Всё может быть...

– Уму непостижимая халатность! Безалаберность! Беспредел! – И Вам добрый день, – процедил Сальери и устало глянул исподлобья на пылающего, как маков цвет, Розенберга. – Возмутительно! – раздражённо булькнул напоследок директор и плюхнулся в заботливо подставленное капельмейстером кресло. – Антонио, mon ami*, скажите, за что нам это наказание? – Смотря о чём Вы, – деликатно подметил Сальери и опустился за стол, скользнув по лицу собеседника серьёзным изучающим взглядом. – Не "о чём"! – с горечью выпалил Франц и, откинувшись на спинку кресла, повторил: – Не "о чём". А "о ком". И это Вы прекрасно знаете. Антонио понимающе кивнул. – Что на этот раз? – О, mon cher**, даже не спрашивайте... – отмахнулся директор, нервно теребя стянутое со стола перо, – Сил моих больше нет... – Репетицию своими выходками сорвал? – предположил капельмейстер, тотчас простроив в голове логическую цепочку "Моцарт-опера-премьера". – Хуже, – убитым тоном изрёк Розенберг и поднял на Антонио страдальческий взгляд. – Не пришёл. "В его стиле", – хмыкнул про себя Сальери, но вслух ничего не сказал. Только достал из ящика стола припасённый пузырёк валерианы и заботливо подвинул к директору. – Скажите мне, кто и за что его вообще взял? – продолжил причитать директор, впрочем, не ожидая ответа на свой вопрос. – Допустим, он одарён. Но разве стоит эта одарённость такого безобразного отношения? Не он один пишет музыку, у нас есть ещё много композиторов. Вот даже Вы, к примеру. Велика ли разница? Стоит ли он того? Нет, ни разу. Вы согласны со мной? "Как же мало вы понимаете", – подумал Сальери и сочувственно вздохнул. – Ну вот, и Вы так считаете. Потому что это и дураку понятно, – приободрился директор, видимо, приняв вздох за утвердительный ответ, и нервно сцепил руки в замок. – Это... безответственность! Непрофессионализм! Это... Это... – Это дуракаваляние! – Вот именно! – активно закивал Розенберг, но быстро спохватился: – То есть... что? – Добрый день и Вам, Моцарт, – сдержанно поприветствовал Сальери, стараясь не смотреть на то, как расширились от смеси непонимания и гнева глаза Розенберга. – Вам не говорили, что подслушивать некультурно? – Не говорили, но я это где-то подслушивал, – Моцарт хитро улыбнулся и сверкнул глазами, вызвав тем самым у Сальери странную щекотку в груди. Не желая сдаваться так просто, Антонио впился в лицо Вольфганга ответным взглядом. – Нахал! – резко прервал их безмолвный поединок Розенберг, резким движением руки добивая несчастное перо. – Где Вас черти носили? – Вам будет проще спросить у них, – пожал плечами Моцарт, – родня, как-никак. – Да как вы смеете?! – воскликнул директор, постепенно меняя цвет лица на багровый. – Я... Я буду жаловаться! – Чертям? – Иосифу! – Невелика разница... – Вольфганг, не перегибайте, – вмешался Сальери, не сводя с юного дарования красноречивого взгляда. – Я ещё даже не загнул, чтобы перегибать, – легко парировал Амадей и, оглянувшись по сторонам, спросил: – А мне креслица не припасли? – Для свиней есть пол, – обиженно пробубнил Розенберг, скрестив руки на груди, но Моцарт лишь приподнял бровь. – Тогда очень странно, что Вы до сих пор в кресле. Не дожидаясь реакции, композитор гордо прошествовал к столу и вальяжно примостился на столешнице прямо перед Антонио, не упустив случая одарить того лукавым взглядом из-под ресниц. – Что Вы ему позволяете? – взвизгнул Розенберг, чуть не подскочив на месте. – Сальери, Вы подпускаете его слишком близко! – Немедленно дистанцируйтесь, иначе заражу! – подхватил Моцарт. – Чем же? – скептически поинтересовался капельмейстер. – Чувством юмора, – заговорщицки шепнул Вольфганг и тут же дополнил: – Розенбергу не грозит, у него иммунитет. – Да как Вы... Да что Вы... – задыхаясь от злости, пропыхтел директор и перевёл взгляд на капельмейстера: – Антонио! Разберитесь с этим, в конце-то концов! – Моцарт? – угрожающе тихо окликнул Сальери, поднимаясь со своего места. – Опа, валерьянка... – заметил Моцарт, без сомнения "нечаянно" переворачивая пузырёк. – МОЦАРТ! – Розенбе-ерг! – Ступайте, Франц, я разберусь, – капельмейстер выставил обе руки в успокаивающем