***
Изрядно раздражённый, едва ли не взбешённый Дейл проносился мимо чёрных коридоров, по витым лестницам, сквозь запертые двери, спускаясь всё глубже, в самые потаённые места древнего замка. Он белым вихрем скользил меж каменных стен, редких монстров, изредка освещаемый багровым светом из огромных окон, размышляя о госте под ликом Карлитты. Бесспорно, внешне и по характеру никто не смог бы догадаться, что перед ним лже-Карлитта. Однако этот некто совершил две ошибки, которые мог различить лишь Дейл. Либо же специально позволил Богу Ночи их заметить. Какие бы слухи ни были, какие бы мысли ни крутились в разуме богов и смертных — между Карлиттой и Дейлом никогда не было любовной связи. Они были друзьями, наставником и учеником, практически братом и сестрой, но никогда — любовниками. Однако лже-Карлитта всячески ластилась, прикасалась, соблазняла. То ли не ведая правды, то ли в насмешку издеваясь. И вторая ошибка. Взгляд. Порой Карлитта настолько уходила в себя, что забывала следить за эмоциями, вспыхивающими в её глазах при виде Дейла, его белоснежных волос и лиловых глаз. Это были чувства тоски и вины. Настолько поглощающие, удушающие, от них едва ли не становилось больно. Это было страдание искалеченного сознания. Боль, что полыхала ярчайшим огнём в очерствелом сердце. Однако лже-Карлитта смотрела с любопытством, исследовательским интересом, будто стремясь разглядеть для себя что-то, понять. Возможно, лже-Карлитта знала настоящую, её повадки, характер и боль. И не могла их понять? Но кто знал её настолько хорошо, кроме Дейла, которому было позволено знать её так долго? Бог Луны внезапно остановился на каменных ступенях, что холодили его босые ноги. От резкого ступора полы лилового халата метнулись вперёд вместе с волосами. Терри. Терри прожил рядом с Карлиттой практически всю свою сознательную жизнь, даже когда не состоялся как Бог Надежды. Он, как и многие, и даже Сиэль, не верил, что между Дейлом и Карлиттой никогда не было любовной связи. Но зачем Терри делать подобное? И как он смог проникнуть в сны их повелителя? Неужели он что-то скрывает? Что может быть хуже смертной любовницы? И что смогло бы сподвигнуть его на такой шаг? Вот ступени становятся всё более грубыми, а стены утрачивают гладкость. Чем глубже спускался Дейл, тем больше древний замок напоминал лабиринт старых пещер. Придерживаясь за стену, чьи острые осколки вспарывали нежную белую кожу, Бог Ночи упорно продолжал спускаться вниз, к мягкому тлеющему золотистому свету. И вот настоящая подземная пещера. На её стенах расцветали кристаллы, внутри которых не было и отблеска света. Внизу протекала река Забвения, её чёрные ручьи смертельным водопадом спускались с пьедестала. На котором стояла статуя. Огромная статуя, разделённая надвое. Правая половина из белоснежного мрамора, левая — чёрный обсидиан. На правой стороне, в волосах, распускались цветы, на левой — горело вечное пламя. Глаза статуи были прикрыты, словно в желании не видеть этот мир и то, что происходит внутри него, однако на пухлых губах играла ласковая материнская улыбка. В чертах статуи угадывались знакомые черты Карлитты, и всё же отличные от неё. Подбородок не столь остёр, губы пухлее, скулы видны сильнее, брови шире. Это была не Карлитта, но Создатель. Из тонких некогтистых рук, вытянутых вперёд, струились чёрные ручьи, вливаясь в реку Забвения. От самой двукаменной статуи лился золотистый свет, берущий начало в вязи на её плечах. Дейл, как было всегда, застыл, зачарованный красотой этого места, прижимаясь к холодящей стене и оставляя на ней мерцающие капли своей крови. — Не знаю, зачем я пришёл, — до рези в лиловых глазах всматриваясь в знакомое и незнакомое одновременно лицо, тихо произнёс Дейл. — Я до последнего момента не подозревал, кто ты, а сейчас уже поздно. Ты говорила, что возвращаешься к тем, кто тебя ждал. Вернёшься ли ты к нам? Мы тоже тебя ждём. Я жду. Твой мир движется к разрушению. К хаосу. И я часть его движения. Ты говорила, что я достоин этого места… Нет, нет, никто не достоин его, кроме Тебя. Я знаю, тебя здесь нет, но кто-то притворяется тобой. Прошу, вернись... Я так устал. Дейл окончательно сполз по стене, сдирая спину и халат. Тонкие руки, в которых заключена власть, управляющая большей частью мира, позорно дрожали, не в силах выдержать того веса, что сами на себя взвалили. Белоснежные волосы закрыли прекрасное и вечно юное лицо, легко покачиваясь от малейшего движения. Судорожный вдох. — Это место… начало всему… Ты ведь слышишь меня? Только здесь ты, возможно, можешь услышать меня. Стекольный звон. Дейл вскинул голову. Ничего. Ничего не изменилось. Но, возможно, его действительно услышали.***
