Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека. Евангелие от Марка, глава 7, стих 15
Итэр покрутился у небольшого зеркала, отошел от него чуть дальше и осмотрел себя с ног до головы. Не слишком ли по-домашнему он оделся? Конечно, никто не одевается для посещения комнаты на этаж выше, как на выборы, но вдруг свободная укороченная толстовка и мягкие спортивные брюки будут неподходящими? - Куда собираешься? – подал голос Син Цю. Сосед блондина оторвался от шелеста страницами книги и наконец обратил свой взгляд на него. - На десятом этаже собираются ребята, будет какая-то вечеринка, - Итэр присел на свою кровать и схватил мягкую игрушку, чтобы что-то потеребить в руках: он старался скрыть перед соседом по комнате волнение. Он никогда раньше не был на вечеринках. Едва ли посиделки с друзьями в старших классах, скрашенные баночкой какого-нибудь слабоалкогольного напитка, можно назвать вечеринкой. Итэр только недавно заехал в общежитие и прожил здесь от силы месяц, ему хочется узнать побольше людей, побольше о жизни – ведь старшая сестра всегда говорила, что жить в общежитии крайне весело. Вот и веселье, кажется, не заставило себя долго ждать. Юноша с третьего курса, с которым Итэр познакомился в совершенно неловкой ситуации в общей душевой,(он со спины спутал блондина с девушкой из-за длинных волос и назвал «красавицей») позвал его на вечеринку в комнате приятеля. Говоря о той ситуации в душевой, старший от своих слов не отказался и быстро исправился, назвав Итэра красавцем. - Неужели на такого рода мероприятия теперь зовут первокурсников? – удивился Син Цю. Он поудобнее, насколько позволяла кровать, лег и положил все еще раскрытую книгу на живот, повернув голову к соседу. - Да! – блондин ответил слишком резко и тут же стушевался, – Меня позвал Кэйя, но кроме меня там будут Эмбер и Сян Лин. А ты не пойдешь? - Нет, спасибо, меня совершенно не вдохновляет созерцание пьяных лиц и их похабные игры, - Син Цю снова взял книгу, показывая, что на уговоры он никоим образом не отреагирует. Итэр вздохнул, потеребил еще в руках игрушку, размышляя о том, что же имел в виду его друг под понятием «похабные игры». Он еще не знал юношу настолько хорошо, чтобы понять, что он мог сочти похабным – может, карты? Покер? Син Цю вполне походил на человека, который может считать азартные игры весьма грязными. Блондин еще раз глубоко вздохнул и, отложив замученную плюшевую игрушку, проверил карманы на наличие телефона. - Хочу добавить, что я бы на твоем месте не стал связываться с Кэйей, - предостерег Син Цю, но сказал он это уже закрывшейся за другом двери. Итэр шел по коридору к лестницам и периодически махал рукой снующим по коридорам студентам в преддверии вечера: кто-то на кухню, кто-то в душевую, кто-то в прачечную, а, может, кто-то тоже шел на ту вечеринку? Мальчик спрятал потеющие от волнения ладони в карманы. Он совершенно не имеет понятия о том, чем же занимаются студенты на вечеринках, и знает там всего три человека – веселую Эмбер с экономического факультета, однокурсницу Сян Лин и Кэйю… С последним блондин общался всего несколько раз и два из них были до вспыхнувших краской ушей неловкими, по крайней мере для Итэра – знакомство в душевой и случай в прачечной. Ох, как было стыдно, когда мальчик вытаскивал свои постиранные вещи, и из стиральной машины выпало чье-то черное кружевное нижнее белье, видно, кем-то потерянное в барабане машины. Тогда за его спиной из ниоткуда возник Кэйя и склонившись к уху блондина, сказал: «Эти трусики бы неплохо на тебе смотрелись.» Итэр покраснел пуще помидора и, конечно, воскликнул, что это ни в коем случае не его вещь. Старший совершенно невинно хихикнул и удалился. При всем стремлении создавать конфузные ситуации, Кэйя внушал мальчику доверие и производил впечатление души компании, а улыбка юноши вряд ли бы кого-то оставила равнодушным. И, вероятно, Кэйя симпатичен Итэру, оттого он и волнуется больше обычного: ведь Альберих его позвал на эту вечеринку, будь она неладна, потому что хотел там его видеть? Мальчик дошел до назначенной комнаты, из-за двери которой уже доносилась музыка, и постучал, не решаясь просто взять и войти. Дверь ему тут же открыл высокий рыжеволосый молодой человек: - Пароль? – юноша с широкой улыбкой выжидающе на него уставился. - Какой пароль? – опешил мальчик. Кэйя ему не сообщал никакого пароля. Неужто Итэр от волнения его забыл? - Пароль верный, проходи, - рыжий схватил растерянного блондина за плечо и буквально впихнул в комнату. Закрыв дверь, юноша осмотрел мальчика с ног до головы, по неясной причине удовлетворенно хмыкнул и протянул руку: - Тарталья, - представился он. Итэр пожал руку, чуть смутившись из-за поглаживания его ладони. Новый знакомый принялся представлять других ребят, коих в довольно большой комнате было много. Запомнить мальчик смог только Скарамуччу из-за его забавной шляпы и угрюмого на первый взгляд юношу по имени Сяо, потому что был занят поиском виновника этого торжества. Кэйя так и не нашелся, потому Итэр присел на чью-то кровать. Наконец он смог осмотреться, без выискивания синеволосого юноши – в большой комнате на столе у окна стояло много бутылок с алкоголем и пластиковых стаканов, рядом много закусок, фрукты, угощения от любящей готовить Сян Лин, с балкона тянуло сигаретным дымом, на кровати напротив лежала гитара, а у почему-то пустого высоко шкафа лежала куча одежды. Все люди общались парами или в небольших компаниях, держа в руках те самые пластиковые стаканчики. Скоро к Итэру подлетела однокурсница: - Итэр, попробуй мясо! Я весь день сегодня готовила, чтобы хватило на всех! – не дождавшись согласия, девушка всучила блондину тарелку с мясом под соусом. Пахло оно, нужно сказать, отменно. – К нему еще очень подходит красное вино, - хихикнула Сян Лин и протянула стаканчик вина. Наконец в комнату снова постучали. - Если это Дилюк – меня нет! – выкрикнул невысокий юноша с косичками. В комнату вошел Кэйя и, судя по ликованию множества собравшихся здесь, ждал его не только Итэр. И мальчику не показалось, что рыжий, взявший на себя, видимо, роль швейцара, обнимая Кэйю при встрече, положил руку ниже его поясницы. - Венти, надеюсь, к моему приходу ты позаботился о том, чтобы опустошили хоть одну бутылку вина? – юноша поздоровался еще с несколькими людьми, смерил Скарамуччу недовольным взглядом и скинул толстовку. Видимо, наличие верхних пуговиц на рубашках он игнорирует перманентно и целенаправленно. - Опустошили и не одну! – хихикнул юноша и передал