Маленький секрет Альбуса Дамблдора

Геллерт шагал под мелким дождем, не выпуская из виду рубашку Альбуса, которая белым пятном мелькала впереди. Над ними, вспарывая синие предзакатные сумерки, полыхали зарницы. Наезженная дорога вилась меж холмов все дальше от Годриковой впадины, а потом нырнула в рощу – дубы, ясени и густой подлесок из мелкой древесной поросли вперемешку с колючими кустами ежевики. Пройдя немного среди деревьев, Альбус остановился – Геллерт увидел, как он зябко повел лопатками под промокшей рубашкой, – огляделся по сторонам и свернул в ежевику. Подождав немного, Геллерт последовал за ним по едва приметной тропке. *** Геллерт заподозрил неладное в тот вечер, когда они с Альбусом впервые поцеловались. Они сидели в саду Батильды, а над домом Дамблдоров поднималась луна, полная и блестящая латунью, как новенький алхимический прибор. Разговор перескакивал с темы на тему, тянулся и путался в туманной вечерней дымке. И они поцеловались. Точнее, Альбус его поцеловал. Геллерт всегда считал, что трогать чужие губы губами и языком дурацкая затея, но губы Альбуса оказались горячими и упругими, и у его рта был такой чудный вкус, нежный и горький. И смутно знакомый. Охваченный любопытством, Геллерт толкнулся языком в губы Альбуса, пытаясь распробовать этот волнующий вкус. Альбус тут же отпрянул, растерянный и раскрасневшийся, принялся извиняться, потом появилась Батильда, и он торопливо попрощался и ушел. Только поздно ночью Геллерт наконец смог вспомнить, какое растение имеет такой удивительный вкус. Мандрагора! Зачем Альбусу понадобилось жевать мандрагору? На следующий день они снова целовались, но мандрагорой губы Альбуса больше не пахли, а едва начало смеркаться, он опять скомканно и неловко попрощался и ушел. Когда это повторилось и на следующий день, Геллерт подождал несколько минут и отправился вслед за ним, на всякий случай укрывшись сразу тремя видами чар. К себе домой Альбус заходить не стал, а выйдя из тетушкиного сада, сразу свернул на дорогу, ведущую из города. *** Чары для отвода глаз окутывали Геллерта серыми тенями и скрадывали звук шагов. Даже если бы Альбус обернулся, он увидел бы только неширокую дорогу в сгущающихся сумерках, кусты на обочине и, может, вышедшую на охоту лисицу. Вдалеке снова громыхнул гром. Полнолуние, мандрагора… Не было никаких сомнений, что Альбус совершает какое-то сложное магическое действо – обряд, ритуал, пермутацию. Но какое именно? С досады Геллерт топнул ногой. Значит, для Альбуса он достаточно хорош, чтобы с ним целоваться, но не достаточно хорош, чтобы посвятить его в магические планы. *** Вскоре Альбус вышел на полянку, скрытую со всех сторон плотно растущими деревьями. Геллерт обошел ее по краю, так, чтобы видеть лицо Альбуса, и спрятался за одним из дубов, сжимая палочку в руке. Сейчас Альбус раскроет свою тайну. Сложные обряды требовали сложных приготовлений – жертвенных подношений, инструментов, символов, привлечения стихий. Но все, что появилось, когда Альбус достал палочку и взмахнул ею – это маленький хрустальный фиал. Он закачался перед Альбусом прямо в воздухе. Внутри фиала переливалось зелье, которое в сумраке казалось черным. Геллерт мог бы навскидку назвать под сотню зелий, в которых использовался лист мандрагоры, и не меньше половины из них имели темный оттенок. Если бы только можно было разглядеть цвет… Еще одно движение палочки – из фиала вылетела пробка. Альбус поднес его к губам и залпом выпил зелье. Поморщился. Геллерт от волнения прикусил губу. Сейчас… Но ничего