Райан загнанной бессильной птицей метался по постели, разрывая простыни в тщетных попытках вырваться из объятий видения, сна, прошлого. Того, что невидимой каменной плитой давило на плечи. Неизвестного, но отчего-то до боли родного и знакомого. Мёд, не в силах что-либо изменить, печальными золотыми глазами наблюдал за мечущимся хозяином, сидя на изголовье кровати.***
Небольшая тёмная карета ехала меж городских улиц. На гладком боку красовался герб в виде меча вокруг которого обвивался питон, раскрывший пасть. Вороные лошади остановились напротив неброской лавки. «Ювелирная лавка старика Цита». Спрыгнувший служка открыл дверцу кареты и из неё ступил… Томас? Нет, он выглядел бы так лет в сорок. Константин? Мужчина непонятным взглядом посмотрел на непримечательную лавку, сглотнул и подал руку кому-то внутри кареты. Женщине, немногим младше, по всей видимости, мужа. С серыми волосами и глазами, которые светились чистотой и нежностью, любовью ко всему миру. — Идём? — спросила она тихим голосом, трепетно кладя тонкую руку на локоть супруга и понимающе заглядывая тому в глаза. — Да, — кивнул Константин и, выдохнув, сам толкнул дверь. Внутри ювелирная лавка ничем не отличалась от других, даже была куда проще и скуднее обставлена. За прилавком стояла беременная женщина, когда-то симпатичная, сейчас — измотанная. Она устало подняла взгляд на вошедших и застыла, внимательно следя за Константином, что сам пристально осматривал убранство. — Добро пожаловать в нашу скромную лавку, что я могу вам предложить? — заученно спросила она хриплым, сорванным голосом. — А д… Цит где? — запнувшись, всё же спросил Константин. — Дедушка! — крикнула, по крайней мере попыталась, женщина наверх. Раздалось шарканье и вскоре к посетителям спустился сам Цит. Очень старый, морщинистый, его дрожащие руки с трудом опирались на трость, но взгляд был всё ещё чист и ясен. — А, Её младшая Светлость. Года текут незаметно для вас, вы всё так же прелестны, — беззубо улыбаясь, прошамкал старик. — Благодарю, мне хотелось бы кое-что выбрать в подарок сестре, для неё это место имеет особое значение, — с затаенной болью ответила герцогиня. — Маришка, — кивнул внучке Цит. Маришка, судя по виду, что-то вспомнила и с возросшей подозрительностью пошла помогать герцогине делать выбор, ковыляя, как уточка. — Ваша внучка так поздно понесла, — как бы невзначай начал Константин, пряча руки за спиной. — Десятого-то? — недовольно закатил глаза старик. — Муж, по всей видимости, хотел детей, — Константин выглядел так, словно пытался вспомнить давно забытое, его речь была куда более простой, нежели привычная аристократическая. — Помер он давно, а она как бегала по мужикам, так и продолжает. Вот и приносит в подоле незнамо от кого и когда. Вся в мать. — А с ней что? — Константин едва заметно подобрался. — А что с ней? После родов Маришки сразу к Темной Госпоже и ушла. Так бы наверняка тоже по мужикам бегала. — И достойная из Маришки преемница? — Ещё чего! — возмущённо фыркнул дед. — Такой дурной только за детьми и следить, да не учить. Ничего после моей смерти не получит, гулёна. Я всё Михаю отдам, моему подмастерье. — А больше у вас потомков нет? Цит впервые за время разговора обернулся к Константину. — Косцюш тоже дурной был, хоть и к наукам тянулся. — Был? — отвернувшись, продолжил расспрос герцог. — А то ж! Что Косцюш, что Маришка, оба в мать дурные! Константин опустил голову, пряча лицо за длинными чёрными прядями. — Даже