синеволосому бутылку. Пустую. Альберих забрал бутылку, принял тарелку еды от Сян Лин и направился к Итэру. Мальчик весь подобрался, взволнованно затеребил завязки на спортивных брюках. - Привет, красавец, - холодная рука мимолетно коснулась вмиг вспыхнувшей щеки блондина, - Садись поближе к нам, - Итэра снова одарили очаровательной улыбкой, и он не смог отказать, сев напротив рыжего. Кэйя расслабленно приземлился на мягкий пуф у столика в центре комнаты, одним плечом прислоняясь к Тарталье. Итэр не замечает, как его стакан снова наполняется терпким вином. Кэйя достал из своей сумки еще одну бутылку вина, судя по этикетке, весьма дорогого, и поспешил открыть. Тарталья кладет пустую бутылку в центр стола, многие гости подсаживаются ближе: на пуфики, на стулья, на кровать или вовсе на пол. - Серьезно? Опять шкаф? – Сяо закатил глаза, оставаясь у стола с напитками. Он бы, наверное, и остался там, если бы Венти не затащил его за руку в тот самый круг. Теперь, мальчик осознает, что принял участие в какой-то игре, когда сел в этот злополучный круг. Тарталья кладет руку на бутылку и прежде, чем что-то произойдет громко говорит: - Правила простые: те два человека, на которых последовательно укажет горлышко бутылки, идут в тот шкаф и должны провести там пять минут. Что вы там будете делать – дело ваше, но учтите, что здесь все слышно, - на последней фразе тот бросил многозначительный взгляд на Венти, за что рыжему был показан язык. Теперь понятно, зачем из большого шкафа вытащили верхнюю полку и убрали одежду. Бутылка начала крутиться. У Итэра в животе заныло от волнения. Он никогда не играл в такие игры: в старших классах ему не приходилась по вкусу идея целоваться со всеми подряд и чересчур веселым он это не находил, а когда поступил в университет – думал, что для таких игр уже взрослый. Раз здесь эту игру затеяли старшекурсники, мальчик ошибался. Я совру, если скажу, что блондин не надеялся, что ему достанется в партнеры по шкафу Кэйя. Он рассматривал его все то время, пока бутылка крутилась и показывала на других ребят. На смуглой коже, прекрасно подчеркнутой белой рубашкой, уже проступил еле заметный хмельной румянец от вина, цвет голубых глаз напоминал лед, что затягивает с приходом холодов глубокие озера, синие волосы отдавали при свете таким же холодом. А когда Альберих сделал глоток вина, проронив одну каплю, которая скатившись по подбородку, упала на открытую грудь, мальчик вовсе смущенно перевел взгляд выше – заскользил им по широким плечам, обнятым шелком рубашки, так прекрасно контрастирующими с тонкой талией. За созерцанием мягкой улыбки на лице юноши, когда тот о чем-то перешептывался с Тартальей, слишком близко, почти интимно, прижимаясь губами к уху, блондин не заметил на себе пристальный взгляд. Оторвало от безнадежной увлеченности Кэйей Итэра только его собственное имя. - Итэр! – Венти пихнул его в бок, чтобы расшевелить. Он вздрогнул, часто заморгал, будто прочищая глаза от воды, и посмотрел на возвышающегося над собой Тарталью. Он протянул ему руку: - Прошу пройти в шкаф, - лучезарно улыбнулся рыжий. Мальчик замялся. Конечно, глупо было ожидать, что ему выпадет Кэйя сразу и, что удача будет настолько благосклонна, что горлышко бутылки будет указывать только на него, но целоваться со всеми подряд не входило в его планы. Он вздохнул и взялся за руку юноши, чтобы подняться с мягкого пуфика. Может, это не так уж и плохо. Во-первых, можно не целоваться и ничем таким не заниматься; во-вторых, когда он в последний раз целовался? Нужно вспомнить, как это делать, чтобы впечатлить Кэйю при случае. В конце концов, поставив на кон все, можно удвоить выигрыш. Ох, или это в нем заговорило ударившее в голову вино? Итэр шагнул в шкаф вслед за рыжеволосым юношей, за ними закрыли дверь. Наверху шкафа приделали незамысловатый светильник некогда проживавшие в этой комнате ребята с инженерного. Мальчик смотрел на юношу немного испуганно, а тот улыбался ему уголком губ. В свете единственной лампочки заметны россыпь очаровательных веснушек на щеках и вздернутом носе Тартальи, пронзительные синие глаза – не такие, как у Кэйи, у того лед – здесь же настоящее море, нет, бездонный океан с бушующими волнами, и пышные рыжеватые ресницы. Блондин любуется необычной красотой юноши из далекой Снежной, видно, утонув уже в океане, кусает губы и теребит завязки штанишек – с чего же начать? Как же он давно не целовался. Да и вообще, инициировал всегда такие вещи не он. Может, обнять Тарталью для начала? Или прикоснуться к его лицу? Придется немного приподняться на носочки и… Оборвало поток мыслей в светлой голове прикосновение теплых мягких губ к его губам. Тарталья чуть склонился, почти невесомо поцеловал верхнюю губу мальчика, потом нижнюю пухлую, прошелся между ними языком, поглаживая блондина по щеке, и, кажется, хотел было отстраниться, но мальчик наконец вернул себе самообладание, зажмурился и притянул юношу ближе, схватив за ворот бордовой рубашки. Итэр почувствовал, как Тарталья улыбнулся такому порыву, придающему уверенность. Блондин смял губы юноши своими, прихватил нижнюю зубами, прошелся по ней языком и тихо совершенно ахнул, когда Тарталья схватил его за талию и прижал к себе. Язык проник в рот мальчика, погладил десна, нёбо, снова разгоняя все мысли в голове Итэра. Он отвечает, сплетает язык юноши со своим, вспоминает, как это приятно. Поцелуй становится глубже, жарче – таким смущающим для мальчика, ведь не делают такие вещи с человеком, которого знаешь всего несколько миллиардов периодов излучения атома цезия, но оторваться невозможно. Хотя бы просто потому, что хватка на талии стала крепче. Мальчику необъяснимо кружит голову разница в росте, телосложении: Тарталья высокий, широкоплечий – крупнее, чем Кэйя, с литыми мышцами, его большие, невозможно теплые, ладони могут практически сомкнуться на тонкой талии. Когда юноша легко подхватывает Итэра на руки, будто тот пушинка, блондин не сдерживает томный возбужденный вздох. Итэр отпускает смятый воротник рубашки Тартальи, проводит пальцами вниз, чувствуя твердый пресс под хлопком одежды, натыкается на ремень на брюках и отчего-то краснеет, неловко положив руки на плечи юноши. Тарталья посасывает язык мальчика, обхватив его губами, и новая ласка отзывается у блондина волной тепла внизу живота и тихим стоном. Юноша прикусывает слегка губу мальчика напоследок и отстраняется, поставив его на ноги, глядя с хитрой улыбкой. Итэр отводит взгляд: это не он так безнадежно вцепился в юношу пальцами, не он так