не произошло. Только капли дождя стали крупнее и с ровным шумом застучали по листьям дубов. Альбус поднял палочку снова. Теперь его рука двигалась сложными, изящными поворотами. Каждый взмах, каждое движение кисти точно просчитано и соразмерно. Манжет рубашки соскользнул вниз, открывая элегантно вывернутое запястье. Альбус начал читать заклинание. Звуки голоса сливались с шумом дождя, и слова ускользали от Геллерта, едва различимые, незнакомые, но он ощутил мощь и напряжение магии. На мгновение почувствовал ее так, словно творил ее сам, словно она пронизывала каждую частицу тела, пела в каждой капле крови. В пальцах покалывало, вдоль хребта побежали мурашки. Трансфигурация! Только она требовала такой точности, такого сложного сочетания слова и дела, такого напряжения. Еще Темные искусства, но Геллерт был уверен, что это не они. Слова стихли. Дождь тоже затихал. Геллерт ждал, позабыв про свою обиду и злость, охваченный лишь любопытством. Несколько мгновений ничего не происходило, потом Альбус вскрикнул и схватился за грудь. В это же мгновение поляну залило светом. Свет исходил от Альбуса, просачивался сквозь его кожу, такой яркий, что у Геллерта брызнули слезы из глаз. Он видел лишь расплывающийся силуэт – Альбус опускается на колени, вскидывает руки, падает. Свет вокруг него разгорелся еще ярче, так ярко, что Геллерт ослеп. *** Когда он вновь смог видеть, поляну больше не освещали ни магический свет, ни зарницы – гроза ушла. Стояла тишина, и под скрывающими чарами Геллерт не слышал даже собственного дыхания. Луна светила сквозь прореху в облаках, слабо освещая силуэт лежащего на траве Альбуса. Неестественно изломанный, раздувшийся, совершенно неподвижный. Геллерт выругался сквозь зубы. Альбус был гениален и чертовски силен, но что, если он перемудрил с зельем? Или разбудил магию такой мощи, что не смог с ней совладать? Геллерт скинул скрывающие чары и, с палочкой наготове, вышел из своего укрытия. На ходу он перебирал подходящие для исцеления заклятия, искры на кончике палочки стремительно меняли цвет. Сеть Парацельса – бессильно против зелий, универсальное контрпроклятие – совсем не такое универсальное, как гласит название, ионийский бальзам – слишком непредсказуемое, если не знаешь какой магией причинен вред. Геллерт выругался. В старых сказках, задумав великую магию, волшебники хранили молчание, кое-кто говорил “не гневи Гекату пустой болтовней”, но было бы куда проще, если бы Геллерт знал, что именно Альбус сотворил. А может, если он такой скрытный, бросить его здесь? Вместо этого Геллерт прошептал простейшее заклинание оживления. Оно точно не навредит, а если Альбус придет в себя, Геллерт из него уж вытрясет все, что нужно, чтобы помочь. Заклинание отпрыгнуло от распростертой на траве фигуры, как резиновый мячик. Геллерт скривился от досады, но Альбус вдруг крупно вздрогнул и что-то проворчал. Геллерт окликнул его: – Альбус! В ответ тот зарычал, подорвался на четвереньки и ринулся наутек, путаясь в собственных лапах. Лапах?... Геллерт начал догадываться, что здесь происходит. – Альбус? – снова позвал он, вглядываясь в зыбкую темноту меж стволами дубов. Лес ответил ему лишь шуршанием листьев. – Я все понял, Альбус, хватит прятаться! - крикнул Геллерт. - Ты оборотень! Зря ты от меня скрывал. Я бы все равно узнал. Сдавленное рычание раздалось совсем не оттуда, откуда Геллерт ожидал. Должно быть, Альбус бесшумно крался по кустам, чтобы сбить его со следа... Теперь смысл действий Альбуса стал Геллерту абсолютно понятен. Он хотел