Давай дружить?

Последние дни Му Цину приходилось несладко. Не потому, что у него завалы с нагрянувшими проектами или годовыми контрольными — с ними у него был отдельный разговор. Да и общение с другими людьми у него, по обыкновению, не вызывало никаких трудностей. Если бы не он. Никогда раньше Му Цину не приходилось так переживать насчёт одного единственного человека. Да, со своими сверстниками в принципе было трудновато в плане понимания, но чтоб настолько. Он буквально погряз в состоянии уныния и угрызения своими мыслями. Даже голос Се Ляня не выводил его из долгого и мучительного транса, пока на его плечо мягко не легла ладонь друга. — Му Цин? Ты уже целую минуту стоишь и молчишь, — Се Лянь вглядывался в чужое лицо с вопросом, нависшим у него на лбу. — С тобой все хорошо? Нет, с ним было совершенно ничего не хорошо. И Му Цину это прекрасно было известно. Но по своей натуре он был человек скрытный, всегда находил повод умолчать о своем состоянии, чтобы либо не причинять неудобства слишком сердобольному Се Ляню, либо потешить свою гордость. — Да, все в порядке, — отмахнулся Му Цин от очередного проявления тревоги и быстро переменился в лице, вглядываясь в толпу, собравшуюся в коридоре. Среди них слишком выделялся только один человек. И на это есть своя причина. Его внешность и правда можно было охарактеризовать, как очаровательную — не иначе. Она манила своей недосказанностью. Парень, с виду, был прост, но прочитать его глазами было трудно. Длинные волосы, заплетённые в пышную, толстую косу черного цвета. Глаза горели живостью и загадочностью. Его брови словно жили своей жизнью: то поднимались, то опускались — в общем, своевольничали на бледном, мертвенного оттенка, лице. Му Цин долго вглядывался в уже знакомый силуэт, и у него неприятно пересыхало во рту всякий раз, как вышеупомянутый парень что-то увлекательно и с энтузиазмом объяснял первокурсникам, которые, в свою очередь, с разинутыми ртами и неподдельным интересом в глазах, слушали его. — О, так ты уже знаком с Хуа Чэном? — вдруг заговорил Се Лянь, проследив за направлением взгляда товарища. — Ещё как, — не отрываясь, пролепетал Му Цин. Ну да, кому, как ни ему знать лучше всего своего лепшего недруга. Не сказать, что их знакомство вышло случайным, но не завидным — это уж точно. А встретились они в кабинете биологии, где преподаватель активно жестикулировал и отвечал на вопросы своих учеников о том, как отличить пестик от тычинки. Му Цину было скучно. Он лениво обводил аудиторию взглядом, невольно останавливаясь на новеньком. Его звали Хуа Чэн, как он выяснил позже. Хуа Чэн не выглядел заинтересованным в уроке, но неотрывно следил за мужчиной и даже что-то записывал себе в тетрадь. По видимому, его не так увлекала сама пара, как обязанность сделать соответствующий конспект к ней. Похоже, он был из тех, кто не любил учебу, но не забивал на нее. Му Цину почему-то стала интересна такая непримечательная сторона его нового одногруппника. Он все ещё смотрел на него. И уже собирался отвернуться, чтобы не получить нагоняй от Мэй Няньцина, как раз занимающего почетное звание биолога всего университета, как Хуа Чэн обернулся и бросил взгляд на смотрящего. Он улыбнулся, а затем продолжил писать, больше не оборачиваясь на Му Цина. Последнего так смутило действие новенького, что он невольно поймал себя на мысли о том, что считает привлекательным Хуа Чэна. После пары он уже собирался покидать кабинет, когда заметил, что черноволосый парень все ещё сидит на своем месте, усердно царапая ручкой в своей тетради. — Пара уже закончилась, — констатировал уже известный факт Му Цин, прежде чем скрыться в дверях. Но на его удивление, Хуа Чэн все же ответил ему: — Спасибо, мистер очевидность, — язвительно улыбнулся последний, и тело Му Цина потяжелело в несколько раз от сказанного. — Слушай, не нужно огрызаться. Если сам знаешь, что она закончена, так почему до сих пор сидишь? — Му Цин скорее недоумевал, чем злился. Он все ещё был заинтересован в персонаже Хуа Чэна, но ответ того и правда немного опустил его на землю. — А ты почему все ещё стоишь в дверях, если можешь уже спокойно уйти и не мешать мне заниматься тем, что тебя не касается? — и снова эта наигранная до жути улыбка. Кажется, Му Цин почувствовал, как у него все лицо побелело от этого ответа. Да он же ненормальный. К нему по-хорошему, а он вот так… Да не будь Му Цин заложником своих же убеждений о том, пока не узнаешь человека — не нужно к нему относиться предвзято, сразу бы записал Хуа Чэна в свой черный список. Хмыкнув, Му Цин в гордом одиночестве покинул кабинет, пиная за собой деревянную дверь (в доказательство того, что он и правда зол). Хотя, последнее было чистой воды импровизацией, осознание которой пришло после того, как дверь уже с грохотом закрылась. На следующей паре Му Цин не заметил Хуа Чэна. Видимо, он не тот тип «прилежного студента», за который принял его парень, анализируя на биологии. «Это к лучшему», — подумал про себя Му Цин, когда почувствовал лёгкий холод за спиной, а затем заметил входящего в аудиторию Хуа Чэна. Всего запыхавшегося, но такого же красивого. Капельки пота на лице ничуть не уродовали его, а даже наоборот — вызывали невольные вздохи у женской половины группы. — Извините за опоздание, — учтиво согнувшись в поклоне, сказал вошедший, исподлобья смотря на молодую учительницу английского. — Ничего, заходи, — ее губы расплылись в лёгкой улыбке, и она приглашающе помахала рукой. Хуа Чэн наконец выпрямился и прошел вглубь кабинета, высматривая свободные места. Впервые Му Цин пожалел о том, что ни с кем не дружил. Буквально все места были заняты либо влюблёнными парочками, воркующими о чем-то своем, либо друзьями, любящими погалдеть и скоротать время пары за разговорами друг с другом. Оставался один Му Цин, по ошибке считающий, что ни на что из вышеперечисленного подписываться не готов. Заметив одиноко сидящего парня, Хуа Чэн вдруг повеселел, чуть ли не в припрыжку сокращая расстояние до самой дальней парты в аудитории. — Как удачно, — прощебетал черноволосый, усаживаясь на свободное место. Му Цин раздражённо цокнул, не удостаивая своего новоиспечённого соседа по парте даже элементарным взглядом. Хуа Чэн, заметив безразличие на лице одногруппника, жалобно стянул брови к переносице и тихо, так, чтобы слышал только Му Цин, проговорил: — Давай дружить? С тех самых пор Му Цин больше не виделся с Хуа Чэном. Точнее сказать, он его старательно избегал: в коридоре, где много студентов, ему не раз приходилось использовать чью-то спину для своего прикрытия или в столовой, где маскировкой служил либо Се Лянь с Фэн Синем, либо пустой поднос. Но как бы ни старался Му Цин, Хуа Чэн постоянно находил его каким-то чудовищным образом. Поэтому, оставалось только напрячь свои икры и бежать со всех сил. Иногда такое бегство оборачивалось парой сбитых с ног студентов (даже преподавателей!). Среди последних были такие лица как Линвэнь и даже сам Цзюнь У. С первой можно было рассчитаться парой извинений и клятвой, что Му Цин ни в коем случае больше не будет бегать по коридорам (что, очевидно, было ложью), а последний… Что тут сказать, Цзюнь У занимал пост директора университета и вряд ли мог закрыть глаза на беспорядки