загнанно дышит сейчас. За тем, как в дверь шкафа стучат два раза, – осталась минута – не слышно, как рыжий копошится в кармане брюк, шелестит чем-то. На щеку мальчика ложится теплая ладонь, и он почти испуганно вскидывает голову, чтобы снова быть утянутым в поцелуй. Тарталья целует сразу глубоко и проталкивает в рот блондина языком что-то круглое и немного горькое. Таблетка? Итэр смотрит на него, непонимающе хлопает ресницами, силится задать хоть один вопрос, но подбородок фиксируют пальцы, не давая открыть рот. - Не волнуйся, ничем опасным мы тут не промышляем, - усмехается Тарталья, - Просто расслабишься немного, все будет хорошо, - большой палец гладит успокаивающе по щеке, и блондин почти верит, - Будь хорошим мальчиком, рассасывай и глотай. Мальчик шумно дышит, ему кажется, что слышно это за дверью шкафа. Выхода нет, рыжий пристально смотрит за ним, гипнотизирует своими двумя бездонными кусочками моря, рта не дает открыть. Приходится покатать горьковатую таблетку во рту до растворения и тяжело сглотнуть, надеясь, что Итэра не пытаются отравить. Тарталья говорит ему на ушко «умничка» и коротко целует, буквально вылизав рот своим языком, видно, проверяя, что таблетку мальчик действительно проглотил. Дверь шкафа открывается и все хихикают, смотря на смущенного Итэра с блестящими покрасневшими губами. Мальчик спешно садится на свое место, усаживаясь с ногами и тут же обхватывает их руками, съеживаясь, стараясь снизить появившуюся тревожность, пробежавшую холодком по спине. Какая-то девушка тут же оказывается рядом, щебечет о том, как же Итэру повезло оказаться с Тартальей в шкафу, как же она хотела бы быть на его месте. Мальчик лишь рассеянно кивает и продолжает прислушиваться к себе, отказавшись от вина. Он теряет счет минутам, отвечая сестре на сообщения, смотря как крутится бутылка, провожая взглядом парочки, удаляющиеся в шкаф. Случайно пересекается взглядом с Кэйей, ловит его улыбку, и вдруг думает – а щеки всегда так горели? В комнате все это время было так жарко? Итэр спускает с пуфика ноги, расправляет плечи и откидывает назад волосы, от которых так жарко, старается глубоко и медленно дышать, чтобы унять разгорающееся пламя. В горле пересыхает, во рту – пустыня Невада, и мальчик за два глотка осушает половину бутылки воды, любезно предложенной Сян Лин. Он же вроде слишком молод для того, чтобы у него поднималось давление? Он дышит ртом, отчего губы быстрее сохнут, и пьет маленькими глотками воду, стараясь снизить подскочившую частоту сердечных сокращений. Ему не плохо. Просто странно: жарко невыносимо, перед глазами будто дымка какая-то, все тело как вареные макароны, и слишком знакомо ноет внизу живота. Лучше пойти в свою комнату и лечь в кровать. Блондин поднимается с кресла слишком решительно и почти падает из-за поплывшего перед глазами пейзажа и закружившейся головы, но ловят его чьи-то сильные руки. - Кажется, кто-то перепил, - хихикает Кэйя, - Отведу его в комнату, не скучайте без меня, - говорит он и, позволив Итэру повиснуть у себя на плече, выводит из душной комнаты. В коридоре совсем не прохладнее, все тело так же пылает. Из легких мальчика весь воздух выбивает, когда рука Кэйи ложится на тонкую полоску голой кожи между сползшими на бедра штанами и укороченной толстовкой. Жар на месте прикосновения утихает, будто все, что ему нужно это касания, отдающиеся тяжестью внизу живота – абсолютно везде, как можно больше, только чтобы это прекратить. Альберих, насколько блондин может видеть затуманенным взором, абсолютно спокоен, точно так и надо, что обычное прикосновение - всего лишь помощь - вызывает возбуждение, точно и должно легкое поглаживание обнаженной кожи вызывать томные вздохи. Кэйя торопливо открывает дверь в комнату, освещенную лунным светом и торшером на тумбе, сажает мальчика на кровать, но тот не перестает за него цепляться. Итэр осматривается, пытается понять в своей ли комнате – в его расплавившемся сознании все комнаты общежития одинаковые: два стола напротив большого окна, большой шкаф, две кровати друг против друга, на кровати сидит Тарталья, его рубашка висит на спинке стула. Взгляд упускает из вида все кроме наглой ухмылки и обнаженного торса, цепляется за дорожку рыжих волос от пупка и останавливается ремнем брюк. Блондин с тихим вздохом обречённо опускает голову, наверняка, почти до боли стискивая запястье Кэйи. Альберих невесомо, почти нежно касается пальцами его подбородка, заставляет посмотреть на себя, впервые за все время так близко. - Тебе плохо? – пальцы нежно гладят румяную щеку, - Жарко? Все тело горит? – Кэйя пристально смотрит в янтарные глаза и в трогательном жесте заправляет светлую прядку за ушко. Мальчик не слышит слов – читает по губам, так красиво и плавно изгибающимся, чувственно приоткрывающимся, чуть блестящим от слюны, и кивает; возможно, больше раз, чем требуется. Итэр не замечает, как матрас сзади него проминается под тяжестью чужого веса. - Мы поможем тебе, - ухо блондина обдает горчим дыханием, по телу бежит дрожь, и он почти стонет в губы Кэйи, когда Тарталья перекидывает косу через плечо и прикусывает мочку уха. В голове Итэра проходит не то вечность, не то миллисекунда, прежде, чем Кэйя его наконец целует. Мальчик думает, что его мучения наконец прекратились: достаточно языка у себя во рту, терзания губ и ладоней на бедрах, но тело привыкает слишком быстро и просит еще. Просит положить дрожащие ладони на плечи юноши, просит не плакать от ощущения шелка рубашки, а не бархата кожи, просит прижать ближе, в попытке больше никогда не отрываться от его губ – мягких, теплых, с привкусом молодого вина. Но поцелуй приходится разорвать и глупо прижаться открытым в тихом стоне ртом к щеке, потому что Тарталья целует шею, прикусывает тонкую кожу и проходится по тут же исчезающей красной метке языком. Итэр клацает зубами по сережке в ухе Альбериха, за стуком собственного сердца, что отдается в висках, не слышит, как в ответ Кэйя издаёт мягкий смешок. Юноша путается пальцами в пшеничных волосах, трогательно гладит по щеке – слишком нежно, по сравнению с хваткой Тартальи на талии. Мальчик накрывает руку рыжеволосого своей, и не разобрать, кто тянет руку выше, к груди, где прикосновения так нужны. - Давай-ка снимем это, - шепчет юноша блондину, и Итэр только рад выпутаться из своей толстовки, однако крохи разума говорят, что нельзя. Разум вспыхивает и остается тлеющим угольком, когда Тарталья прижимается к оголенной коже грудью – так правильно, тело перестает гореть только, когда