избавиться от своего волчьего нутра. Победить проклятие трансфигурацией – смелая и оригинальная идея. Очень в духе Альбуса. Только, похоже, она не сработала. – Думаешь, я с тобой не справлюсь? – спросил Геллерт у темноты. Он медленно поворачивался, стараясь оставаться лицом к едва слышному шороху. Оборотня и правда не сложно одолеть. Проще всего, конечно, убить, но убивать Альбуса он не собирался. – Можешь за меня не бояться! Я занимаюсь боевой магией с одиннадцати лет. Я тебя даже без палочки… Он не успел закончить хвастливую тираду – за спиной раздался оглушительный рев. Развернуться Геллерт тоже не успел, наугад бросил магическую сеть, уже понимая, что промахнулся. Когтистые лапы ударили в спину, и под тяжестью огромного тела Геллерт плашмя рухнул на траву. Ударом о землю выбило дыхание. Палочка отлетела в сторону, и теперь без нее магия дрожала на кончиках пальцев, а сосредоточиться на заклинании никак не получалось. Зверь торжествующе заворчал. Сейчас в загривок вонзятся волчьи клыки. Вот глупость. А как же грандиозные мечты?! Как же пророчества, сулившие величие и славу?! Геллерт инстинктивно зажмурился. Он ждал боли, но она не пришла. Зато раздалось урчание, такое звучное, что все тело Геллерта завибрировало. Хватка тяжелых лап на плечах ослабла. Он повернул голову и скосил глаза, чтобы увидеть, кто там за спиной. Над Геллертом нависала огромная усатая львиная морда. Ухмыляющаяся львиная морда. В сознании вспыхнула полуоформленная мысль-насмешка: "Видел бы ты сейчас своё лицо". – Слезь с меня! – рявкнул Геллерт. Лев послушно отпрыгнул. Геллерт тут же схватил палочку и поднялся на ноги. После того, как он повалялся на мокрой траве, на нем нитки сухой не было. И он страшно злился. На самого себя – не опознал анимагию, позволил захватить себя врасплох, да еще и не смог простейшей защиты сотворить без палочки, а хвастался-то как пьяный гоблин, – но, как это с Геллертом обычно бывало, досада на себя стремительно превращалась в злость на другого. – Прячешься от меня! – он ткнул в сторону зверя палочкой, с кончика которой летели синие искры. – После всего, о чем мы говорили! После того как мы… – Геллерт хотел сказать “целовались”, но осекся, и разозлился еще больше. – Ты собирался за мной шпионить. Вот зачем тебе звериная форма. Он сердито уставился на Альбуса, и, несмотря на злость, невольно залюбовался. В анимагической форме Альбус оказался молодым львом. Крупным, с мощной грудью и широким лбом. Его шкура серебрилась в вечернем сумраке, а едва пробивающаяся грива выглядела черной, но при свете дня наверняка окажется рыжей. Он сидел, обвив лапы длинным хвостом с пушистой кисточкой на конце, и чем дольше Геллерт на него смотрел, тем ниже склонялась тяжелая голова и плотнее прижимались уши. Вид у него был виноватый, и Геллерт обнаружил, что ему доставляет странное удовольствие видеть такое величественное и прекрасное создание пристыженным. Он поманил льва, и тот, шумно вздохнув, поднялся на лапы, потрусил к Геллерту и боднул в бедро. Сознания коснулось бессловесное извинение и совершенно звериное желание, чтобы почесали за ухом, которое Геллерт немедленно выполнил. У него самого пальцы дрожали от желания зарыться в густой мех, ощутить как переливаются под шкурой мышцы. В следующий миг они уже валяли друг друга по траве, не обращая внимания на снова хлынувший дождь. Геллерт, хохоча, трепал льва за уши и гриву, пытался поймать кисточку на хвосте, Альбус взрыкивал, урчал, пару раз щелкнул зубами и, наконец, позволил повалить себя на бок и