в студенческих кругах, поэтому наказанием за такие проколы была уборка в аудиториях. Причем, не в одной, а сразу в нескольких, из-за чего Му Цин не раз возвращался домой под вечер. Но он бы и дальше продолжил стыдливо браться за швабру и мыть эти гребанные кабинеты в наказание, если бы не один конкретный случай. В тот день он вновь нечаянно сбил Цзюнь У в попытке убежать от Хуа Чэна. Естественно, тот пригрозил ему отчислением, а потом все таким же ровным и властным тоном наказал просидеть целых два часа в аудитории и написать целый лист объяснительной. По каким причинам он каждый раз бегает, как умалишенный, по зданию университета, причиняя неудобства учащимся и преподавателям. Му Цин мог бы объяснить все и без записи. Вот только объяснять то было и нечего. Это было настолько необъяснимым явлением, настолько неловким и личным, что Му Цин готов был провалиться сквозь землю прямо в кабинете Цзюнь У. Уже сидя за партой и клацая ручкой, он мечтал лишь о том, чтобы после объяснительной его тут же сбил камаз или упал самолёт (ну, это уже на крайний случай). Не успел он и мысли допустить о проблеме, по которой он уже не одну неделю вот так драит полы в кабинетах, как она собственной персоной стояла со сложенными на груди руками, опираясь о дверной проход. — Скучаешь? — усмехнулся Хуа Чэн, заметив, как брови Му Цина удивлённо поползли вверх. И были близки к тому, чтобы взлететь, если бы могли. — Ты… — выдавил сквозь зубы брюнет, сжимая в ладони ручку. Он не знал, что делать и куда бежать. Если он снова устроит побег, то исключения ему не миновать. Пришлось молча сидеть и следить за тем, как Хуа Чэн по-детски смеётся, смотря на мученика из-под густых ресниц. — Я. А ты ожидал увидеть здесь кого-то ещё? — театрально вскинув брови кверху, проговорил он. Му Цин не знал, что ответить. Он две недели бегал от Хуа Чэна и, кажется, заработал себе паранойю постоянным высматриванием его из толпы. А все из-за того, что этот чудак предложил стать с ним друзьями. С одной стороны, было бы разумнее все-таки ответить на тот вопрос. Пусть он выглядел бы грубо, но ведь Му Цин никогда не задумывался о таком, а тут — и вовсе забыл о существовании всех колкостей, которыми любил одаривать Фэн Синя и остальных. Почему-то, ему вдруг стало жаль новенького, который, по неволе, мог попасть под раздачу… А с другой стороны, неужели Хуа Чэн сам повел себя тогда не как мудак, отсылая Му Цина нахуй со своим «не твое собачье дело»? Вот уж, по истине Санта-Барбара, ее только здесь и видели. — Ты так и не ответил, — вдруг заговорил Хуа Чэн, отрывая уже приросшее к двери плечо и осторожно опускаясь на параллельную парту. Му Цин вынужден повернуться в полоборота, чтобы держать одногруппника в поле зрения. И пусть его гордая «незаинтересованность» потерпит крах — Му Цин готов к этому. Он немного боится Хуа Чэна и его странных замашек — это единственная причина, по которой он обернулся. — Ну так что? — все не унимается парень, а улыбка не сползает с его самодовольного лица. — Ты ответишь или так и будешь сбегать? Му Цин молчит. — Ладно, — лицо Хуа Чэна падает на его грудь, словно он повержен какой-то невидимой силой. Наверное, он и потерпел поражение, раз так и не услышал от Му Цина его ответа. Эта обстановка мучит, нагнетает. Брюнет неотрывно следит за собеседником, даже не пытаясь понять истинных мотивов Хуа Чэна. «Он странный», — мысленно говорит Му Цин, прежде чем черноволосый встаёт и скрывается за дверьми, так ничего больше не сказав. Му Цина это напрягает намного больше того, если бы Хуа Чэн взял бы и внезапно ударил его или ещё чего-нибудь похуже. Но это простое «ладно» полностью выбивает из колеи. Немного успокоившись, после внезапного визита Хуа Чэна, Му Цин все же принялся за пустой листок и написал объяснительную. Правда, он соврал в том, что причина крылась в новом одногруппнике, сославшись на свой мочевой пузырь и недержание, из-за чего ему приходится буквально нестись на всех парах в туалет. Му Цин молился, чтобы Цзюнь У за каким-нибудь собранием со своими коллегами вскользь не упомянул об этом письме и не высмеял прилюдно его «проблему». Ох, и как он будет жить после косых взглядов преподавателей? Но это, по мнению Му Цина, было намного лучше, чем «меня очень пугает мой одногруппник и по необъяснимой мне самому причине я бегаю от него и всячески скрываюсь». * * * — Уходим, — вдруг спохватился Му Цин после непрерывного взгляда на Хуа Чэна, который как раз собирался идти в их сторону. Он схватил под локоть Се Ляня и за одно подошедшего к ним Фэн Синя во избежание столкновения со странным сверстником. О боже, с того самого «ладно» прошло всего три дня, но Му Цин чувствовал, словно прошла целая вечность. Он находился в напряжении весь учебный день. Ожидал, что Хуа Чэн может что-то ему сказать или невзначай упомянуть о том, что тот так и не ответил на его предложение подружиться. Но он не принимал даже малейшей попытки приблизиться к Му Цину, словно намеренно держась на расстоянии. Не сказать, что последнего это не радовало, но вместе с тем как-то. волновало. Почему он вдруг выкидывает такое, а потом замолкает на несколько дней и избегает его? Му Цину не был известен вопрос на этот ответ. Он бы и сам с радостью послушал то, как Хуа Чэн объясниться перед ним, но тот, как назло, держал все в ужасно давящей неизвестности. Даже сейчас, Му Цин не был уверен, что если бы он так и остался стоять с Се Лянем, то Хуа Чэн бы просто не проигнорировал его. Даже не бросил бы на него взгляд. Все было очень сложно. Добежавши до свободной аудитории, Му Цин наконец позволил себе выдохнуть с облегчением и отпустить Се Ляня и Фэн Синя, которых тянул через весь коридор. Благо никто из них двоих не сопротивлялся иначе было бы намного труднее удерживать их. Первым не выдержал Фэн Синь. — Что, мать вашу, происходит? — он был так раздосадован внезапным порывом Му Цина убежать, что даже не стал останавливаться и, кажется, сумел подстроиться под его сумасшедший бег. — Сам не знаю, — удивился Се Лянь, все ещё приводя в норму свое дыхание. — Вы...вы должны мне поверить, — сейчас Му Цин выглядел словно сбежавший из психбольницы: волосы растрепаны (чего он никогда не допускал), глаза смотрят на дверь, будто ожидая, что кто-то в любой момент может войти. — Короче, тот парень Хуа Чэн. — А, — Се Лянь вдруг заулыбался. — Он говорил, что вы с ним стали друзьями. Это правда? Не думал, что— — Что? — не дал договорить Му Цин. Его пальцы машинально вцепились в плечи Се Ляня, тот невольно вздрогнул. — Эй, успокойся, — видя, как испугался Се Лянь, Фэн Синь не смог выдержать и постарался оторвать чужие руки от плеч Сяньлэ (эту кличку Се Лянь заслужил, как сын мэра этого города, но не сказать, что она ему действительно льстила). Му Цин был не умолим. Он накрепко вжал пальцы в плечи своего друга, а его пустой взгляд пугал похлеще любого фильма ужасов. Он явно о чем-то думал, не замечая присутствия своих друзей, и все ещё мял плечи теплой толстовки Се Ляня. Брюнет мог поверить во всякое. Мог поверить в то, что по математике в табеле у него светится четверка, или что Мэй Няньцин впервые в жизни не отсчитал его за сон на его паре, но чтоб в то, что Хуа Чэн мог так нагло присвоить себе его