его касаются, только когда кожа к коже. Потому блондин рваным движением тянет с Кэйи рубаху, и тот, издав смешок, снимает ее, позволяет ладоням беспорядочно бродить по телу. Тарталья возбужденно выдыхает от того, каким маленьким Итэр кажется в его руках, совсем тонким, как его кожа – шея уже цветет метками, напоминает абстрактное изображение алого заката над пшеничным полем. Закат по закону природы сменяется темной ночью, под стон восходит луна – новая почти фиолетовая метка на шее мальчика, зажигаются первые звезды под короткие вздохи – следы укусов. Потерявшись в кратких вспышках слабой боли от смыкающихся на коже зубов, в движениях языка на шее и слишком мягких поглаживаниях, мальчик, зажатый меж двух горячих крепких тел, томно шатко выдыхает. Точно трихины вселились в Итэра, потому тот не замечает, что как бесноватый трется о живот Кэйи возбужденным членом, скованным узостью белья: слишком мало, но стыдно просить больше. Тарталья поворачивает голову блондина к себе, успевает ухмыльнуться от того, как тянется мальчик к нему, приоткрывает рот, впускает язык, и юноша целует глубоко, чтобы поймать первый громкий стон губами – он проводит широкими ладонями по груди, сжимает между пальцев горошинки сосков – ох, это всегда было так приятно? Огонь внутри заполняет, пронизывает каждый эритроцит, разносится по всему телу; воспаленный разум в светлой голове твердит, что единственное верное место Итэра сейчас между двумя разгоряченными телами. Он теряется в прикосновениях ладоней и губ, не разбирая, где чьи: важность осознания того, чья ладонь сжала ягодицы, а чья – сосок, меркнет перед потребностью открыть больше кожи для прикосновений, позволить окрасить шею, грудь и ключицы красными пятнами. Итэр тихо хнычет, когда Кэйя отползает на кровати назад, лишая жара своего тела, и смотрит на него своими кусочками янтаря, прикусив губу. Долго созерцать тяжело дышащего Альбериха не получается, мальчик тут же прикрывает глаза и довольно выдыхает, не чувствуя больше тесноты ненужных элементов одежды. Кэйя скидывает одежду блондина на пол, забирает у Тартальи тюбик смазки и презерватив; Итэр тут же стыдливо краснеет, отводит взгляд и поджимает ноги, вцепившись ладонью в бедро юноши позади себя. Альберих встает с кровати, и мальчик, поворачивается к нему, но застывает с нереализованной просьбой не уходить: Кэйя проводит длинными изящными пальцами по своей груди, останавливается на брюках с высокой посадкой, играется с цепочкой на них, и медленно расстегивает череду пуговичек одну за другой, точно они глиняные, бросив взгляд на Тарталью – он ненавидит, когда так медленно. Брюки с бельем, приспущенные с чуть округлых бедер, падают к щиколоткам, позволяя лунному свету ласкать смуглую кожу; Итэр сглатывает набежавшую слюну и провожает юношу взглядом, когда тот тянется к Тарталье. Откинув голову, мальчик расфокусировано смотрит на поцелуй – глубокий, страстный, с тихим стоном, когда рыжеволосый тянет волосы Кэйи у корней – между губ тянется ниточка слюны, и блондин сжимает пальцы на предплечье, усыпанном веснушками, от прокатившейся внизу живота волны возбуждения. Итэр напрягает бедра, чтобы получить хоть немного стимуляции, когда пальцы Тартальи снова ложатся соски. Но руки быстро скользят вниз, и мальчик готов зайтись стоном от прикосновения к возбужденному члену, но его только подхватывают под коленки, разводя в стороны худые ноги для Кэйи, устроившегося между ними. Блондин заливается краской до невозможного, но не пытается освободиться, только жмется ближе к Тарталье – тело привыкло, подобно болезни: не хватает больше прикосновений, рук и губ, хочется больше, жарче, хочется изнутри. Потому мальчик облегченно выдыхает, легко принимая в себя один щедро смазанный палец. - О, а ты и не такой невинный, - Кэйя скалится в ухмылке, не чувствуя сопротивления мышц. - Играл с собой пальчиками? – бархатистый голос Тартальи отдается в висках, и по попытке свести ноги, по зажмуренным от стыда глазам, ясно, что он прав. Альберих склоняется к пылающему ушку блондина: - Представлял кого-то? – выдыхает он и ведет языком по изгибам ушной раковины, прикусывает мочку, делая фразу до болезненной тяжести в животе пошлой. В ответ Кэйя слышит лишь стон, когда проталкивает в мальчика второй палец. Пальцы, поглаживающие горячие шелковые стенки, ощущаются правильно – служат противоядием от поглотившего ум и тело жара. Итэр прикрывает глаза и отворачивает голову, чтобы не смотреть на хищный оскал, чтобы не встречаться с голодным взглядом, чтобы не дать чужим губам поймать стон, когда пальцы Кэйи, так же быстро, как и его собственные, давят на простату. Только почему-то сейчас пальцев совершенно не хватает, блондин хнычет, прикусив губу, и смотрит, вскинув голову, на Тарталью с немой просьбой: Итэр не знает, чего просит, но в глазах его читается «сделай с этим хоть что-нибудь». Кэйя вводит третий палец под громкий стон и наклоняется к раскинувшемуся перед собой телу, добавляя ласки, слишком медленно, по мнению Тартальи, растягивая мальчика. Светлую кожу мальчика щекочут синие волосы, когда юноша припадает губами к груди, оставляет невесомые поцелуи и мокрые дорожки на коже, наслаждаясь короткими тихими стонами. Отдаваться во власть чужих опытных рук так ново, но, несомненно, приятно: не имея никакого контроля, тонуть в мучительно приятной истоме удовольствия, и выгибаться от неожиданных ласк. Становится почти много, когда Кэйя втягивает сосок в рот, играется с горошинкой кончиком языка, разводя атлас мышц пальцами внутри, а Тарталья проводит по члену мальчика рукой, собирая выступившую смазку. Итэру кажется, что он свалился в бездну: каждое прикосновение ощущается так ярко – до цветных кругов перед глазами, до легких импульсов тока по телу, но единовременно ничего не может разобрать в этих ощущениях, смешавшихся в одно белое густое удовольствие. Он распахивает глаза и стонет, подставляясь под прикосновения, толкаясь навстречу ласкающим рукам – три пальца ощущаются так хорошо, но он отчаянно нуждается в большем. Когда блондин начинает подаваться навстречу, выгибаться, пытаясь насадиться на растягивающие его пальцы, преследуя удовольствие, Кэйя получает от рыжего торопящий шлепок по бедру. Альберих кивает, под разочарованный стон вынимает пальцы и, пристально глядя в янтарные потемневшие глаза, открывает презерватив. Мальчик переплетает с рыжеволосым юношей пальцы, тихо выдыхает с ним в унисон, смотря как Кэйя медленно, явно красуясь, раскатывает латекс по члену. Не будь