Ночь и вечер

— Негрони, милый, будь добр, — Лиза сладко улыбается подошедшему к их с Джинн столику Чарльзу. — И… Джинн?  — Повторить то же самое. Спасибо, — Джинн улыбается чуть шире обычного, рассеянно, мягко, и Лиза не может сдержать ответной улыбки, пусть эта и адресована не ей: она просто не может не улыбаться, наблюдая за такой Джинн.  — Значит, негрони и еще один дайкири, — кивает Чарльз. — Через пару минут все будет, дамы. Он стремительно лавирует обратно, скользя между столиками, успевая одновременно забирать стаканы, принимать новые заказы и профессионально-дружески болтать с клиентами. Пожалуй, Лиза рада, что за стойкой сегодня не Дилюк. Они с Джинн — друзья детства, и именно поэтому в его присутствии она чувствовала бы себя гораздо более скованно… А ей этого не нужно.  — О чем задумалась? — тыльной стороны ее ладони касается рука Джинн. Одна из свободных прядок, выпущенных из хвоста, уже растрепалась и касается раскрасневшейся то ли от алкоголя, то ли от тепла таверны щеки.  — Ни о чем. О нашем вечере. О том, почему ты выбрала дайкири, — Лиза переворачивает ладонь и осторожно проводит пальцами по руке — подушечки пальцев, аккуратные ноги, нежная ладонь… Бар вокруг них слегка колышется, а люди превращаются силуэты, мерцающие в неясном свете свечей, и Лиза рада, что никому из сидящих вокруг них нет дела до происходящего за их столиком. Ей все равно — но Джинн могла бы задуматься, начать задаваться лишними вопросами о ее роли действующего магистра, поведении, примере, репутации… Обо всем, от чего Лиза стремилась избавить ее хотя бы сегодня вечером.  — Почему дайкири? Он вкусный, — при всей своей прямолинейности, Джинн редко выражает свои вкусы настолько просто, и Лиза чувствует, что от новой улыбки у нее начинают болеть щеки. Оно того стоило… Она почти жалеет, когда Чарльз добирается до их столика, сгружая на него два бокала — темно-оранжевый для нее и прозрачный, с долькой лайма — для Джинн.  — За что выпьем? — сосредоточенно спрашивает Джинн, сжимая тонкую ножку бокала.  — За… — Лиза теряется. Удивительно — она, библиотекарь Ордо Фавониус, выпускница академии Сумеру, она хранит знания о сотнях и тысячах вещей, поводов и событий — и все равно Джинн умеет заставить ее растеряться. — За Натлан?  — Почему за Натлан? — Джинн недоуменно хмурится — и морщинка между ее бровей также стремительно разглаживается, когда Лиза стремительно — будто ветер подталкивает ее руку, — касается ее кончиком указательного пальца.  — Говорят, твой коктейль придумали именно там. Там жарко, поэтому в него кладут столько льда и добавляют кислый сок — чтобы освежиться, — пожимает плечами она. Впрочем, повод неважен — и, когда они с тихим звоном сдвигают бокалы, она больше внимания обращает не на привычную сладковатую горечь негрони, которая медленно разливается по языку, а на то, как Джинн стремительно слизывает несколько кристалликов сахара с края бокала, оказавшихся у нее на губе. Лиза предпочла бы убрать их сама… Оба бокала быстро пустеют, и вместе с этим щеки Джинн становятся нежно-розовыми… Лиза уверена, что сейчас ее собственные зрачки расширены так, что радужки почти не видно — то ли от полутьмы в таверне, то ли от того насколько внимательно, будто кошка, следящая за добычей, она следит за медленными, грациозными и почти неловкими движениями Джинн.  — Счет, — Чарльз, появляющийся около их столика, кажется, умеет читать по губам — Лиза почти уверена, что произнесла свою просьбу достаточно тихо. Золото путается под пальцами, но, отсчитав причитающееся и добавив к нему достаточно щедрые чаевые, она встает первая (почти не пошатнувшись) и предлагает руку Джинн — которая, впрочем, предпочитает просто сжать ее ладонь вместо того, чтобы опереться на предложенный локоть. Неважно. Сейчас им обоим нужно держаться… друг за друга. Прохладный летний ветер за дверью таверны немного освежает, и когда они сворачивают в узкий переулок, ведущий от «Доли ангелов» к верхней части города, где живет и сама Джинн, и Лиза (обе — поблизости от резиденции ордена и библиотеки), Лиза оборачивается к Джинн, чтобы что-то сказать — то ли похвалить ночь, то ли отпустить еще какое-то замечание об их отдыхе, то ли… Неуклюже, но решительно Джинн тянет ее к себе за плечи и начинает целовать. На ее губах мешаются кислота сока, сладость сахара, горячий ток ее собственной крови под тонкой кожей — и Лиза стремительно теряет голову, отвечая и запуская руки под форменный камзол действующего магистра. К сожалению, там слишком мало пространства для маневра, и поэтому скоро она вытягивает рубашку Джинн из бриджей, ослабляя ремень, чтобы… чтобы что? Она не знает, что будет дальше — за нее сейчас говорит алкоголь, ночь над Мондштадтом, перламутровая луна, едва заглядывающая в переулок, и ее толкает к действиям обжигающее ухо и шею дыхание Джинн и ее руки, с привычной ловкостью скользнувшие по чулкам на бедра.  — К тебе, — шепчет она Лизе на ухо, и мир вокруг начинает медленно вращаться, будто они обе стоят на палубе корабля. — К тебе ближе.  — Стратегическое решение, — кивает Лиза, склоняя голову на плечо Джинн — почти дружески, будто желая всего лишь опереться — и тут же оставляя ей быстрый поцелуй у основания шеи.  — Тактическое, — вздох от поцелуя и смех в голосе Джинн смешиваются, и в лунном свете ее глаза сияют. — Продиктованное искю… исключительно обстоятельствами.  — Мм… Магистр, оставьте лекции по тактике рыцарям, — они по-прежнему одни в переулке, и опорой им служит надежная каменная стена, от которой Лизе стоит некоторых усилий оторваться. По дороге они с Джинн переплетаются все теснее — сначала столкнувшиеся ладони, потом закинутые на плечи руки, зацепившаяся за волосы Джинн сережка Лизы, которые они распутывали на ходу, снова прижимаясь друг к другу. Джинн живет на втором этаже, и внешняя лестница кажется им тяжким препятствием — легкая качка превращается в шторм, но, когда Джинн наконец поворачивает ключ в замке и открывает дверь, Лиза вталкивает ее внутрь, чтобы тут же обхватить сзади и покончить с расстегиванием и без того приведенной в непристойный вид рубашки. В прихожей у Джинн стоит банкетка, обычно предназначенная, например, для посетителей, которым непременно нужно получить срочный ответ от действующего магистра Ордо Фавониус. Сама Лиза намеревается использовать ее с совершенно другими целями, подталкивая к ней восхитительно мягкую и податливую в ее руках Джинн. Она только досадливо вздыхает, когда они в четыре руки снимают с той тесные белые бриджи, оседающие где-то на полу вместе с бельем. Почему же ее так трудно раздевать…  — Не думала сменить форму рыцарей Ордо Фавониус? — смеется она, опускаясь на колени и прижимаясь щекой ко внутренней стороне бедра Джинн.  — Это будет использование служебного положения в… — дыхание Джинн прерывается, когда Лиза первый раз касается ее языком. — …в личных целях. Она соленая, пряная, горячая, она кружит голову сильнее любого алкоголя, когда Лиза чувствует, как под ее языком и губами, под тонкой кожей клитора пульсирует кровь. И она старается проводить по нему языком в том же ритме, в котором бьется сердце Джинн, пока та вплетает пальцы в ее волосы, бессмысленно перебирая пряди, вздрагивая, неловким движением сдергивая заколку в виде пурпурной розы, и сжимая бедра с тихим стоном. Но Лиза не останавливается еще немного, позволяя себе собрать языком густую слизь и чувствуя, как с каждым движением снова вздрагивает Джинн, наверняка такая чувствительная после первого оргазма… Невероятно. Головокружительно. Ее Джинн. И поэтому она совершенно не ожидает того, что ее саму вздергивают наверх и решительно целуют.  — Еще немного, и мы свалимся, — банкетка слишком тесна для двоих, и, когда Джинн пытается втолкнуть Лизу к себе на колени, та почти задевает плечом дверной косяк. Лунный свет едва дотягивается до коридора, и в  — Спальня… — откликается Джинн, но ее рука уже решительно задирает юбку Лизы и сдвигает в сторону черное кружево, чтобы погладить влажные складки входа — и скользнуть внутрь, чуть раздвигая пальцы в стороны и придавливая набухший клитор, чтобы начать двигаться именно так, как Лизе сейчас нужно, так, как она… она… Джинн… Мысли обрываются вместе с захлестывающим их сладким маревом, и Лиза вытягивает ладонь Джинн из-под своих бедер и целует ее пальцы, ничуть не смущаясь собственным вкусом на них. Кажется, сейчас им следует сделать… что-то. Привести себя в порядок. Приготовиться ко сну. Но в крови у них обоих все еще бродят остатки алкоголя, и голову кружит — вседозволенность? близость другой? ночь, в которой им позволено все?  — Мы подумаем об этом завтра, — обещает Лиза Джинн, и они вместе поднимаются, придерживая друг друга за талию, дыхание к дыханию. От них до постели — всего десять шагов, и, комом сбросив на пол оставшуюся одежду, Лиза стремительно уплывает в объятья сна, чувствуя рядом тепло Джинн.