дружбу, причем заявить это Се Ляню — это было просто до невозможности трудно. Му Цин пришел в себя, когда ощутил на своей щеке тяжёлый удар, а затем то, как отшатывается на пару метров. Нашел он себя лежащим на полу с красной и опухшей щекой. Она неприятно покалывала, напоминая о недавно совершенном ударе. Инициатором был Фэн Синь. Брюнет не стал лететь в ответ с занесенным кулаком на своего друга, все ещё пытаясь совладать с путающимися мыслями. Думать о том, что Хуа Чэн так запросто смог сказать подобную небылицу Се Ляню, не хотелось. Но приходилось. И от этого осознания легче не становилось. Фэн Синь так странно смотрел сверху вниз на Му Цина, с трудом останавливая себя не влепить тому ещё раз. — Ты что-то хотел сказать о Хуа Чэне? — прервал тишину Се Лянь, силясь вспомнить, в какой момент он сказал что-то не то. — Ничего, — вскочил Му Цин, хватая свою сумку и буквально вылетая из аудитории. * * * Весь последующий день был беспокойным. Се Лянь с Фэн Синем решили, что лучшим решением будет пустить на самотёк и не лезть в чужие дела, хотя состояние Му Цина и правда оставляло желать лучшего. Он весь был словно на иголках. На парах, вместо того, чтобы втыкать в потолок, он внимательно слушал лекцию и не гнушался записывать что-то в свою тетрадь. Фэн Синь даже пустил смешок и сфотографировал на память. Се Лянь лишь покачал головой, пытаясь не возвращаться мыслями к Му Цину. Сяньлэ, как бы ни старался, никогда не мог перестать волноваться о ком-то, особенного, если дело касалось его двух лучших друзей. Даже самые мелкие изменения могли вызвать волну беспокойства. Эта черта не нравилась Му Цину, но она его спасала, и не раз. В силу своего характера, Цин не часто делился гнетущими его проблемами и привык держать все в себе. Обременять кого-то своими тараканами он отказывался, даже если Се Лянь предлагал ему высказаться добровольно. И все это создавало кучу ненужных проблем. Фэн Синю не нравилась такая самоотверженность Му Цина, пусть он и понимал, что тому трудно открыться даже самым близким людям. И не раз говорил Се Ляню прекратить тщетные попытки раскусить парня, но тот не мог просто бросить его. Вот и сейчас. Сяньлэ сидит на паре, но его мысли далеко не о математических формулах. Му Цин бледный. Бледнее своего природного тона кожи. И это волнует. * * * После пар Му Цин быстрее всех покидает аудиторию и с завидной быстротой спешит к выходу, но его перехватывают и затягивают в ближний кабинет. — Привет, — широко улыбается Хуа Чэн. Му Цина бьёт мелкая дрожь. Он сильнее стискивает пальцы у основания ручки на сумке. Сглатывает. — Ч-чего тебе? — он всеми силами и надеждами старается взять себя в руки, чтобы выровнять дыхание и не выдать постыдного страха на забаву этому «демону». — Ничего, ты мне не ответил, а я принял твое упрямое молчание за согласие, — пояснил Хуа Чэн, не дожидаясь гневной тирады Му Цина. — Ещё вопросы? — Есть, — берет себя в руки парень и с новым вопросом отпускает. — Почему? На этот вопрос Хуа Чэн молчит. Но не надолго. Он шумно выдыхает и говорит: — Не знаю, — пожимает плечами парень. — Может, мне просто скучно, а может ты понравился мне, и я хочу познакомиться… Му Цин не находил, что ответить на такое откровение. По правде говоря, он находил происходящее в каком-то смысле сумасшествием или страшным сном. Он шлёпнул себя по щеке, чтобы лишний раз убедиться в реальности и посмотрел на Хуа Чэна немного другим, более осмысленным взглядом. Глаза растерянно смотрели на одногруппника и искали то, за что можно было бы зацепиться. Му Цин хотел уколоть его, задеть, отшить, а затем уйти с гордо поднятой головой и больше не возвращаться к этим бессмысленным страданиям. Но он попросту не мог. Даже пошевелиться было для него привилегией, о которой он мог лишь мечтательно пускать слюни. Увидь его кто-нибудь из группы, тут же удивился бы тому, как разнился образ холодного Му Цина, с потрясенным, не знающим что сказать, старшеклассником, который нервно теребил лямку своей сумки. А ведь всегда находилось. Но весь набор мата вдруг исчерпал себя сам собой, а рот намертво склеился, в попытках выдать из себя хоть один жалкий звук. — Мы можем хотя бы попытаться быть друзьями? — со всей серьёзностью спросил Хуа Чэн, когда заметил состояние Му Цина. Последний встрепенулся. — Я… не знаю, — парень огляделся по сторонам, обдумывая такое странное предложение. Ему ещё ни разу не предлагали так прямо дружить. Се Лянь и Фэн Синь — другое дело. Они начали дружить непринужденно, с малых лет. Троица и сама не подозревала, что считает себя намного большим, чем простыми соседями по горшку. — Тогда, я для начала предлагаю пойти до дома вместе, — Хуа Чэн вновь улыбнулся во все зубы и протянул ладонь. Ожидая, что Му Цин его оттолкнет, он заранее приготовился к тому, чтобы увернуться от предполагаемого удара. Но его не последовало. А чужая ладонь осталась пустой. — Ты… ладно, — Му Цин уже направился к выходу, но не услышав позади чужих шагов, обернулся и бросил, — Так, ты идёшь или нет? Если бы Му Цин посмел задержать хоть чуть-чуть свой взгляд на Хуа Чэне, то стал свидетелем самой искренней улыбки в своей жизни. * * * Домой они шли неторопливо. Неизвестно, виной всему Му Цин, который нехотя плелся, или Хуа Чэн, любознательно следящий за каждой вороной в небе. Он был странным, это было понятно Му Цину, как таблица умножения. Его немного наивный вид, совмещающий в себе игривого, язвительного, саркастичного и загадочного парня, усугублял задачу понять мотивы Хуа Чэна, при которых они сейчас вместе, плечом к плечу, идут в полной тишине домой. Причем, «домой» — так обобщенно Хуа Чэн решил проводить Му Цина прямиком до его квартиры. Последний старательно убеждал себя в том, что это ни в коем случае не похоже на свидание — просто Хуа Чэн со своими тараканами в голове и решил, что раз Му Цин позволил себе проводить его до дома, то уже записался к нему в друзья. «Ещё чего», — мысленно хмыкнул он, боковым зрением видя, как Хуа Чэн без зазрения совести рассматривает его профиль. Взгляд глубоких, черных глаз было выдержать труднее всего. Му Цин решил промолчать, но минута, а за ней две, три, и он все ещё чувствовал на себе этот внимательный взгляд. — Чего тебе? — не удержался от вопроса Му Цин, которому уже порядком надоели эти бесстыжие разглядывания со стороны. — Ничего, ты красивый, — Хуа Чэн говорил с такой уверенностью в голосе, словно это была истина, которую нельзя опровергать. Му Цин немного опешил. Удумал подлизываться? — ну уж нет. Впервые ему не льстили комплименты от других людей. Можно было все спихнуть на то, что Му Цин был сам по себе уверен в себе и своей обаятельности, поэтому обходился без лишних напоминаний. Но, давайте будем честны, сейчас он находился в более уязвимом состоянии, чем обычно. Его проводил парень, который вот уже несколько недель не даёт ему спать по ночам. Му Цин уже решил, что его жизнь медленно, но верно сходит на нет. И лучше сразу же признать свою невменяемость, чем заниматься ненужными самокопаниями. Не зная, как вообще реагировать на ещё одну откровенность, Му Цин подумал, что тактичнее будет промолчать. Но Хуа Чэн не унимался: — А-Цин засмущался? — парень подался вперёд, чтобы получше разглядеть лицо брюнета, но