тумана в голове, не будь Итэр уже связан путами постыдных желаний, он бы боялся, сгорел бы давно в волнении, но сейчас только кусает нижнюю губу и расслабляется, готовый ощутить, как его заполнят. Блондин укладывает свои ноги, лишенные крепкой хватки Тартальи, на талию Кэйи и нетерпеливо подается вперед. Юноша добавляет еще немного смазки, двигается ближе и укладывает ладони на выступы бедренных косточек. По телу Итэра пробегает волна мурашек, когда он чувствует уткнувшийся в него член, и выжидающе, голодно смотрит на Кэйю из-под опущенных ресниц. - Глубокий вдох, - командует Альберих. Мальчик распахивает припухшие губы, набирая воздух, погружаясь добровольцем, чтобы частицы демона внутри стали довольны. Кэйя входит плавным движением до конца, соприкоснувшись бедрами с нежной кожей ягодиц. Итэр шатко выдыхает, привыкая к такой нужной сейчас заполненности, ощущая внутри себя горячий твердый член и ни капли боли. Кэйя не двигается, дает время привыкнуть, осыпая мелкими поцелуями грудь мальчика, щекоча раскаленную чувствительную кожу волосами, пересчитывает пальцами ребра. Тарталья тянет Альбериха к себе – засасывает губы, вплетает руку в волосы, шепчет что-то и ловит ртом его стон, когда Итэр сжимается, стараясь ощутить каждую венку на члене внутри себя. Кэйя начинает медленно двигаться, покачивая бедрами: плавно выходит наполовину и толкается обратно до еле слышного звука соприкосновения голой кожи, позволяя себе ронять томные вздохи. Блондин расслабляется, отдается неторопливым движениям, и тянет Кэйю к себе, чтобы терзать его губы. Альберих чуть ведет бедрами, чтобы сменить угол, толкается глубже, и получает самую лучшую награду: мальчик под ним изгибается и издает такой стон, что все предыдущие вмиг кажутся ложью. Кэйя улыбается, прикусывая ключицу, продолжает двигаться, отдавая приоритет глубине, входя до тихого шлепка кожи о кожу, лаская языком так часто вздымающуюся грудь блондина. Тарталья убирает с искривленного в удовольствии лица прядки взмокших волос, проводит по приоткрытым в попытках хватать воздух губам совершенно трогательно, точно боится, что, если на них надавить, те треснут подобно фарфору, и спускается кончиками пальцев на догоревшие краски заката на шее мальчика. Синие глаза встречаются с янтарными – расфокусированными, затуманенными, темными – дрожащие ресницы скрывают в них тьмы партеногенез. Тарталья проходится пальцами по ребрам, выступающим, когда Итэр выгибается навстречу движениям Кэйи, сжимает между пальцев торчащие нежно-розовые соски и улыбается, смотря как мальчик подставляется под прикосновения и пытается принять глубже. Итэр, утопая в полной независимости от сознания – ее темной стороне в бессилии перед низменными желаниями – тихо просит быстрее: глубоких размеренных толчков просто недостаточно, они лишь отдаются болезненным возбуждением. Кэйя послушно набирает темп, роняя с губ тихие стоны, Тарталья опускает ладонь туда, где больше всего нужно – к ноющему члену, истекающему смазкой, мягко поглаживает ствол и подстраивает движения руки под темп Кэйи. Мальчик давится стонами, чувствуя то знакомое тягучее удовольствие, что вот-вот выплеснется за край; узел возбуждения внизу живота развязывается, пока его тянут за две ниточки: Альберих ощущает, как судорожно сжимаются стенки, Тарталья чувствует ладонью, как запульсировало под головкой, как поджались яички. Итэр выгибается в предвкушении оргазма, готовый испачкать ладонь юноши белым. Но узел только затягивается туже, живот сводит спазмом. Рука на члене останавливается и сдавливает тугим кольцом основание. Внутри – болезненная пустота. Итэр разочарованно стонет, пытается двинуть бедрами, прижать Кэйю снова к себе, стискивая бессильными ногами его талию, и тянется инстинктивно дрожащей ладонью к члену юноши, прося снова заполнить себя; обнимает другой рукой предплечье Тартальи и выгибается с немой мольбой о разрядке. Старшие в ответ только невинно улыбаются. Только когда дыхание блондина выравнивается, голос затихает до жалобного хныканья от слишком легких ласк, Кэйя снова медленно входит, а тугое кольцо пальцев на члене разжимается. Тарталья собирает капельки естественной смазки по стволу, лениво размазывает их по яркой воспаленной головке, даже ничуть не касаясь чувствительной уздечки. Альберих двигается, будто мальчишка под ним хрустальный; можно не запинаясь считать сантиметры его члена, пока он выходит почти полностью. Каждое движение такое же медленное, как геологический переворот. Ужасно медленное. Беспощадное. Заставляющее просить больше, заливаясь красками стыда, ронять тихие мольбы, почти что плакать. Альберих кладет тонкие ноги себе на плечи, гладит, целует выпирающую костяшку на лодыжке, позволяет увидеть контраст оттенков кожи. Он толкается резко и глубоко, задевая все нужные точки – это действие отдается громким «Да» в стенах комнаты. Итэр пытается выгнуться, подставиться под все ласки, которые только может получить – только дайте. Глубже, больше, сильнее. Мальчик впивается руками в бедро Тартальи, чувствуя вновь подступающий оргазм, раскрывает рот в подступающем стоне и… Получается только разочарованно протяжно проскулить. Итэр бьет Тарталью по бедру ладонью – даже не ощутимо, силы в тонких руках совсем нет, пытается выкрутить свои запястья из крепкой хватки, извивается точно в лихорадке от пустоты внутри. Осознание того, что Кэйя находится в похожем состоянии скручивает мышцы в тугой комок – юноша тяжело дышит, сжимает свой член у основания, не давая себе кончить. Терпение Кэйи наконец заканчивается: лицо Итэра, лишенного разрядки, его стоны и просьбы просто нельзя долго игнорировать. Преследуя собственную разрядку, юноша снова входит и сразу ускоряет движения, попадет каждый раз по чувствительной простате размашистыми толчками. Тарталье приходится ловить стоны блондина губами, согнувшись над ним. Хватка Итэра в рыжих волосах становится сильнее, мальчик подается навстречу каждому движению, будто боится, что его снова лишат пика удовольствия. Через пару толчков Тарталья перехватывает губами громкий протяжный стон и следом слышит еще один. Мальчик силится восстановить дыхание, все еще подрагивая в мелких судорогах после столько интенсивного оргазма, который, кажется, вымыл цунами все из головы вплоть до собственного имени. Полуприкрытыми глазами, чуть мутными из-за едва не пролившихся слезинок, блондин наблюдает как юноши целуются – глубоко и страстно, как Кэйя освобождает Тарталью от брюк и белья. Возбуждение не стихает, все тело вспыхивает