Поцелуй от Лайта

      Лайт входит в практически темную больничную палату, смотря на свои ноги он направляется к кровати, находящейся в середине комнаты. Встав около неё он смотрит на спящего Эл, его лицо, — что было бледнее обычного — высовывалось из-под груды, укрывающих его тело, одеял. Тусклая, горящая бледно-голубым цветом панель над его кроватью, служила единственным источником света в комнате.       Он подходит к небольшой тумбочке у плотно задвинутых занавесок, замечает и бегло осматривает открытку от Мацуды, Айдзавы и Моги. Натыкается на маленький букет от кого-то по имени Роджер, один от своего отца, и, наконец, пышный букет черных роз от Мисы.       — Сука.       За его спиной раздается приглушенный стон, Лайт, обернувшись, замечает, как Эл чуть приподнимает голову. Он подходит к кровати, садясь с краю; наблюдает за медленно моргающим Эл, который, пытаясь проснуться, трёт костяшками пальцев сонные глаза, пока фигура перед ним не приобретает знакомые очертания.       — Не волнуйся, я здесь не для того, чтобы убить тебя.       — Почему я все еще жив? — голос Эл, отдающий хрипотцой спросонья, заставляет Лайта улыбнуться.       — Это не моя прихоть, но если ты умрешь, все поймут, что я Кира, а ты, как никто другой, понимаешь, какие последствия это повлечёт. От тебя и так достаточно проблем.       — До сих пор злишься из-за тех ночей, когда я не давал тебе спать?       — Мне больше незачем держать на это зла, — усмехнулся Ягами над предположением Эл.       — Почему именно я? — все, что успел спросить тот, заходясь сильным, буквально разрывающим его горло, кашлем, овладевающим его тело. Откашлявшись, Эл обессиленно опускает голову на подушку, тяжело дыша.       — Помнишь, как на уроке западной религии мы узнали о истории Иисуса? Из 12 апостолов выделялся Иуда — ближайший из его последователей. Говорят, он и Иисус были неразлучны, некоторые даже предполагают, что они любили друг друга. Конечно, Иисус не мог уделять всё свое время Иуде, ведь был сосредоточен на других вещах, в то время как Искариот думал, что Иисус становится беспечным, приводя в подтверждение этому немалое количество его учеников. В конце концов, именно Иуда предал Иисуса. Он сделал это за предложенные ему первосвященниками 30 сребренников. Вероятно, у него просто не было права отказаться.       — Хочешь сказать, что именно я это и сделал с собой? — Эл сделал жест, указывающий на его около-проигрышное положение.       Лайт подходит к окну, раскрывая занавески, и смотрит куда-то вдаль дождливого неба.       — Идет дождь, как и тогда, — констатирует Лайт, не отрываясь от завораживающего вида, навевающего воспоминания. — В тот день, на крыше, ты уже всё понимал, не так ли?       Взгляд Эл утыкается в лежащие рядом букеты, затем на затылок стоящего напротив Лайта. Тот, будто почувствовав на себе взор чужих глаз, оборачивается, встречаясь взглядом с Эл. Лайт буквально видел ответ на свой вопрос в его глазах, как всегда все понимающих и по-странному родных.       Сделав выводы, известные лишь ему самому, Ягами возвращается к кровати, кладя одну руку на перила, исполняющие роль изголовья, а другую возле головы Эл.       — Ты сравниваешь себя с Иисусом? — опаляя чужое лицо, — находящееся практически вплотную к его собственному — горячим дыханием, спрашивает Эл, смотря в глаза Лайта.       На это Лайт лишь испускает лёгкий, но пропитанный раздражением, вздох.       — Ты избегаешь вопроса.       — Как и ты моего.       На лицо Лайта возвращается идущая, кажется, лишь ему, высокомерная ухмылка и прищуренный, злобный взгляд.       — Знаешь, разница между Иисусом и Богом лишь в том, — приблизившись практически вплотную к напряженному лицу Эл, проговаривает Лайт ему в губы, чуть шипя в своей обычной манере. — что Бог не нуждается в друзьях и последователях.       — Я хотел…я так хотел ошибиться насчет тебя, — дрожащим голосом признаётся Эл, не сводя разочарованного взгляда с чуть отдаляющегося Лайта.       — Почему же? Устал всегда убеждаться в своих домыслах? — оскалившись, спросил Ягами.       Так и не ответив, Эл закрывает глаза, будто собираясь с мыслями.       — Так почему же, Эл? Потому что я твой друг?       Не выдерживая напора, Эл раскрывает глаза, позволяя слезе скатиться по бледной щеке, затерявшись где-то в районе шеи.       — Потому что я люблю тебя.       Самодовольство сходит с лица Лайта, когда тот слышит признание Эл. Парень, стараясь сохранить остатки былого самообладания, обдумывает свои дальнейшие действия.       — Ох, Эл.       Лайт, аккуратно взяв правую руку Эл, направляет её к его сердцу, чувствуя чужое учащенное сердцебиение, а левую нежно берёт в свою ладонь, чуть сжимая собственными пальцами. Лайт ласково приподнимает подбородок Эл, оставив его руку лежать на груди.       Убрав вечно растрёпанные, иссиня-черные волосы Эл с его лица, открывая взору бледный лоб детектива, Лайт, опускаясь, нежно целует того в лоб, в то время как Эл, прикрыв глаза, собрав последние силы, обхватывает свободную руку Ягами, словно боясь отпустить его. Лайт, в ответ крепче сжимая холодные, чуть подрагивающие пальцы, большим пальцем вытирает выступившие слезы у его глаз.       Лайт отстраняется, всё еще крепко держа его за руку, аккуратно проводит пальцами по щеке детектива и, приподняв и скрестив их пальцы, целует того в запястье, не сводя с Эл странно затуманенного взгляда.       Отпустив руки Эл, Лайт, двинувшись в сторону капельницы и открыв непонятно откуда взявшийся шприц, ввёл его содержимое чуть ниже клапана, предварительно закрыв капельницу. Наблюдая за реакцией Эл, Ягами одними кончиками пальцев прокручивает колесико регулятора. Ослабленный Эл, не видя смысла как-то противиться, расслабляется, ослабевая хватку на руке Ягами. Окончательно убрав с себя руки детектива Лайт перекладывает их обратно на кровать. В то время как Эл чувствует, как с каждой секундой веки все сильнее наливаются свинцом.       — Спи, Эл. Всё в порядке.       Эл же, будто по команде, сморгнув остатки трезвого разума, окончательно закрывает глаза, погружаясь в глубокий наркотический сон.       Сразу после этого Лайт встаёт, бросая последний взгляд на своего «друга».       Выйдя из палаты и закрыв дверь, он опирается о неё спиной, тяжело дыша и чувствуя, как что-то мокрое, словно обжигая, скатывается по его щеке. Он вытирает единственную выступившую слезу.       Протерев её между ладонями, он, избавляясь от признаков проступившей слабости, уходит.