тот скрылся в складках шарфа, не позволяя увидеть зардевшие щеки. — Мне холодно, — отмазался Му Цин, шмыгая носом в подтверждение своей лжи. — А теперь свали, пожалуйста, с моего пути. Я хочу поскорее уже оказаться дома. Больше Хуа Чэн не предпринимал попыток засмущать Му Цина и шел тихо, даже слишком для него. Дойдя до подъезда, Цин возрадованно подумал о том, что наконец может вдохнуть полной грудью и распрощаться с надоедливым одногруппником. Уже не обращая внимания на Хуа Чэна, он прошел вперёд, чтобы разблокировать металлическую дверь, как вдруг услышал за спиной тактичное «кхм-кхм» и обернулся. Хуа Чэн смотрел куда-то в сторону. От Му Цина не укрылось его немного опечаленное лицо, но, в целом, он выглядел так же уверенно. — А-Цин забыл, что настоящие друзья должны прощаться, — он говорил, все ещё смотря в другую точку, словно стеснялся. Но Му Цину было трудно поверить, что у Хуа Чэна есть и такая сторона в арсенале. Для него новенький был подобием полностью уверенного в себе богатого сынка, которого пристроили родители в самый престижный университет города. И Му Цин бы с удовольствием поверил в это, но видя то, как Хуа Чэн уже который день гоняется за ним, будто надоедливая тень, и все догадки рассыпались в мелкую крошку. — И как же по твоему прощаются настоящие друзья? — поинтересовался Му Цин, готовясь к абсурдному, как и его адресат, ответу. Хуа Чэн двинулся с места в направлении к парню, раскидывая руки в стороны и готовясь заключить в них Му Цина. Тот не успел допустить и мысли, как уже теснился в объятьях Хуа Чэна, прижимаемый с обеих сторон широкими ладонями. Он чувствовал макушкой горячее дыхание одногруппника, не смея обхватить спину парня в ответ. Вместо этого он молча стоял, чувствуя как дрожат чужие пальцы на его лопатках. * * * Му Цин прижимается спиной к стене и медленно скатывается, ощущая, как грудь распирает жаром. Ему жарко, несмотря на то, что квартира встречает его холодом. Батареи совсем не греют, но парень привык расхаживать в тапках и теплых подштанниках. Но сейчас мысли заняты совсем другим. Он тянется к своей сумке, чтобы взять листок, который вложил тому Хуа Чэн перед тем, как уйти. В нем он находит лишь номер телефона, а под ним коряво написанные инициалы самого Хуа Чэна. — Ужасный почерк, — первое, что приходит в тяжёлую голову. — Пиздец. Второе, что приходит в голову. Он нашаривает телефон в боковом кармане и набирает Се Ляня. Тот отвечает почти мгновенно, его голос беспокойный. Он вмиг отрезвляет ум Му Цина. — Му Цин! Какое счастье, что ты позвонил, — немного спокойнее продолжает Се Лянь. — Где ты был? Что с тобой произошло? Ты можешь довериться мне, мы можем все обсудить, я– — Все в порядке, — отрезает Му Цин. — Не стоит обо мне волноваться. — Как же у тебя язык поворачивается такое сказать? Сначала пугаешь нас с Фэн Синем, затем убегаешь, а после пар вообще уходишь и даже не прощаешься, — не унимается Се Лянь, срываясь на хрип. Похоже, Му Цин не на шутку перепугал его недавним подавленным настроением — и ему было жутко стыдно за это. Он уже хотел извиниться, но Се Лянь продолжил: — Если все дело в Хуа Чэне. — О, — при упоминание имени его нового знакомого, он вновь ощутил, как сердце с новой силой забилось, словно плененная птица в клетке. — Не бери в голову. Му Цин уже был готов рассказать все Се Ляню, но в последний момент посчитал, что эти странные отношения должны остаться незамеченными. — Тогда ладно, — не стал настаивать Сяньлэ и в трубке послышался облегченный выдох. — Ну, если понадобиться моя помощь, ты всегда сможешь обратиться. В ответ раздалось тихое «угу», а затем Му Цин незамедлительно сбросил звонок, чтобы не позволить Се Ляню в последний момент задать ещё неуместных вопросов. Сделав все свои рутинные дела, парень сел на диван и с великим трудом пытался не отрубиться прямо там. Хуа Чэн будоражил. Даже сейчас, когда казалось, что он позволил выкинуть себя из головы. Это было лишь мимолётное чувство, но оно затронуло что-то глубоко внутри. то, отчего живот приятно скрутило, а сердце разрывало грудную клетку. Му Цин не знал, что с этим делать. Он никогда не сталкивался с таким. Дожив до своих двадцати, он до сих пор оставлял вопрос своей сексуальности нераскрытым. Да, Му Цин мог с точностью сказать, что девушки не интересовали его. Он никогда не думал о том, как будет вести себя в постели с женщиной. И от этого становилось ничуть не легче. Осознание того, что девушки — как потенциальные партнёрши — для него пустой звук, становилось тревожным. Он думал, что никто не поймет его. В общем, ему и без этого было известно то, как относились в обществе к таким, как он. Ложась спать, он лишь допустил маленькую мысль о том, что, возможно, Хуа Чэн тоже ложится спать. Ну, или занимается более продуктивными вещами. Например, заучивает какой-то параграф по истории. Эх, Му Цину было не до параграфов. Ему бы поспать перед завтрашним днём, но сон совершенно не шел, несмотря на то, что веки предательски слипались. Он все не мог забыть тепло на своей макушке и руки, обнимающие его по сторонам. Те несколько секунд в объятиях другого человека были такими тёплыми, словно их облили бензином, а затем безжалостно подожгли. Му Цин старался подавить в себе желание набрать номер Хуа Чэна. Он знал, что будет выглядеть глупо и может проиграть собственному достоинству. И ни первого, ни второго допускать не хотелось. Но чувство чужого тепла на своих плечах не пропало бесследно. Оно лишь разрасталось, словно, обнимая, Хуа Чэн отдал свою частичку Му Цину, перед этим тщательно ее нагрев. Парень лежал под одеялом, но его согревало не оно, а осознание того, что давали те воспоминания о Хуа Чэне. — Черт, — проговорил Цин, прежде чем его собственные ладони обхватили плечи, имитируя объятья. Брюнет чувствовал себя жалко. Он впервые в жизни позволил себе почувствовать слабость, сковавшую его по рукам и ногам. Конечно, Му Цин никогда не позволит никому узнать о терзающих его муках, но перед собой он может быть честен, как никто другой. Хуа Чэн ему нравился. * * * — Можно? — спрашивает парень и, не дожидаясь ответа, садится рядом, раскладывая на столе свои тетради и учебники. Му Цин сначала теряется и немеет от такого своеволия со стороны Хуа Чэна, но говорить ему что-то не решается, молча наблюдая за потугами парня прочитать что-то. — Я думал о тебе вчера, — Хуа Чэн говорит это твердо, не стесняясь. По крайней мере на первый взгляд. Му Цин чувствует, как со лба скатывает струйка холодного пота, а сердце загорается миллионами искр. Ну вот, этот парень не разучился все говорить прямо только за один несчастный вечер. И на что вообще надеялся Му Цин? — А... эм, мне приятно, — первое, что приходит в голову, только потом неловкость от сказанного. Парень дышит прерывисто, вслушиваясь в собственное биение сердца. Пытаясь унять в себе желание утопиться или сжечь себя заживо. Но Му Цин не был бы Му Цином, если бы не хотел скрасить всю неловкость ситуации своим колким замечанием в сторону Хуа Чэна: — Но, знаешь, мне все равно не нужно одобрение от кого-то, вроде тебя, — и тут же жалеет о сказанном. Му Цин мысленно бьёт себя по лбу ладонью и думает о том, что хуже, чем это быть уже попросту не может. Но Хуа Чэн, на