вновь – лишь ненадолго мучительный жар уступает место неге удовольствия. Внизу живота снова ноет, член наливается кровью, и мальчик совсем тихо скулит, чувствуя, как сфинктер судорожно сжимается вокруг одного только воздуха вместо крепкого члена. Итэр невольно сводит коленки, напрягает бедра в надежде получить хоть немного стимуляции, но тщетно – столь небольшое трение никак не спасает ситуацию, дразнит только. Довершая свое падение, блондин почти рефлекторно тянет собственные пальцы к пульсирующему анусу, поглаживает припухшие края, собирая оставшуюся смазку – вылизанный, заласканный, раскрытый, он готов довести себя пальцами. Итэр хочет не то заплакать, не то выругаться, когда его руку перехватывают. - Хочешь справиться с этим сам? – Тарталья держит тонкое запястье и облокачивается на подушки у стены, разведя ноги, растянувшись на кровати. - Тогда присаживайся, - юноша проводит рукой по внушительных размеров призывно стоящему члену - от полного похоти взгляда и хищного оскала сладко дрожат коленки. Благодаря заботливым рукам Кэйи, мальчик поднимается и, пряча глаза, седлает бедра юноши, так приятно притираясь ягодицами к члену. Горячие большие ладони Тартальи разводят половинки в стороны, заставляя зардевшегося Итэра прильнуть к широкой груди и стыдливо уткнуться в сгиб шеи, будто он хочет сосчитать мелкие рыжие точки на плече. Блондин в нетерпении трется своим членом о напряженный пресс, царапает короткими ногтями широкую грудь и украдкой любуется пушистыми ресницами, прикрывающими синие глаза. Кэйя рядом возится в сбитых простынях, лезет в тумбу у кровати и бросает в итоге растерянный взгляд на рыжего. - Я могу поискать у Скарамуччи, - Тарталья почти собирается пойти на поиски презервативов, но Итэр недовольно стонет и что есть силы давит ему на плечи, впиваясь в кожу ноготками, не позволяя двинуться. - Ну как хочешь, я чист, - он пожимает плечами, успокаивающе поглаживая блондина по пояснице, перекинув косу за плечо. Тарталья кладет палец на подбородок Итэра, заставляет посмотреть в глаза и целует, не спеша сминая своими тонкими губами искусанные губы мальчика, проходясь языком по каждой ранке. Тарталья тихо стонет, сжимая тонкую талию Итэра в руках, когда Кэйя решает смазать его член собственной слюной. Альберих отработанным движением принимает член во влажную теплоту своего рта: обводит языком головку, опускаясь ниже чуть морщится, когда член задевает язычок, и, сглотнув, пропускает в горло, лаская ствол языком. Тарталья почти готов зарыться ладонью в россыпь синих волос, сжать у корней, забываясь, толкаясь глубже в горло. Плотно сжав губы, Кейя поднимает голову, с пошлым звуком выпуская крупную головку изо рта, улыбаясь тихому бархатному стону. Позволяет слюне стечь с языка на напряженный ствол и распределяет ее губами, прослеживая каждую венку. Итэр почти произносит вопрос, почему Тарталья медлит, наслаждаясь умелыми ласками Кэйи, но вырывается из него только полный смущения стон: Альберих проводит мокрым языком по ложбинке между разведенных ягодиц. Смачивает колечко мышц слюной, будто пытается разгладить каждую складочку и несколько раз толкается языком внутрь. Новая ласка заставляет блондина подаваться навстречу; языка совершенно недостаточно, и мальчик слышит чей-то тихий смех, когда бессознательно пытается впустить в себя тонкие пальцы Кейи, поглаживающие чуть покрасневшие края ануса. Альберих оставляет укус на ягодице блондина и разворачивает его голову к себе, чтобы поймать губами громкий стон. Крепкая хватка сильных рук позволяет мальчику медленно опуститься на член, принимая его полностью. Тарталья стонет, наслаждаясь охватившей его член горячей узостью - голос почти срывается на высокий мальчишеский тон. Итэр судорожно хватает воздух, запрокинув голову, будто его окатили ледяной водой. Он привыкает к распирающей, давящей где-то внизу живота, но такой восхитительной сейчас заполненности, мелко подрагивая. Кэйя любовно поглаживает мальчика по пылающей щеке, собирает выбившиеся из косы прядки, шепчет на ушко слова похвалы. Блондин обхватывает руками шею Тартальи и начинает медленно двигаться, собрав всю силу дрожащих тонких ног. Юноша сжимает ягодицы, что так идеально ложатся в его большие ладони, помогая мальчику приподняться, получить необходимое трение, почувствовать, как он раскрыт, нанизанный на большой член. Опускается до основания блондин слишком резко, до высокого стона и звезд под веками. Итэр сжимает в кулачках рыжие пряди вьющихся волос и тихо стонет, пытаясь двигаться быстрее. Член давит на простату, но не прижимает, мучительно приятно растягивает, но этого слишком мало – не хватает сил подняться выше, оставляя внутри только головку, и резко опуститься. Итэр тихо хнычет и движет бедрами вкруговую, отчаянно пытаясь получить больше, воссоздать те ощущения волн удовольствия до кругов перед глазами. Тарталья отрывается от губ Кэйи, растянувшегося рядом на влажных простынях, чтобы посмотреть на близкое к помешательству лицо блондина: сведенные брови, мокрые ресницы, с которых вот-вот упадут жемчужинки слез, раскрытые израненные губы. Мальчик жалобно стонет, когда Кэйя ласкает его припухшие соски – так хорошо, но все еще безумно мало. Тарталья тихо ругается в стоне над ухом и, переплетя с Итэром пальцы, тянет маленькую ладонь вниз живота, чуть надавив. Блондин давится стоном, в горле мгновенно пересыхает, а сердце испуганно пропускает тройку ударов: когда Тарталья резко вскидывает бедра, под впадинкой пупка отчетливо проступает головка члена, что Итэр так глубоко принимает. Отвратительно, противоестественно – до поджавшихся пальцев ног, до протяжного стона. Мальчик, прижав ладонь к животу, мажет губами по щеке Тартальи, утыкается в шею и тихо шепчет «пожалуйста»: нет сил двигаться, а тело горит изнутри, требуя удовольствия – совсем немного, пара движений. - Его настоящее имя Аякс, - шепчет Кэйя в пунцовое ушко, - Попробуй попросить еще. Мутные янтарные глаза смотрят на Кэйю, блондин несколько раз моргает, силясь понять, что от него хотят. Итэр поджимает губы, прячет лицо от пронзительных синих глаз, снова пытается двинуться сам, сжимается, и будь он в здравом уме, удивился бы выдержке Тартальи – тот остается непреклонен, только гладит поясницу и ягодицы. - Аякс, прошу, - тихая молитва. Блондин тихо вскрикивает, когда юноша роняет его на кровать. Тарталья разводит его ноги и смотрит на Итэра в нужном ракурсе: такого раскрытого, расслабленного, растворившегося в удовольствии, разоблачающего свои порочные