жесте, после чего повернулся к Вольфгангу. – Да его уволить мало! – возразил директор, но с кресла всё же соскользнул и покорно попятился к двери. – Не переживайте, герр директор, мне мало не покажется, – заверил Моцарт, проводив того сияющим взглядом. – Вольфганг Амадей Моцар-рт, – сухо отчеканил Сальери, размеренно надвигаясь на свою жертву. – Антонио Сальер-ри, – мурлыкнула та в ответ и оглянулась. – Ваше недопудренное начальство уже давно закрыло дверь с той стороны, можете расслабиться. – Вы слишком наивны, – хмыкнул Антонио, набрал в лёгкие побольше воздуха и громогласно выкрикнул: – МОЦАР-РТ! Только когда стук каблуков в коридоре стих, капельмейстер выдохнул спокойно. – Нашёл же ты время, конечно, – хмыкнул он, с нежностью заглядывая в озорные глаза напротив. – И время нашёл, и тебя нашёл. Какой удачный день! – Вольфганг звонко рассмеялся и склонил голову набок. – А ты у меня, оказывается, гр-розный. – Ещё какой. Ты меня просто плохо знаешь, – усмехнулся Антонио и подошел к тому вплотную. – Может, у меня есть шанс узнать получше? – игриво протянул Моцарт, невзначай поймав ногами бёдра капельмейстера. – Всё в Ваших руках, – выдохнул тот, послушно подставляясь под ласки. – Ну, всё в мои руки точно не влезет... Но по частям – возможно, – констатировал Вольфганг, окинув Антонио оценивающим взглядом, и привычным жестом опустил пальцы на шею Сальери. – А ведь я был бы не против заразиться чувством юмора, – подметил тот, перехватив хрупкие кисти, и нежно потянул на себя. – А вдруг у тебя тоже иммунитет? Слишком часто с этим занудой общаешься, – укоризненно пробормотал Моцарт и отчего-то отвёл глаза. Сальери удивлённо приподнял брови. – Только не говори, что ты ревнуешь. – Не скажу. И так видно, – искренне признался Вольфганг и, резко подавшись вперёд, горячо зашептал: – Ты даже представить не можешь, как сложно видеть рядом с тобой этого старого горного тролля и не иметь возможности хотя бы приблизиться к тебе самому! Кругом глаза. Лишние глаза, лишние уши, лишние косые слова... – Я понимаю, mio amore***, – Антонио сильнее сжал изящные пальцы в собственных и прижал руки Вольфганга к своей груди. – Я всегда есть у тебя, где бы ни был и с кем. – Даже если с Розенбергом? – недоверчиво переспросил Вольфганг, нахмурив тонкие брови. – И с Розенбергом. Да хоть с Иосифом – это совсем неважно. Веришь? – Верю, – тихо выдохнул Амадей и мягко подался вперёд, коротко ловя губами чужие. – Дай хоть дверь запереть, – выпалил Сальери, когда Моцарт с усердием принялся за расстёгивание пуговиц. – Не отпущу, – недовольно фыркнул Вольфганг, расправившись с надоевшим камзолом. – Пусть сама себя запирает. И вообще... Не завершив мысли, Амадей прильнул губами к шее Антонио, вызвав рваный выдох. – Зайти может кто угодно... – слабо возразил Сальери, пытаясь совладать с дыханием. – Это их проблемы, – невозмутимо пробормотал Вольфганг и нежно прикусил собственноручно обнажённую ключицу. Антонио тихо застонал и блаженно запрокинул голову. – Да и к чёрту, – подытожил он, зарываясь пальцами в светлые локоны. *** – Вот зря Вы в них сомневаетесь, Франц, – протянула Катарина, лениво ковыряя ложкой десерт. – Да, уже даже сторожу известно, что у них там... Ну... Серьёзно всё, – подтвердил Лоренцо, довольствуясь – увы – всего лишь чаем. – Я не сомневаюсь в том, что Сальери бы этого не допустил, – всё-таки с долей сомнения возразил Розенберг и перевёл взгляд на да Понте: – А про сторожа информация откуда? – Я с ним пил вчера. Отличный парень, – заверил тот, отчего-то смутившись. – И всё же... – начал было Розенберг, но отвлёкся, когда дверь буфета с грохотом распахнулась. – О, вот и живое подтверждение, – монотонно проговорила Кавальери, и все трое перевели взгляд на вошедших. Вернее, ввалившихся. Моцарт, с размаху врезавшийся в дверь, активно пытался доказать Сальери, что она начала эту драку первой, а Сальери смотрел на него так преданно и влюблённо, что не заметил, когда эта же дверь на обратном пути проехалась по нему самому. – ...впрочем, всё может быть, – рассудительно произнёс Розенберг, отправляя в рот кусочек подтаявшего мороженого... И искренне улыбнулся.