удивление, реагирует спокойно: — Как скажешь, — смеётся парень, совершенно не реагируя на недавно сказанную Му Цином гадость. Кажется, такая реакция вызывает у него маленький смешок, но никак не желание набить брюнету лицо — это радует и огорчает одновременно. Намерения Хуа Чэна ничуть не стали понятнее. Почему он носится за ним и почему Му Цин до сих пор не послал его к чертям собачьим? Почему он не может сказать ему что-то плохое, а если и говорит, то с тяжёлым сожалением на сердце? Мысленно взвыв от происходящей неразберихи, Му Цин решил подавить внутреннюю бурю за зубрежкой какого-то домашнего материала, но в голову лез только рядом сидящий Хуа Чэн со своим «я думал о тебе вчера». «Я тоже думал о тебе», — мысленно говорит Му Цин, чувствуя, как кончики ушей предательски краснеют, а руки подрагивают. Неужели, при малейшей мысли о Хуа Чэне его тело ведёт себя так? Му Цин догадывался. И даже мог признать себя заинтересованным во внимании Хуа Чэна к себе, но. что-то мешало сказать об этом. Эта самая гордость начинала проявлять себя во всем величии. И Му Цину не нравилось ее решение. С чего она взяла, что может показывать себя в такой момент? — Почему ты не позвонил? — спрашивает Хуа Чэн, при этом смотря в учебник. Кажется, он только делает вид, что читает. На самом деле его посещают такие же мысли, что и Му Цина. — Что? — притворяется тот, словно сказанное Хуа Чэном не долетело до его сознания. О, парень готов был поклясться, что в эту секунду он умер, а потом возродился вновь с новой порцией откровений. — Я ждал твоего звонка, — наигранно или нет, но Хуа Чэн обиженно надул губы и насупил брови, словно это его действительно волновало и расстраивало до глубины души. — Прости, — Му Цин отводит взгляд, потому что каким-то шестым чувством ощущает на себе все тот же тяжёлый взгляд черных, как смоль, глаз. Благо неловкость спасает звонок и Линвэнь, которая не взяла за привычку опаздывать на свою пару. Впервые Му Цин хочет поцеловать ей руки за ее пунктуальность. * * * — Пока, — радостно машет рукой Хуа Чэн, а затем удаляется, оставляя Му Цина одного. Тот все ещё не может поверить, что позволил обнять его второй раз за эту неделю, при чем тому, кого сначала презирал. Парень достает ключи из кармана и нехотя прикладывает к магниту на двери. Ему правда тяжело от осознания, что Хуа Чэн уходит, несмотря на то, что Му Цин сам неоднократно говорил, что не желает видеть того у себя в квартире. Конечно это была ложь. Для себя и своего эго, которое тешил в себе Му Цин. Он уже свыкся с мыслью, что хочет быть с Хуа Чэном непозволительно много. Он желал быть больше, чем просто друзьями. Ведь, Се Лянь и Фэн Синь не вызывали в нем такого трепета, как Хуа Чэн с его излишней прямолинейностью. Его внимания хотелось постоянно. Но Му Цин понимал, что, возможно, он просто создал иллюзию того, чего никогда не будет. Вдруг в словах Хуа Чэна нет второго дна? Откуда Му Цин мог полагать, что тому интересно его общество? Его колючий характер, который даже Се Ляню порой был не подвластен, не то что незнакомцу. Но где-то в глубине сердца он желал, чтобы все это оказалось ложью. Чтобы все эти переживания догорали, превращаясь в горстку пепла. Му Цин снова чинно лежал в кровати, накрытый одеялом. Тепло ощущалось где-то поблизости, но его было так ничтожно мало. ему захотелось больше. Он хотел гореть в нем медленно и желанно. Брюнет схватил лежащий рядом телефон и наконец набрал указанные на помятом листке бумаги цифры. Гудок. Ещё один. И ещё. Му Цин сглатывает нервно, нетерпеливо. Пальцы свободной руки теребят край одеяла, а голова забита сомнениями. Хуа Чэн не желает говорить с ним? Он занят более важными делами? Или он заблокировал его? А может он понял, что их дружба с самого начала не сулила ничего хорошего? И– — Алло? — хрипло спрашивает голос, и у Му Цина на секунду останавливается сердце. Он не знает, что сказать. Что скучает? Что думает о нем по ночам? — Хуа Чэн, это я, — неторопливо говорит брюнет, словно боясь спугнуть парня по ту сторону трубки. — Извини, что разбудил тебя, я не– — А-Цин? Не ожидал, что ты все-таки позвонишь, — усмехается Хуа Чэн все ещё сонно и так. сексуально. Му Цин никогда не думал, что низкий голос, который он слышал по дням, ночами становится таким горячим. Кажется, уши брюнета снова покраснели и, если бы он уже не лежал на кровати, то точно бы упал на пол. Его ноги и без того стали ватными, непослушными даже в состоянии лёжа. Ох, кажется кому-то ещё стоит поработать над контролем собственного тела. Но. как тут не поддаться навязчивым реакциям, когда в уши бьёт такой манящий голос, а его обладатель может похвастаться ещё большими габаритами в плане внешности? Му Цин жалеет только об одном — что смог вляпаться в это дерьмо бесповоротно, а ещё совершенно неподготовленным к такому сексуальному давлению. — Ну так, ты что-то хотел? — после сказанного, Хуа Чэн прокашливается и Му Цин немного огорчается. — Не то чтобы хотел. мне просто было любопытно, вот и все, — и опять он ловко увернулся от собственного желания сказать обратное. «Я звонил, чтобы сказать, что скучаю» — первоначальная версия нравилась Му Цину куда больше, но казалась ему куда несбыточнее сказанной в итоге. — Я удовлетворил твое любопытство? — снова смеётся Хуа Чэн. — Давай, мы поговорим завтра? Просто я уже спал, но не мог отказать А-Цину в его внезапном желании позвонить. — Ты же не мог знать, что это звоню я. Почему просто не сбросил? — интересуется Му Цин, растягиваясь в улыбке. Почему-то сейчас он чувствует себя самым счастливым человеком в мире. — Я чувствовал, — отвечает Хуа Чэн как-то по-особенному. Так, словно Му Цин являлся самым дорогим для него человеком. От этого щеки с новой силой покрылись ярким румянцем. — Ясно, — выдавливает Цин, только через секунду осознавая, как с трудом он сказал свой ответ. Ну разве мог этот факт спокойно пройти мимо Хуа Чэна незамеченным? — А-Цин расстроен? — с какой-то особой детской наивностью спрашивает он, а потом тихо смеётся. — Спокойной ночи, гэгэ. «Гэгэ?» — он ведь всего на два года старше Хуа Чэна, разве стоит называть его с таким благоговейным трепетом? — Спокойной ночи, — шепотом говорит Му Цин, но он знает, что Хуа Чэн слышит. Слышит и краснеет вместе с ним. * * * Последующую неделю они проводят в привычном темпе. Хуа Чэн не стесняется касаться Му Цина, отчего у того по спине пробегает табун мурашек, а вместе с тем дрожат коленки, но он делает вид, словно ничего из вышеперечисленного его не волнует. Ещё одна очевидная ложь. Ну сколько Му Цин будет делать вид, словно ему все равно на все эти случайные прикосновения со стороны Хуа Чэна? И почему последний никак не прекращает хватать Му Цина за плечо во время увлеченного диалога между ними или за ладонь во время столкновений в коридоре и столовой, а лишь усиливает их количество с каждым днём? Се Лянь и Фэн Синь также делают вид, будто ничего не видят, чтобы лишний раз не смущать Му Цина и делают свои выводы у него за спиной, основываясь на этих «случайных» прикосновениях. Последнему это совершенно не нравится, но заводится из-за этого не хочется. Он не чувствует потребности в том, чтобы выплеснуть свою злость на Фэн Сине, из-за чего на душе не становится спокойно — только наоборот. Он... меняется? Неужели Хуа Чэн так влияет на него? Рядом с ним он становится покладистым, мог позволить проявить к нему немного заботы, больше, чем обыкновенно привык получать Му Цин от своих друзей. Он готов поклясться, что чувствует ласку Хуа Чэна в каком-то ином понятии это смысла. Не как от лучшего друга, а как от. — Эй, Му Цин, можно тебя? — Се Лянь появляется в поле зрения неожиданно, немного пугая Му Цина. — Извини, не хотел тебя напугать. — Ничего, — отмахивается тот, готовясь слушать своего друга и заранее отмечая про себя, что сразу же уйдет, если речь дальше пойдет про Хуа Чэна и их отношения. Не хотелось слушать. Му Цин почему-то думал, что его друзьям их отношения покажутся слишком странными и. противными. А этого парень вынести не в праве. Особенно от своих лучших друзей. Но он все так же остался стоять и внимать сказанному Се Ляня. Тот продолжал: — В общем, насчёт Хуа Чэна… — он немного неловко щипал кожу на тыльной стороне ладони, смущённо отводя в сторону взгляд. — Что ты чувствуешь к нему? Му Цин, до этого планировавший благополучно уйти от ответа, если тема будет касаться Хуа Чэна, сейчас стоял неподвижно. Его ноги вдруг приклеились к полу и не желали двигаться. — Мы... д-друзья, — отчего сама мысль о том, что они просто «друзья», приводила в такое уныние Му Цина? Он решил не вдаваться в подробности их «дружбы», следя за Се Лянем, который, к удивлению, выглядел не менее печально, чем он сам. — Оу, да? Хах, а я то думал, что вы встречаетесь, — нервно засмеялся он, и Му Цин не мог понять, что скрывается за озвученной догадкой. Отвращение, радость, разочарование? Уж кто-кто, а Му Цин не был силен в понимании чувств других. — И почему это? — почти оскорбленно заявил парень, только вот не понимая: оскорблен тем, что они, по мнению Се Лянь, выглядели не как друзья или же тем, что они на самом деле являлись ими и ни кем больше? Се Лянь пожал плечами. — Не знаю, вы так мило держались за руки, — «мило?» — Му Цин был рад, что Сяньлэ не считал это чем-то постыдным и мерзким. От этого осознания становилось невероятно тепло на душе. — Я тоже уже не знаю, — признался Му Цин. Действия Хуа Чэна казались до боли очевидными. Вот он берет его руку, чтобы уберечь от внезапного столкновения со случайной студенткой или с чужим подносом, до краев наполненным разными салатами — разве не понятно, что он просто не хочет позволить своему другу опозориться и получить увечья? Но тогда почему после всего этого он продолжает крепко сжимать его ладонь в своей? * * * — По-моему, очевидно, что он испытывает к тебе что-то, — утверждает Фэн Синь и у Му Цина не поворачивается язык воспротивиться его словам. Он тоже воспринял новость с Хуа Чэном, как должное. Как будто, его это не волновало и впредь не должно. Это вселяло в Му Цина уверенность. И какую-то гордость за то, что у него есть такие друзья. — Но... что думает сам Хуа Чэн по этому поводу? — задал хороший вопрос Се Лянь, усаживаясь на край пустующей парты. — Мы не можем утверждать, пока не узнаем наверняка. Му Цин был согласен с ним. Хуа Чэн хоть и казался словно на ладони, на самом деле тоже имел двойное дно, как в шляпе фокусника, из которого небось и выпрыгнет белый кролик. И Му Цину оставалось надеяться, что этот кролик не укусит его за протянутую ладонь. * * * — Мы можем поговорить? — осторожно спросил парень, когда они в очередной раз остановились возле подъезда. Глаза Хуа Чэна забегали злыми чертиками по фигуре Му Цина, останавливаясь на обеспокоенном лице. Но в этих чертиках не было ничего пугающего, наоборот, — они завораживали своими невольными отблесками в сощуренных глазах. Хуа Чэн улыбался, но не наигранно, как он любил, когда говорит с кем-то из их одногруппников или преподавателей. Казалось, что ему никто не нравится. Кроме Му Цина — он был исключением. — О чем со мной хочет поговорить А-Цин? — немного перефразировав недавний вопрос брюнета, Хуа Чэн с нескрываемым интересом следил за реакцией своего «друга», улыбаясь глазами и губами. Он был очарователен. Был жадным обольстителем, который ещё чуть чуть и украдет чужое сердце. — О нас, — кратко объяснил Му Цин, а потом прошел чуть ближе к двери, кивая на нее. — Не против, если зайдем ко мне? * * * Хуа Чэн остановился в входной двери и с приглушённым «вау» оглядел прихожую, в которой и разглядывать-то особо было нечего, но все же это первый его визит в квартиру Му Цина, который, к слову, и не думал, что однажды приведет сюда кого-то ещё кроме своей мамы, жившей в другом городе, и двух друзей. Му Цин цокает, но не язвительно. Он позволяет Хуа Чэну немного привыкнуть к обстановке, но тот все ещё не разбулся и не скинул свое пальто — и почему он все ещё мнется на месте? — Что-то не так? — спрашивает Му Цин, попутно запрыгивая в свои тапочки и потягиваясь на носочках, чтобы растянуть немного ноющие ломотью мышцы. — Нет-нет, все в порядке, — уверяет Хуа Чэн, хватаясь за маленький каблук на подошве туфлей и стягивает один за другим, сопровождая свои действия причитаниями, а затем стягивает с широких плеч чёрное пальто, кидая его на рядом стоящую тумбу. Проходит бережно, немного боязно, словно от его шагов они провалятся к соседям снизу. Му Цин все ещё обеспокоен таким поведением парня, но пытается вернуться мыслями к грядущему разговору. Они усаживаются в гостиной. Хуа Чэн все ещё оглядывает обстановку, даже не стараясь скрывать этого, а Му Цин просто молча выжидает нужного момента для того, чтобы начать. Он глубоко выдыхает, прежде чем выпалить: — Не хочешь чая? — брюнет закусывает нижнюю губу, сетуя на то, что у него и чая в доме особо не было. Да и само предложение выглядело несуразно. Благо Хуа Чэн не слышит его предложения или, по крайней мере, делает вид, пока рассматривает убранство комнаты, в которой они сидят. — А-Цин, так о чем ты хотел поговорить? — вновь усмехается черноволосый, немного сокращая расстояние между ними. Му Цин хочет отодвинуться к самому краю, но находит это неуместным, поэтому остаётся сидеть на месте и чувствует нависшее напряжение между ними. Видит, как чужие пальцы сжимают сидение мягкого дивана и чувствует, как дыхание спирает от накатившего волнения. — О-о... — тянет Му Цин, стараясь продлить ожидание момента признания в своей симпатии и желая, чтобы Хуа Чэн вновь сказал любую глупость, лишь бы прервать это неловкое молчание. Но он молчит, выжидающе смотрит на брюнета и от его взгляда становится и холодно, и жарко одновременно. — Мы можем поговорить о том, что ты чувствуешь во мне? — Му Цин мысленно хвалит себя за то, что смог не запнуться и сказать все так, как хотел. На это раз без навязчиво лезущих в голову колкостей и гордости, которая осталась в стороне глотать пыль. Хуа Чэн поднимает удивлённо брови, будто для него этот вопрос был решен ещё давно, чего не скажешь о Му Цине. Спустя несколько томительных секунд, он все же отвечает: — Неужели А-Цину не были понятны мои действия, и он воспринял их как-то по иному? — брюнета пробила мелкая дрожь. Он вдруг подумал о том, что Хуа Чэн имел все права на то, чтобы не считать их чем-то большим, чем просто друзьями. страх медленно, но верно растекся горьким медом по телу. В ушах звенело, а пальцы дрожали. Му Цин уже не