желания и ужасно послушного. Он помогает мальчику перевернуться на живот, чуть давит на поясницу и входит одним плавным, насколько позволяют остатки выдержки, движением в такое податливое тело, срывая с губ громкий довольный стон. Аякс сразу задает быстрый темп так нужный обоим, держа узкие бедра мальчика на весу, сжимая чуть не до синяков. Итэр задыхается в стонах, мнет в руках простыню только бы не забыться в удовольствии – мокром, грязном, восхитительном. Он не замечает, как Кэйя оказывается рядом, позволяет положить голову себе на колени. Кончики пальцев Альбериха почему-то спасительно холодные, мальчик льнет к ним, открывает шею, оплетенную узами красных меток. Аякс тяжело дышит, роняет короткие стоны с приоткрытых тонких губ – его глубокий бархатный голос отзывается сладкой тяжестью в паху и поволокой страсти в ледяных глазах. Он быстрыми движениями вбивается в хрупкое тело под собой, каждый раз прижимает головкой члена простату, что Итэр едва ли успевает вдохнуть между рвущимися с губ стонами, в которых почти можно уловить тихое «ещё». Он чувствует, как кожа на впалом животе снова натягивается, очерчивая крупный член, когда Аякс входит до основания, до резкого и громкого шлепка о нежную покрасневшую кожу бедер. Мальчик падает на сложенные руки, не в силах держаться на локтях, и поворачивает лицо к Кэйе – глаза темные, точно стеклянные, с перманентно открытого рта течет. Альберих проводит по раскрытым губам, собирая с уголка стекающую слюну, касается чуть высунутого языка и поддается желанию скользнуть пальцами в рот. Итэр податливо кладет голову на смуглое бедро, слепо позволяет кончикам пальцев чуть надавить, обхватывает фаланги губами, неумело царапая костяшки зубами и гладит подушечки языком. Чувствуя приближающийся оргазм Итэр, выпускает с мокрым звуком пальцы изо рта и утыкается в живот Альбериха - кожу жжет горячее дыхание и пачкает слюна. Мальчик хватается за бедра Кэйи, как за последний кусочек ускользающей реальности, и тот буквально чувствует быстрый темп, с которым Аякс вбивается в изгибающегося мальчишку. Итэр стонет высоко, протяжно и кончает, не прикоснувшись к себе. Лицо блондина выражает чистое удовольствие, когда Тарталья продолжает двигаться, продлевая его оргазм, позволяя волнам удовольствия ласкать тело дольше. Юноша стонет чуть громче, наслаждаясь пульсацией тесных стенок, сжимающих его член, и срывается на более размашистые движения, желая собственной разрядки. Аякс вскидывает голову, тряхнув рыжими кудрями, и смотрит на Кэйю, - знает, что ему нравится зрительный контакт, - хочет прижаться и сжать его в своих руках. Альберих завороженно смотрит в синие глаза, на раскрасневшиеся скулы и блестящие губы, наблюдает как под кожей перекатываются мышцы, как подрагивают в напряжении широкие плечи, и сжимает вновь налившийся кровью член. Итэр всхлипывает, из радужек глаз брызгают иглы. Сладость оргазма отступила, обнажая слишком высокую чувствительность, и каждое движение внутри, когда член прижимает простату, отдается болью, возведенной в степень невыносимого удовольствия. Это заставляет мальчика не то пытаться уйти от стимуляции, не то пытаться получить больше, продолжить пытку – он только плачет и скребет ногтями смуглую кожу. Аякс замирает, стирает с карминовых скул мокрую дорожку, но новая слеза тут же прокладывает еще одну: - Мне остановиться? - Нет, нет, нет, - как мантру хрипло шепчет Итэр, ничуть в слезах не покаявшись. Будто если член внутри него сейчас остановится хоть на минуту, это будет минута невыносимой агонии. Кэйя зарывается пальцами в светлые волосы, успокаивающе гладит, чувствуя, как собственную кожу чуть стягивает от высыхающих капель чужой соли. Он видит, что Аякс уже чертовски близок – по рваному темпу быстрых движений, по дрожащим мышцам и коротким стонам сквозь сжатые зубы. Выйти юноше не дают – мальчик протестующе мычит, сжимает мышцами, пока внутри не проливается семя. Аякс чуть заваливается вперед, опираясь на руку, прекратив мелкие финальные толчки, чтобы оставить поцелуй на лопатке мальчика и потянуться к Кэйе. Истосковавшись, Альберих припадает к тонким губам, пропускает сквозь пальцы взмокшие рыжие кудри, собирает с висков капельки пота спасительно холодными пальцами. Они целуются лениво, проводят языками по губам, чувствуя медный привкус, зализывая ранки, давая Итэру отдышаться. Юноша ведет бедрами, позволяя члену выскользнуть из тела блондина под тихий стон. Итэр растягивается на кровати, больше не удерживаемый за бедра, слишком удобно по собственным ощущениям уложив голову на животе у Кэйи, и слепо тянется рукой назад, ожидая обхватить твердый член и направить его в себя. Аякс перехватывает тонкую руку, Кейя прижимает ее к влажной спине и ухмыляется, наблюдая за любовником, знает, что он любит так делать: юноша раздвигает порозовевшие ягодицы мальчика, смотрит на пульсирующий сфинктер, выталкивающий белёсые капли спермы. Аякс собирает большим пальцем капли, чтобы вернуть их обратно, чуть надавив на припухший край ануса. Итэр обреченно поднимает глаза на Альбериха, не дающего двинуться, и, утратив собственную волю, покорившись греху, произносит: - Еще, - единственное слово, что осталось в памяти. Аякс издает хриплый смешок, Кэйя собирает светлые волосы, разметавшиеся по постели, и успокаивающе гладит мальчика по голове, почти испуганно смотря на любовника: - Ты что дал ему целую таблетку? – Тарталья в ответ кивает, приняв более удобную позу, прислонившись к холодной стене. Кэйя хочет произнести что-то укоризненное, но только громко охает: Итэр обхватил его член у основания и втянул головку в рот. Мальчик неумело задевает чувствительную плоть зубами, мажет языком по уздечке, ничуть не прижимая. Слюна течет по подбородку, когда он пропускает головку за щеку и прижимает бьющуюся венку языком. Альберих подавляет желание толкнуться в услужливо раскрытый рот и только чуть потянув Итэра за волосы, отрывает от себя. - Иди сюда, малыш, - Кэйя прислоняется к стене, разворачивает Итэра, укладывает себе на грудь, будто заключая в теплые объятия со спины, и подхватывает под коленками. Мальчик довольно стонет, когда его опускают на член, снова заполняя. Он откидывает голову на плечо Кэйи, запускает руку в синие пряди, щекочущие лицо, а второй рукой почти из последних сил тянется к Аяксу. Юноша приникает к расхристанному мальчишке, одержимому лаской и удовольствием, оглаживает пылающую кожу сухими ладонями, вылизывает раскрашенную метками шею. Альберих начинает двигаться, настолько