Забыть и забыться

Вадик по жизни не курит и не пьёт. Ему для получения кайфа не нужен допинг, а на адреналин у него почти аллергия. Он старается быть спокойным в любой ситуации, оставаться здравомыслящим и хладнокровным, подходить ко всему рационально… Вадик посылает к чёрту все свои принципы, когда в клубе, куда его занесло едва ли по долгу службы, он сталкивается взглядом с ней. Его, взрослого мужика, который знает, чего хочет, знает собственные вкусы и предпочтения, знает свои сильные (и слабые, да, они есть, и их знать едва ли не важнее) стороны, переклинивает, словно в отлаженный механизм с размаху вставили лом меж шестерёнок. Он залихватски вливает в себя ром с колой, с ухмылкой смотрит на её игристое вино, которое в данной ситуации можно считать почти невинным соком, и протягивает руку, не обращая внимания на парня, который сидит рядом с ней. Вадик знает: не откажет. Они оба здесь с одной целью, и он уверен: она всегда предпочтёт более надёжный, уже знакомый вариант, чем связь совсем без обязательств. Вадик приходит сюда, чтобы забыть. Она приходит сюда, чтобы забыться. Тут везде стоит удушающий запах сигарет и вейпа, который уже почти не раздражает Вадика своей прилипчивостью. Всё, что он чувствует, когда зажимает её в углу подальше от танцпола, поближе к чёрному ходу — её парфюм. Он отдаёт чем-то хвойным и древесным, и Вадику очень хочется слизать его вместе с капельками пота, которые так притягательно блестят в её яремной впадине. Но вместо этого Вадик одной ладонью сжимает оба её запястья над головой, пока обвязывает их тонким баффом. Развязывается просто, но пока придаёт ситуации немного… шарма. Вадик клянётся — себе и ей — что когда-нибудь он усадит её к себе на шею и вылижет. Не сейчас — на улице зима, декабрь, и стены очень холодные, но обязательно. А сейчас Вадик даже не лезет ей под футболку, зная, что на пути встретится мягкий спортивный лиф, который он не стал бы снимать. Он касается её спины горячей ладонью и смотрит — глаза в глаза, взгляд во взгляд. У них обоих алкоголь в крови, но эта их встреча, как и все предыдущие — наверно, самое взвешенное решение из всех, что они делали. У неё связаны руки, и Вадик снимает с неё тёплые леггинсы и расшнуровывает ботинки, опускаясь для этого на пол на колени. (В этот момент она смотрит на него с улыбкой, не уступающей его собственному оскалу, и Вадик находит это приятной мелочью). Чуть дольше он возится с собственными джинсами: металлическая пряжка на ремне колет пальцы холодом, и Вадик едва не выдергивает его весь из шлёвок, чтобы не обжечься ещё раз самому и не обжечь её. У них обоих простые чёрные боксеры с одинаковой надписью-брендом на поясной резинке, но Вадику нравится даже так просто потереться о её промежность. Они оба возбуждены в той степени, что бельё холодит кожу влажными пятнами, и лучшее решение — это избавиться от него вовсе. Вадик отвлекается ещё на секунду — лишь затем, чтобы достать из заднего кармана презерватив. (Ей богу, это дикая случайность, Вадик не планировал так проводить этот вечер, но, видимо, этот квадратик остался с прошлого раза, когда такая ситуация была чуть более запланированной). Он видит, как она благодарно кивает — им не нужны неприятности, хотя они оба в курсе, что здоровы и что у Вадика действительно хорошая реакция. Риск благороден в любой ситуации, кроме этой. Прежде, чем она успеет обернуться к нему спиной, Вадик одной рукой подхватывает её под бёдра, вынуждая обнять его ногами за пояс. Во-первых, он хочет видеть её лицо. Во-вторых, так ей не придётся стоять на холодном гранитном полу, даже с учётом тёплых забавных носков с… мишками? Слишком темно, чтобы он был уверен, кто именно на них нарисован. Вадик чувствует, как она закидывает руки ему за голову, чувствует тонкие холодные пальцы на затылке и разворачивается, чтобы опереться спиной на стену для того, чтобы держать равновесие. На нём тонкая, но тёплая водолазка, ему эти лофтовые псевдокирпичные стены не страшны ни холодом, ни царапинами. Они не говорят друг другу ни слова и почти не смотрят в глаза — Вадик взглядом шарится по шее и ключицам, а она держит веки прикрытыми, лишь вздрагивая иногда. Вадик делает это, чтобы забыть. Она делает это, чтобы забыться. Все их движения выверены, выучены и хорошо знакомы. Словно это репетиция танца или тренировка, где повторение раз за разом ведёт к совершенству. Вадик знает, как сделать ей хорошо — и для этого приходится удерживать её одной рукой, потому что вторая ладонь ложится ей на лобок и ниже, большим пальцем он осторожно подстраивается под собственный ритм, и единственное, что он слышит, когда всё делает правильно (а он делает правильно) — еле различимое в её выдохе «да». Её выдержке хочется только позавидовать — у Вадика в её возрасте такого не было. Но сейчас он уже умудрён опытом и годами, и ему удаётся сперва довести её до грани, чувствуя, как сжимаются мышцы вокруг него, и лишь затем заканчивает сам — неспешно, растягивая удовольствие. Вадик поддаётся эмоциям — отпускать её не хочется, и он прижимает её к себе, чувствуя влажную и липкую кожу внутренней части бедра низом живота. Вадик этого не забывает. Она никак не забывается. Вадик всё же её опускает — ставит ногами себе на ботинки, потому что пол всё ещё холодный, а нижняя часть её одежды пусть и мятая, но всё ещё висит на его ремне, который чудом держится в двух шлёвках на пояснице (вместо нормальных шести по всему поясу джинс). И пока она одевается, продолжая стоять у него на ногах, он разбирается с презервативом, который отправляется в мусорное ведро, которое они оба уже давно приватизировали именно на этом месте. Вадику хочется нести какую-нибудь романтичную чушь — он вообще крайне редко молчит так долго, — но с ней почему-то ничего не приходит в голову. Она сама подаёт голос, когда снимает с запястья его бафф и поднимает лицо, наконец-то встречаясь взглядом. — Твой… платок? — Дарю. Она улыбается — таких трофеев у неё ни один и ни два, и она бы их не собирала вовсе, но от подарков Дракона крайне сложно отказаться, даже если ты ни капли не принцесса. Поэтому она без смущения тут же надевает его на шею наподобие шарфика, и Вадик считает, что ей очень даже идёт. — Проводить домой? — спрашивает Вадик, обещая самому себе, что однажды добавит к этому вопросу фразу «ко мне». — Спасибо, — отвечает она, и Вадик надеется, что когда-нибудь, когда он изменит вопрос, вместо просто благодарности он услышит «да». Но пока что ситуация такая, какая есть, и они оба ей… удовлетворены. Ведь Вадик пытается забыть. Ведь она пытается забыться. У них обоих это не выходит. Не справляется ни алкоголь, ни быстрый секс в коридоре клуба, где их в любой момент могут застать, ни эта нелепая игра в незнакомцев. Потому что Вадик продолжает оставаться Вадиком, а Лера — Лерой. И они оба уже перестали надеяться на лучшее.