рухнуть сверху. – Знаешь что, – Геллерт зарылся пальцами в темную гриву, – тебе все равно придется объясниться. Волна магии взметнулась так близко, что сердце заколотилось. То, что мгновение спустя под Геллертом очутился Альбус, веселый и раскрасневшийся, успокоить сердцебиение совсем не помогло. Они потянулись друг к другу и поцеловались, словно не было ничего более естественного и правильного. Наконец Альбус прошептал: – Прости, пожалуйста. Я все расскажу. – Я жду, – улыбнулся Геллерт. Альбус потянул его за мокрую прядь. – Сначала высушимся. *** Альбус надел очки и приманил из травы свою волшебную палочку. Вскоре они с Геллертом устроились на пушистом пледе у жаркого бездымного пламени, которое плясало в нескольких дюймах над землей, вытягивая к небу синие и алые язычки. Магический купол укрывал их от дождя. – Я начал обряд еще до того, как встретил тебя, – Альбус обхватил ладонью колено и щурился на огонь. – Вскоре после маминой смерти. Мне было так… – Одиноко? – предположил Геллерт. Альбус покачал головой. – Несвободно. Мне казалось, что если я смогу принимать звериную форму, то буду чувствовать себя на воле. Хотя бы изредка. Ну и, конечно, это было очень интересно с научной точки зрения, – добавил он и наконец взглянул на Геллерта. – Я немного изменил обряд: добавил в зелье один миним ртути и перевел заклинание на древнееврейский… – Так вот почему я не смог его узнать! – воскликнул Геллерт. – Но твою скрытность все эти научные изыски не объясняют и не оправдывают. Альбус взял его за руку и сжал пальцы. – Я опасался… – Что у тебя не получится? – снова перебил его Геллерт. – Я не сомневался, что у меня получится, – ответил Альбус. – Но я не знал, в кого превращусь. Вдруг это оказалось бы какое-нибудь жалкое животное. Цапля, дикобраз, или, ну я не знаю, хомяк, – он укоризненно посмотрел на Геллерта: – Ну и что ты хохочешь? – Ты был уверен, что исполнишь сложнейшее заклинание трансфигурации, – еле выговорил Геллерт, давясь от смеха, – но боялся, что превратишься в хомяка? – он утер выступившие слезы, но тут же снова фыркнул. Альбус притянул его к себе и шепнул, щекоча губами ухо. – Хватит надо мной смеяться. Геллерт повернулся к нему. – Твой лев прекрасен, Альбус. И ты не мог превратиться в хомяка, потому что ты великий волшебник, – он погладил Альбуса по щеке и добавил: – Иначе я не стал бы с тобой… Вместо того, чтобы завершить фразу, он прижался губами к губам Альбуса. – Никогда ничего от меня больше не скрывай, – проговорил он некоторое время спустя. – Не буду, ни за что, – пообещал Альбус рассеянно: он был слишком занят тем, что целовал Геллерта за ухом. Это действительно отвлекало. – И никогда, – добавил Альбус. – А ты… – Геллерт перевел дыхание. – Превратишься еще разочек? Надо же разобраться, как сработали твои изменения. Ртуть и все прочее… – Попозже, – усмехнулся Альбус. – Знаешь что, – Геллерт запустил пальцы в его волосы и потянул, заставив взглянуть на себя, – Я не хочу сегодня возвращаться домой. Давай останемся. – Мисс Бэгшот меня проклянет, – пробормотал Альбус, зажмуриваясь. Но возражать не стал. Когда Геллерт засыпал, капли дождя над его головой беззвучно ударялись о прозрачный купол и медленно скатывались на траву. Альбус в обличье льва растянулся рядом с ним во весь свой внушительный рост, положив Геллерту на грудь тяжелую когтистую лапу. Мурлыкать он, несмотря на сходство с большим котом, не умел, но издавал урчание, которое могло бы показаться угрожающим, если бы в нем не звучало такое откровенное удовольствие.