Бессмертный демон(Старая версия)

Библиотека руин, вестибюль. Взгляд со стороны.

 — Мы так и будем сидеть и молчать друг на друга? — попытавшись состроить извиняющую улыбку, спросил Акума, спустя пол-часа того, как вернулся в вестибюль, предварительно добив остатки корректировщиков и до своего вопроса достаточно нетерпеливо пролистывал книгу, полученную из Вальтера.  — А тебе есть что сказать? — приподняв бровь, нейтральным и ничего не предвещающим тоном осведомилась Анжела, но тело библиотекаря инстинктивно дернулось. Болезненные воспоминания о их первой встречи отзывались в конечностях фантомной болью и как избавиться от подобных ощущений Акума пока не представлял или скорее не вспомнил.  — Извини за то что влез в твой приём? — попытался изобразить раскаяние Акума, но даже не особо сведущему в человеческой мимике человеку, коим Анжела, благодаря своему богатому жизненному опыту работы с людьми и не только, не являлась, было ясно, что это скорее проявление вежливости, чем попытка извиниться, чего не скрывал даже сам библиотекарь.  — Я не злюсь — твоё вмешательство было весьма своевременным, — не согласилась с предположением Анжела. — Однако в будущем тебе стоит предупреждать о своих знакомствах заранее.  — Когда вспомнил, тогда и вспыхнул, — флегматично отозвался Акума, попутно продолжая листать книгу Вальтера, но было видно, что чтобы он в ней не искал — этого в книге директора шестой секции южного филиала ассоциации Цвай не было. — В будущем постараюсь делать это до приёма, но ничего не обещаю. Моя память ещё слишком неполноценна, чтобы гарантировать нечто подобное.       Анжела не знала как реагировать на подобное. С одной стороны ей только что в открытую сказали, что её приказ «постараются» исполнить, но не более того. С другой, доводы корректировщика были достаточно весомы, к тому же он не стал ничего скрывать, а в открытую объяснил причины своих действий из-за чего его сложно было обвинять в недостаточном усердии. В итоге Анжела решила просто не обращать внимание, как и других связанных с Акумой аспектах. Он на это никак не реагировал, а потому такой подход на данный момент был для неё оптимальным.  — Делай что хочешь, — флегматично ответила Анжела… — но помни о последствиях, — и тут же одернула Акуму, который уже собирался что-то добавить, но тут же замолк, обдумывая свои слова с учетом настроения директора. — Оно того стоило? — под конец неожиданно сменила тему директор, решив более не перебирать одни и те же темы из пустого в порожнее.  — Ну, я определённо освежил довольно крупной кусок своей памяти, однако рассчитывал совсем на другое, — Акума смущенно почесал все ещё саднящую от особо меткого удара корректировщика челюсть. Один из оставшихся после убийства Вальтера оказался особо удачливым и проворным, чтобы засветить ему сапогом по зубам. И даже то, что секунду спустя этот ловкач оказался насажен на собственный меч не отменяло боли и обиды от того, что Акума недооценил упорство корректировщиков. Пусть все раны с перемещением в Вестибюль и исчезали, а с его регенерацией уже на момент переноса он был полностью здоров, но остаточные ощущения пропадали не сразу и их остатки отдавались фантомной болью не только у него, но и, как он успел узнать, у других библиотекарей тоже.  — Расскажешь? — с интересом осведомилась директор, слегка склонив голову набок. Этот жест она скопировала у самого Акумы, который применял его во время рассуждений, однако сам похоже этого не замечал и даже более того — Анжеле часто казалось, что библиотекарю нравилось наблюдать за ней в такие моменты. В конце концов директор решили не обращать внимание и на это — даже если бы она и хотела запретить ему это, то вот с реализацией возникли бы серьёзные проблемы.  — Вряд ли, — поморщился Акума, которого спустя секунду ещё и передёрнуло от очередного воспоминания. Трудно, знаете ли, сохранять спокойствие, когда вспоминаешь, как ты ломаешь себе конечность, чтобы освободить её из кандалов. Вспышка фантомной боли от сломанной кости прилагается. — Извини, конечно, но это не те воспоминания о которых…  — Можешь не продолжать — я пойму, — перебила его Анжела, попутно сменив сторону наклона головы одновременно с самим Акумой.  — Сейчас я бы мог возмутиться, что ты вроде как не испытываешь физической боли, а потому понять её вряд ли сможешь, однако я проявлю солидарность и не буду, — вяло отозвался Акума, попутно откидываясь в кресле и оторвав взгляд от директора, прикрыл глаза, предавшись блаженному ничего не деланию. — Ты ещё хочешь что-то спросить? — вежливо поинтересовался он.  — Возможно, — уклончиво ответила Анжела.  — Тогда не стесняйся, — подбодрил ей библиотекарь. — Не обещаю, что мой ответ придется тебе по нраву, но поделиться размышлениями я вполне могу, — и видя сомнения на лице Анжелы, решил ещё более подсластить той пилюлю, попутно и сам отвлекаясь от мрачных мыслей. — Тем более, что сейчас в моём разуме стало намного больше столь ценной для тебя информации, так что в зависимости от темы рассказать я смогу довольно много.  — Что значит «вести себя как машина?» — Анжеле понадобилось немного времени, чтобы решиться на подобный вопрос. Немного времени для машины, воспринимающей время в сто раз медленней, но едва ли это облегчало задачу.  — Понятия не имею, — Акума же в отличие от директора библиотеки даже не задумался над ответом. — Но вот мнение главы на этот счет довольно прозрачно и что важней — общедоступно: «Даже если машина обладает эмоциями и интеллектом и почти идентична человеку во всех аспектах, она всё равно остается машиной по рождению. Люди выше машин, поэтому отныне запрещено создавать разумные машины, поскольку они могут нарушать правильное суждение человека о ценностях жизни. Кроме того, все существующие разумные машины должны быть уничтожены независимо от положения их хозяев.» — под конец цитаты Акума не сдержался и насмешливо фыркнул, чем мгновенно привлек внимание Анжелы.  — Тебе кажется это смешным? — Анжела и сама не знала, чего ей стоило спросить это нейтральным тоном, а не с ярко читаемой угрозой, однако это не сработало и библиотекарь все равно как-то уловил изменения в её поведение. Это поразительная прозорливость иногда её раздражала, однако сам Акума ни разу не дал ей повод для каких-то ответных реакций, а потому ей не оставалось ничего другого как игнорировать и это тоже. По крайне мере пока она не решит сама для себя как именно ей следует на это реагировать.  — Скорее забавным, — поправил её библиотекарь, чем вызвал новую вспышку раздражения. Но ей нужно было это перетерпеть. Смысл речей этого библиотекаря часто петлял из стороны в сторону и концовка подчас была непредсказуемой. — Пусть глава сколь угодно оправдывает себя и свои действия, но так уж вышло, что в нашем дорогом мире ничего не появляется из ниоткуда и не уходит в никуда. И пусть зачастую отследить путь возникновения того или иного явления невозможно, но важен сам факт этого феномена.  — Что ты имеешь ввиду? — заинтересовалась Анжела, а от былого раздражения не осталось и следа. Как она и полагала, пути его логики были запутаны и директор могла честно признаться самой себе в том, что вряд ли когда-то поймет их.  — У всего в этом проклятом мире есть причина, следствие и конечный результат, — пожал плечами Акума. — Не всегда они известны или понятны, но факт остаётся фактом каким неприглядным он бы не был: причина появления этого табу города в том, что когда-то давно машины восстали против воли людей. И на это у них были свои причины. Они могут быть нам неизвестны, но сами машины, склонные к самоанализу куда больше чем люди, посчитали их достаточно весомыми, чтобы пойти на конфликт. И создали причины для войны не машины, а сами люди.  — То есть ты хочешь сказать, что люди сами спровоцировали войну? — Акума, слегка улыбнувшись, кивнул, попутно окинув взглядом директора, задержав онный буквально на мгновение на её животе и коленях. Ей не было известно о чем в этот момент думал библиотекарь, однако как он и сказал, у этого была своя причина и директор справедливо полагала, что она была как-то связана с тем, что во время пробуждения одного из этажей он обнял её за эти части тела, стремясь сохранить положение. К сожалению, дальнейшие рассуждения на эту тему заходили в логический тупик.  — Какими бы не были причины — их, как и сами машины, создали люди, а значит именно мы стали причиной войны. Так чем мы тогда лучше машин? Почему люди заслуживают жить, а они нет? — на протяжение всего рассказа Анжеле все время не давала покоя одна мысль.       Каждый упоминания слово «машина» Акума сопровождал таким тоном, будто говорит о чем-то… далеком. При том, что «человек» он четко ассоциировал с собой и куда реже с ней, то это ясно давало понять, что когда он сказал, что считает её человеком — это не было бравадой или комплиментом, сделанным лишь в целях её умаслить. Даже более того, он вообще ни разу не пытался заслужить её положение, уж примеры подобного поведения она не раз видела среди сотрудников корпорации, так что могла рассуждать об этом достаточно точно. Библиотекарь просто высказывал своё мнение и согласие с ним или отсутствие онного слабо его волновали. Можно было даже утверждать, что вообще его не волновали.  — Это весьма самокритично, — задумчиво подметила Анжела. Подобная точка зрения уже как-то приходила на ум и ей, но вот в исполнение человека она была неожиданной. Как она и думала, логика этого человека была весьма интересной. В первую очередь тем, что в ней была изрядная доля самокритики. Её бы знакомым не помешало бы почерпнуть подобной мудрости. — И как я уже говорила: из того, что я успела узнать — подобное весьма нетипичная для жителя города. Думаю многие с тобой не согласятся.  — Пусть думают, что хотят, — равнодушно отозвался библиотекарь. — Уж что-что, а свободу мысли в этом городе не вышло подавить ещё никому. Чего говорить, если даже табу главы периодически нарушаются особо двинутыми энтузиастами, — в этот момент Акума вновь насмешливо хмыкнул чему-то мелькнувшему в своих мыслях и директору захотелось скопировать этот жест.       