на вечер, ему было невыносимо жарко. Хотелось задержаться в этом сладком томительном моменте подольше — не отпускать его от себя больше никогда и ни за что. Поцеловать ещё раз и ещё… Чтобы точно убедиться, что это самое «нравится», в эту секунду стало для него кристально понятным: ему не был нужен кто-то другой — нужен был лишь Володя. Остальное он поймёт и осознает позже.
«Я так тебя люблю…».