размашисто, сколько позволяла поза, срывая хриплые стоны на каждом глубоком толчке. Тарталья обхватывает губами заласканный припухший сосок, посасывает, дразнит кончиком языка, второй гладит подушечками пальцев, и Итэр выгибается, не то подаваясь навстречу ласке, не то пытаясь сильнее насадиться на член. Мальчик тихо скулит и сжимается, отчаянно желая больше – Кэйя уступает Аяксу в размерах, не растягивает так сильно, не давит. В тихих мольбах Итэр с усилием опускает голову, чтобы посмотреть на Аякса, сползшего с кровати и устроившегося в разведенных ногах. В животе снова тяжелеет, когда юноша видит, как из пульсирующего сфинктера течет его сперма, растягиваясь по члену Кэйи с каждым резким движением. Тарталья собирает двумя пальцами вязкую жидкость и надавливает на край ануса – Итэр в ответ смотрит умоляюще пустыми глазами. Мальчик довольно стонет, когда наконец получает нужную распирающую заполненность: Аякс прижимает два пальца к члену Кэйи и проталкивает внутрь, сразу надавливая на простату. Альберих тихо стонет, получая дополнительную стимуляцию от пальцев, движущихся в совершенно другом темпе, и впивается ногтями в молочную кожу бедер украшая тело мальчика и здесь новыми отметинами. Аякс припадает к нежной коже на внутренней стороне бедра, оставляет больше напоминаний об этой ночи – красные метки засосов, быстро проявляющиеся на тонкой коже, и следы легких укусов, тут же бледнеющие и вовсе исчезающие. Стоны Итэра стали тише, на выдохе с едва различимым хрипом – почти вымученные. У него нет сил податься навстречу или ответить на поцелуй, мальчик мякнет в чужих руках от собственного жара, проливая горячешные слезы – перегруженные воспаленные сенсорные системы слишком ярко реагируют на любое воздействие. Движения ускоряются, Кэйя сбивается с ритма, быстро вскидывая бедра, тихо стонет в рот Тартальи и что-то шепчет между поцелуями. Мальчик срывается на короткий вскрик, когда юноша сжимает в плотное кольцо пальцев его член – пульсирующий, капающий смазкой. Аякс ласкает его слишком медленно, не подстраиваясь под темп Кэйи или собственных пальцев внутри, отчего только сильнее Итэр выгибается. Узкая кровать страдальчески скрипит, вторя быстрым движениям. Альберих отпускает одно бедро Итэра, позволяет мальчику положить ногу на талию Аякса, прижимая того ближе, требуя от него больше, и скользит рукой по покрытому испариной телу. Ладонь Кэйи подбирается к торчащим ключицам, царапает кожу ногтями, поднимается выше, чувствует, как заполошно бьется сердце блондина, - и сжимает тонкую запятнанную шею. Чуть ощутимо, чтобы глаза мальчика резко распахнулись, чтоб он мелко затрясся в попытке вдохнуть больше, а мышцы все свело судорогой. Движение внутри ощущается намного отчетливее, до каждой венки, и мальчик, закатив глаза, обнажая покрасневшие белки, стонет, не пытаясь даже освободиться. С тихим хрипом, Итэр кончает и вдыхает спасительный кислород, что кружит голову. Аякс ловит ослабшее тело в свои объятия, чтобы уложить мальчика на кровать под слабый протест. Кэйя прижимается к любовнику, тянет его в поцелуй – скорее бессильные касания губами – и вымученно стонет, когда Тарталья обхватывает его все еще возбужденный член. Он доводит Альбериха рукой, позволяя уткнуться себе в шею, сжать в руках грудные мышцы и испачкать ладонь спермой. Тарталья вытирает руку об и без того испачканную простыню, заботливо поддерживает голову Итэра, пока тот мелкими глотками пьет воду. Мальчика, уснувшего, как только его губы отнялись от стакана с водой, укладывают на соседнюю кровать, чистую, и обтирают влажным полотенцем от всякого рода жидкостей – слез, слюны, спермы. Кэйя кутает Итэра в свою рубашку и оставляет вспыхнувшее тело дотлевать. Пока Альберих в свете торшера на тумбе и занимающегося рассвета устало перестилает белье, Аякс, сидя на соседней кровати, собирает разметавшиеся по подушке светлые пряди: заплетает Итэру нетугую косу, чтобы тот во сне не запутался в собственных волосах, как однажды Кэйя. Волосы у мальчика взмокшие, спутавшиеся местами, но мягкие и, наверное, так красиво блестят, когда разносятся неугомонными ветрами.***
Сквозь сон Итэр ощущает ломоту в мышцах, когда приходится перевернуться на другой бок, скрывая лицо от солнца, бьющего сквозь тонкую шторку. Внутреннюю сторону бедра тянет так, будто он пытался продемонстрировать кому-то идеальный шпагат; мышцы ног болят, будто он отлично потренировался. Зажмурившись, мальчик утыкается лицом в подушку и подтягивает к груди согнутые ноги, отмечая, что в такой позе меньше тянет в районе поясницы. До ушей Итэра медленно начинают доходить звуки, словно через толщу воды: мозг, разбуженный солнечными лучами, начинает работать. Он слышит, как шуршит ткань постельного белья, когда сучит ногой; как чирикают одну и ту же мелодию птицы за окном; как кто-то рядом постанывает. На коротком стоне мальчик открыл глаза и, проморгавшись, взглянул перед собой. На соседней кровати Кэйя делал вид, что очень тихо предается разврату с Аяксом. Альберих стонет, закусив собственную ладонь, вторую руку запустив под одеяло и, вероятно, путается пальцами в рыжих кудрях. Румянец, играющий на смуглых щеках, заломленные брови, прикрытые глаза – заставляют вспомнить прошедшую ночь. Итэр испуганно охает, благо не привлекая внимания, накрывается с головой одеялом. Уши горят от отрывков воспоминаний, лицо тут же вспыхивает краской, внизу живота знакомо тянет – слуха снова достигает стон, теперь более громкий, оборванный приникнувшей к губам рукой. Мальчик выжидает под одеялом полминуты, прислушиваясь к возне на соседней кровати и только потом показывает из укрытия макушку. - Доброе утро, - чуть хриплым голосом говорит Кэйя. Из-под одеяла показывается совершенно взъерошенный Аякс, вытирает губы ладонью и ложится в постели снова, уложив голову на грудь Альбериха. - Утречка, - мурлычет рыжий, поглаживая смуглую кожу – ужасно горячую не то от возбуждения, не то ото сна. Итэр им заторможено кивает и тянется к заботливо приготовленному кувшину с водой. Кэйя устраивается удобнее, вытягивает длинные ноги, так что одна свисает с кровати, ласково гладит любовника по спине. Пока Итэр искал взглядом свою одежду, Аякс засопел, видимо, снова проваливаясь в сон. Мальчик, все еще совершенно красный от смущения, игнорируя всякую боль в мышцах, натягивает свои штаны, хватает толстовку и телефон. Кэйя напоследок ему улыбается, совсем как в самом начале, и подмигивает. Сгорая от стыда, Итэр вылетает из комнаты, так и оставив на себе рубашку Альбериха.