оправдываться не будешь? — спустя несколько молчаливых мгновений, спросил Цит. — Зачем? Всё равно ведь виноват, — печально усмехнулся Константин. — Виноват, — упрямо кивнул старик. И тут же тростью ударил Константина по голове. — Но за столько лет мог хотя бы извиниться! Застывшие на другом конце лавки ошарашенные Маришка и Изабелла молча раскрыли рты. — Извиняюсь, — пробурчал Константин, безмерно похожий на маленького ребёнка. — Не верю, — вновь фыркнул старик. — Как был дурным, так и остался, теперь хоть отец с тобой разбирался, а не я. — А он-то здесь причём? — тут же вскинулся Константин. — А в том! Кто забрал тебя отсюда, да в другую страну увёз? — Ну знаешь ли, если бы не он, меня бы вообще не было! — Я выбрала украшение! — поспешив разнять деда и внука, Изабелла, подхватив Маришку под локоть, потащила её к мужчинам. И картина меняется. Теперь карета мирно едет по лесной тропке. — Это было… ошеломляюще, — держа на коленях бархатную коробочку, произнесла Изабелла. — Дед всегда такой был, — устало ответил Константин. — Ничуть не изменился. — Ты рад, что встретился с ним? — Изабелла погладила мужа по щеке. — Я должен был, — улыбнулся Константин, кладя свою руку поверх. — Теперь моя очередь. И карета останавливается. Это был монастырь. Вдали от городов, под покровительством Нираи, он привечал всех женщин, которым была нужна помощь. Изабелла под руку с Константином, здороваясь со всеми встреченными женщинами, дошли до нужной каморки. Тихий стук. — Войдите! — раздался женский высокомерный голос за дверью. В келье, на узкой кровати сидела женщина лет сорока, до сих пор не утратившая своей красоты. Даже без дорогих мыл и масел, золотистые волосы спадали на покатые плечи, а взгляд голубых глаз оставался по-детски наивным и ясным. Она сидела, ссутулившись, с упрямым выражением на лице и весело качала ногами. — Габриэлла, — начала Изабелла, заходя внутрь, — я принесла тебе подарок. — Мне?! Голубые глаза вспыхнули восторгом и вот уже женщина радостно спрыгнула с кровати, мчась навстречу Изабелле. — Давай! Давай! Хочу! — Держи. Габриэлла схватила неухоженными руками, с обгрызенными ногтями, коробочку и открыла её. — Какое краси-ивое! — протянула она радостно, всячески раскручивая браслет с множеством разноцветных маленьких камней, причудливо блестевших при свете. Он казался таким же детским, как и поведение Габриэллы. — Сколько тебе уже лет, милая? — Константин задал свой вечный в этих стенах вопрос. Совершенно не обращая на него никакого внимания, Габриэлла крутилась возле грязного зеркала. — Не знаю! Мне не говорят сколько я здесь, — надулась Габриэлла. — Когда уже отец меня заберёт? Он обещал подарить мне молодых жеребят! Но не подарил! Когда я получу своих жеребят?! Габриэлла сначала топнула босой ногой, а потом закричала, вперемешку с рыданиями. — Хочу жеребят! Хочу домой! На крики женщины сбежались старшие и выпроводили супружескую чету, принявшись успокаивать Габриэллу. Изабелла, тихо всхлипнув, спрятала лицо на груди мужа. Её плечи мелко затряслись. — Тш-ш-ш, может, так ей действительно будет лучше? Что было бы, останься она в здравом рассудке? Её бы казнили или изгнали.***
Райан резко распахнул глаза, вскакивая с постели. По лицу, шее и груди стекали капли пота вперемешку с обычной водой. Над кроватью стоял обеспокоенный Грег с уже пустым кувшином в руках. — Давно пора вставать, — ответил он на немой вопрос в светящихся золотых глазах. Вода и пот внезапно начали испаряться с загорелой кожи, отдававшей золотистым сиянием. — Да, конечно, — ответил Райан, с трудом пытаясь хоть как-то уложить сон в голове, понять и осознать его. — Надо собираться. — Завтрак вы уже пропустили, так что можете не торопиться, — поняв, что пусть Райан и сбит с толку, но здоров, Грег покинул его спальню, остановившись в кабинете. Райан же, услышав стук закрывшейся двери, медленно опустился на колени, глубоко дыша. Резко схватился за голову, оттягивая пряди. — Эти видения скоро сведут меня с ума, — прошептал он. Сокол молча продолжал наблюдать за страданиями хозяина, опустив голову.