смотрел на Хуа Чэна, вглядываясь в декоративную вазу, которую ему когда-то всучил Фэн Синь за неимением нормального подарка на его день рождения. Но парню было все равно на нее и на Фэн Синя тоже — сейчас все его мысли были полностью поглощены происходящим. — Я... я просто... не... — слова не клеились, как бы ни старался Му Цин взять себя в руки и признать, что правда влюблен в Хуа Чэна, он все еще боялся осуждения. Му Цин мог стерпеть его от кого угодно, но только не от него. Только не сейчас. — Все в порядке, я знал, что ты можешь понять их неправильно, — усмехнулся Хуа Чэн, располагая свою ладонь на пальцах Му Цина. Последний заметно вздрогнул, но руку не убрал. — Ты мне нравишься, разве я не говорил тебе? Му Цин мог поклясться, что в тот момент его глаза еле сдерживались от того, чтобы не погрязнуть в соленом потоке. Он наконец позволил себе взглянуть на Хуа Чэна. Тот все это время неотрывно смотрел на него и улыбался. Му Цин даже допустил мысль, что это может быть его сладкой фантазией, в которой они вот так с Хуа Чэном сидят у него в гостиной и держатся за руки. Звучало так, словно это и правда была одна из его несбыточных грез. На самом же деле, она была настолько осуществимой. и реальной. Это не могло не радовать. Му Цин не успел сказать и слова, как его губы были зажаты в тиски чужими. Губы Хуа Чэна были мягкими, податливыми. Они с таким усердием сминали холодные губы Му Цина, что тот невольно застонал, не в силах сдерживать порыв. Он обхватил руками голову Хуа Чэна, позволяя тому углубить поцелуй, и протиснуть свой язык сквозь две тонкие складки. Когда юркий язык Хуа Чэна встретился с неповоротливым языком Му Цина, первый ощутимо улыбнулся в губы брюнету, обхватывая верткий язык своим. Му Цин слабо бил в грудь Хуа Чэну, ощущая необходимую порцию воздуха в свои лёгкие. Последний не хотел становится живым свидетелем обморока своего парня, поэтому с звучным хлюпаньем отстранился от чужих губ. — А-Цин вкусный, — довольно облизываясь, констатировал Хуа Чэн, не придавая смущению Му Цина совершенно никакого интереса. А тот почти сразу же покрывается испариной. Желание сбежать увеличивается, но вместе с тем увеличивается непреодолимое желание отдаться Хуа Чэну и забыться в его ласке. Му Цин выбирает последнее. Он кокетливо тянется к губам Хуа Чэна, чтобы вовлечь в новый поцелуй, а вместе с тем показать, что не против продолжения. Он желает продолжить. * * * — Ах! — стонет Му Цин, когда ощущает обжигающее дыхание своей вытянутой шеей, любезно подставленной под губы Хуа Чэна. Последний нетерпеливо выводит мокрые дорожки по выступающим венам и лижет учащенный пульс. Проводит языком по кадыку, немного прикусывая. Му Цин выгибается с новой силой, подставляясь под ласки, пытается получить больше, чем позволяет Хуа Чэн. Черноволосый дразнит его, специально не дотрагиваясь до возбужденного тела руками, работая исключительно длинным языком. Все таки он мог им похвастаться не только в споре с другими — и Му Цину впервые нравилась эта черта в Хуа Чэне. Му Цин машинально обхватывает чужую шею, прижимая голову Хуа Чэна ближе к своей шее и моля о том, чтобы тот ни в коем случае не останавливался. Парень довольно проводит носом по влажной шее Му Цина, вдыхая запах истомы, исходящей от чужого тела. Ему нравится то, как нетерпелив брюнет — от этого он заводится только сильнее. Наконец Хуа Чэн позволяет своим рукам своевольничать по чужому телу, задевать сквозь тонкую водолазку набухшие от длительного трения о ткань соски и гладить скрытый в одежде живот. Он невольно втягивается, когда пальцы невесомо поглаживают плоскую поверхность. — Перестань издеваться надо мной, — совершенно несерьёзно злится Му Цин, пытаясь совладать со своими желаниями, но с каждым движением длинных пальцев это становится невыполнимым. Хуа Чэн усмехается, когда брюнет в очередной раз стонет от прикосновения мягких губ к бледной коже на шее и млеет от интенсивных поглаживаний в районе живота. Му Цин поминутно чувствует, как в штанах становится невыносимо тесно. Возбужденная плоть неприятно упирается в тугие джинсы, и Цин вскрикивает от невыносимой боли в паху. Желание сводит его с ума. Но он понимает, что Хуа Чэн не даст ему все сразу, а будет долго и терпеливо выводить Му Цина на протяжные стоны и непрестанные мольбы. Пальцы, которые до этого мерно поглаживали впалый живот, плавно опускаются вниз, пока не обхватывают упирающийся в плотную ткань член. Хуа Чэн усмехается. Сейчас он не выглядит наивным ребенком, каким его считал Му Цин. Сейчас он выглядит тем, чей голос спросонья заставляет его колени дрожать, а щеки ардеть всеми оттенками красного. — Ах, Хуа... Хуа Чэн, пожалуйста, перестань быть сукой, сделай одолжение, — просит Му Цин, а затем вновь стискивает зубы от приятно смокнувшихся губ на его шее и оставляющих за собой яркий засос. Ничтожно маленький, но свидетельствующий об сегодняшней близости. Му Цин уже видит, как утром заклеивает его пластырем, а перед Се Лянем и Фэн Синем неловко озирается по сторонам, в надежде избежать вопросов. К сожалению, что один, что второй были слишком умными, чтобы попытаться их как-то одурачить. Тут можно сразу поднимать перед собой белый флаг. Следом за одним следует второй, третий. Му Цин думает о то, что ему, с таким успехом, пластырей точно не хватит. Причем, Хуа Чэн словно намеренно оставляет их на видных местах, которых не скроешь обычной футболкой. А водолазок с длинной горловиной в шкафу у Му Цина не водилось. Эх, придется все-таки на днях съездить в магазин одежды, чтобы в будущем избежать двусмысленных взглядов от одногруппников и Цзюнь У, который, похоже, после объяснительной почему-то стал даже немного благосклоннее к нему относится. Пальцы с силой впивались в густые черные волосы, а Му Цин старательно закусывал нижнюю губу, чтобы невольно не застонать от очередного поставленного засоса. Хуа Чэн вдруг остановился, явно любуясь проделанной им работой. — Как они красиво выглядят, — и снова эта невинная улыбка, а в глазах пляшут огоньки, которые так и норовят прожечь дыры в, и без того, бездонно черных глазах. Му Цин вновь поймал себя на том, что засматривается на лицо Хуа Чэна и невольно выдыхает. Все эти дни он неустанно молил небеса о том, чтобы когда-нибудь он смог вот так оказаться с Хуа Чэном и почувствовать, с какой неприкрытой страстью его губы обхватывают каждый сантиметр вытянутой шеи. С каким нескрываемым желанием тот смотрит на него исподлобья. Му Цин ощущает, как внизу становится значительно свободнее, замечая растегнутую ширинку и спущенное вместе с джинсами белье. Член сочится предэякулятом. Хуа Чэн переключается на чужой орган, переползая на край кровати, на которой они и условились продолжить свое интересное занятие. Все таки, на диване было бы жутко неудобно. Но знай Му Цин о возможности такого в его жизни, непременно приобрел бы его соответствующих размеров — а лучше сразу раскладной. Хуа Чэн с интересом рассматривает покрасневшую головку, не удерживаясь от того, чтобы не подуть на нее, вызывая поток приятной дрожи по телу Му Цина. — Блять, прекрати, прошу, — ругаясь, произносит брюнет, постанывая от невозможности дотронуться до члена самому. Черноволосый улыбается нетерпеливости со стороны парня и дует ещё раз, прежде чем вобрать головку в рот, предотвращая несвязный поток брани из уст Му Цина. И это правда срабатывает. Пусть он и в перерывах между тихими стонами ругается, но все же этот способ можно считать действенным. Хуа Чэн удовлетворённо прикрывает глаза, посасывая верхушку и тыкая языком в уретру. Когда парень отстраняется, Му Цин чувствует мгновенную пустоту и недовольно хмыкает, пытаясь понять причину, по которой Хуа Чэн так внезапно отрывается от своего первоначального занятия. — Не хочу, чтобы ты кончил один, — поясняет тот, улыбаясь. — Сделаем это вместе. — Мгм, — Му Цин чувствует, как его щеки горят, а вместе с ними и уши, а член немного подрагивает в ожидании очередного прикосновения. Хуа Чэн не без труда стягивает до конца с того джинсы и белье, бросая их на пол, а затем позволяет себе отвлечься от процесса раздевания брюнета, и сам принимается за свой свитер толстой вязки и немного свободные в бедрах джинсы. Он остаётся в белье, все ещё пытаясь держать интригу до конца. Му Цин знает, что этой ночью точно не уйдет неудовлетворённый — он в этом уверен. Парень невольно скользит взглядом по подтянутому телу черноволосого, дотягиваясь кончиками пальцев до рельефного живота, касаясь кубиков и вздрагивая, когда чувствует, как ощутимо напрягается чужое тело. Му Цин усмехается, закусывая нижнюю губу, в предвкушении представляя, как это тело вдалбливается в него крупными толчками и не может сдержать удовлетворенного увиденным тихого всхлипа. Хуа Чэн, позволяя руками брюнета гладить его живот, вдруг перехватывает чужую руку в запястье и притягивает к плотной груди. Под подушечками пальцев инстинктивно напрягаются мышцы, а соски покрываются мурашками. Они темные, припухшие. выглядят аппетитно. — Ммм, — Му Цин отдается дикому желанию прямо сейчас облизать все это добро своим языком и попросить добавки. Но Хуа Чэн не позволяет долго наслаждаться представленным зрелищем. Му Цин тянется к комоду у кровати, чтобы вынуть оттуда смазку. Парень не спешит спрашивать о том, были ли до этого партнёры у Му Цина, но по его неуверенным движением, по его поцелуям можно смело предположить, что нет. Му Цин был совершенно не осведомлен в этой части. Так почему же в комоде его спальни валялась смазка? Ну, Му Цин ненавидел сюрпризы. Каждый раз, когда Се Лянь что-то в тайне готовил ему на день рождения, наказывая Фэн Синю также не разглашать о приготовленном подарке, Му Цин нервно сглатывал и просто умолял сказать ему, что это. В итоге, в избежание непонимания и лишних проблем, Се Лянь сдавался и рассказывал Му Цину о тайном подарке. Так, к чему это? А к тому, что парень был бы крайне недоволен тем, что в случае назревающего секса у него не найдется смазки и презерватива, чтобы предохраниться. Ох, тот бы ещё сюрприз вышел для двоих одновременно. Хуа Чэн, кажется, облегчённо выдохнул, совсем позабыв о приобретении такого элементарного атрибута любого интима. Просто, будь он осведомлен о том, что сегодня будет во всю кувыркаться с Му Цином, то ни за что не позволил бы себе такую оплошность. Благо его парень был осмотрительнее. — Ну что ж, сейчас может быть немного неприятно, — с этими словами, Хуа Чэн осторожно перевернул брюнета на живот, а сам принялся с особой осторожностью смачивать пальцы холодной жидкостью из бутылька. Он пах чем-то знакомым и таким приторным. Кажется, это была клубника. «Так банально», — подумал про себя Хуа Чэн, устраиваясь между разведёнными в разные стороны бедрами Му Цина и принимаясь гладить сухими пальцами напрягшиеся ягодицы. Му Цин простонал. Похоже, он уже не сдерживался, давая Хуа Чэну сполна насладиться разливающимися по всей комнате звуками. Он аккуратно раздвинул ягодицы обеими ладонями, принимаясь гладить по линии, вдоль которой алело сжимающееся колечко мышщ. — Расслабься, А-Цин, — прошептал Хуа Чэн, а затем неторопливо ввел указательный палец, параллельно придерживая бедра другой рукой, на случай, если Му Цин непроизвольно дергнется. В подготовке Хуа Чэна чувствовалась вся вкладываемая в нее забота о том, чтобы партнеру было комфортно. Двигая пальцем, Хуа Чэн старался найти точку, при которой Му Цин выгнет поясницу в сладострастном удовольствии. На помощь к безуспешным поискам присоединился второй, средний, палец. Погрузив оба до фаланги, он ненадолго остановился, давая привыкнуть к ощущениями, а затем поступательными движениями начал двигать пальцами туда-назад, заставляя Му Цина мучительно стискивать простынь в пальцах и кусать и без того уже искусанную в мясо губу. Достаточно растянув, Хуа Чэн освободился от белья, и переступая через него коленями, расположился прямо у бледных ягодиц, внимая бесполезным потугам Му Цина самостоятельно насадиться на головку чужого члена. Первый лишь внимательно следит, давя в себе желание засмеяться от этих до жути умилительных движений брюнета. Хуа Чэна погладил ягодицы, прежде чем вновь раздвинуть их, как он уже делал это, когда растягивал, а затем проскользнуть в отверстие с завидной лёгкостью и характерным шлепком лобка о упругую задницу. Черноволосый явно довольствовался видом Му Цина, стоящего на четвереньках. Хуа Чэн не торопясь провел пальцами по пояснице, нажимая на нее. Улыбаясь ответной реакции со стороны Му Цина, он все же взялся бедра, выходя наполовину, а затем вновь насаживая на член, вызывая у брюнета соответствующий звук. Му Цин дышал прерывисто, привыкая к новым ощущениям. — Ах, как в тебе тепло, — ухмыльнулся Хуа Чэн, делая толчок. Медленный, но глубокий. Му Цин приоткрывает рот, не в силах произнести ни звука. Он чувствует, как живот завязывается в узел при каждом толчке Хуа Чэна в него. Выдыхает. Да, это именно то тепло, которое ощущал Му Цин, когда думал о Хуа Чэне перед сном. Когда стоял под струями воды в душе, бившись членом в кулак. Когда стоял вот так на коленях, упираясь головой в согнутый локоть. Он чувствовал, как потихоньку его тело разрывается на миллиарды мелких огоньков, отдаваясь сильным желанием. Хуа Чэн начинает беспорядочно вбиваться, набирая темп, придерживая бедра со обеих стороны и откидывая голову назад с сомкнутыми глазами. Он счастлив. Счастлив так же, как и Му Цин. — Я... сейчас, — рычит Хуа Чэн, слушая, как его член шлёпает о внутренние стенки и тонкая нить, грань, обрывается, а вместе с ней и терпение, с которым он кончает прямо внутрь Му Цина. Последний кончает следом, когда делает коронное движение своей рукой, нажимая на головку большим пальцем. Оба валятся на постель, размазывая вязкую сперму по чистым пододеяльникам и шумно дыша. Первым решает прервать тишину Хуа Чэн: — Это был мой первый раз. И я рад, что отдал его тебе. Му Цин немного удивлен. Он то думал, что у Хуа Чэна наверняка не было застоев с поиском партнёров, а оказалось, что он такой же безнадёжный романтик, как и сам Му Цин. Впрочем, в этом не было ничего противозаконного, просто осведомленность Хуа Чэна во всех тонкостях процесса вселила в него слепую веру в активную половую жизнь черноволосого. — Я тоже рад. Оба лежали, смотря в потолок. Обоим было известно, о чем думает каждый из них. Но не один не решался сказать об этом вслух. «Мне кажется, я люблю тебя», — мысленно признается Му Цин. «Мне тоже», — мысленно отвечает Хуа Чэн.