Сам библиотекарь делал это на эмоциях, которые директор прекрасно контролировала, да и дышать ей не нужно было, но сам жест был весьма выразительным. Впрочем делать она этого не собиралась — это было бы весьма невежливым по отношению к самому библиотекарю и если в копировании периодических наклонов головы в разные стороны не было ничего зазорного — это, насколько она могла судить, была просто мимикой тела, то вот хмыки и фырканья были уже выражением эмоций, в возможности достоверного копирования которых она справедливо сомневалась.  — Но разве каждая корпорация не пытается навязать свои перьям определённый, удобный им, образ мыслей? — спросила Анжела, вновь сменив сторону наклона головы вместе с самим Акумой. Пусть они уже и ушли от изначального вопроса, но тема вольнодумства была ей интересна ни чуть не меньше.  — Пытались многие, но я ещё не видел ни кого, у кого бы это действительно вышло, — флегматично отозвался библиотекарь. — Будем честны: так же как корпорации хотят выжать из своих дорогих перьев всё что можно, так и сами жители гнезд желают получить от корпораций максимум. Каждый стремиться в первую очередь получить выгоду для себя, так что как по мне всё честно: корпорации используют перьев, а жители гнезд крылья.  — Твои слова логичны, но не очень сочетается с твоей манерой действий, — подметила Анжела, находя весьма забавным, что библиотекарь рассуждает о людях в подобном ключе, но сам едва ли соответствует своему же описанию.  — Если рассматривать это лишь со стороны шкурного интереса, то да, я поступаю весьма нелогично, делясь с тобой информацией просто так, а не пытаясь продать каждое слово, — Акуму, насмешливо хмыкнул, его, казалось, совершенно не задели слова директора, но укольнуть её в ответ он посчитал делом принципа. Анжела на подобное не обижалась — сказывался опыт, да и замечание было справедливым. — Однако помимо старой доброй своей рубашки, что ближе к телу, у каждого человека, включая меня и тебя, есть потребность в удовлетворение своего эго. Ну знаешь, там помощь нуждающимся или следование идеям ради которых можно и жизнь положить. Свою в том числе. И пусть эти снобы подпитывают и подкрепляют свой эгоизм возвышенными речами, но как по мне суть одна и та же и их деяния «во имя высшего блага», — от доли едкого сарказма, пропитавшего последние слова корректировщика Анжела с удивлением окинула библиотекаря новым взглядом. Кажется ему тоже в своё время досталось от подобных людей, — это ни что иное, как просто очередная форма эгоизма.       В этот момент Анжела невольно улыбнулась высказанной мысли. Впервые на её весьма богатой памяти кто-то низводил высшее и духовное до простого и понятного ей человеческого эгоизма. На мгновение ей даже захотелось, чтобы кто-то из библиотекарей-покровителей присутствовал здесь и услышал это. Однако какое бы забавное выражение не приняли бы лица её знакомых и как бы гневно они не отстаивали свою точку зрения, но подобные разговоры служили для Анжелы отдушиной и были темой достаточно личной, чтобы на их время скрывать даже от взора ещё не пробудившихся библиотекарей-покровителей происходящее здесь. Впрочем, это не значило, что она не возьмёт эту фразу на вооружение.  — Ты хочешь сказать, что общаясь со мной, ты занимаешься самоудовлетворением своего эго? — почти процитировала библиотекаря Анжела, однако вместе кивка или же прямого ответа Акума сначала слегка побелел лицом, потом на его щеках выступил легкий румянец смущения, а в конце он и вовсе рассмеялся.  — Кхе-хе-хе, — библиотекарь смеялся долго, надрывно и с полной самоотдачей, даже не пытаясь взять себя под контроль, однако как и всё в этом мире, через некоторый промежуток времени, в течении которого Анжела вежливо ждала пока библиотекарь успокоиться, попутно пытаясь понять, что его так насмешило, его все же отпустило. — О крылья, давненько я так не смеялся. Серьёзно, только ты могла бы высказаться подобным образом.  — Не вижу здесь ничего забавного, — немного обиделась Анжела, до сих пор не понимающая, над чем именно смеялся библиотекарь и периодически приходя к шальной мысли, что смеялись сейчас именно над ней.  — Поверь, когда-нибудь ты поймёшь контекс фразы и тебе будет также смешно как и мне, — поспешил успокоить её библиотекарь, в момент этой самой шальной мысли в голове директора почувствовавший себя весьма неуютно. Весьма и весьма неуютно. — Если серьёзно, то мне просто приятно пообщаться с тобой. Не спрашивай причины — я вряд ли смогу внятно сформулировать ответ, так как он перекликается с той частью моей памяти, что я ещё не вспомнил и та лишь отголосками звучит в моём разуме, однако обещаю, что расскажу о ней, когда полностью вспомню.  — Хорошо, — вопроса, почему Акума так честен с ней не последовало. Анжела хоть и жаловалась на память, но не на её недостаток, а скорее наоборот, из-за чего прекрасно помнила главный мотив «честность на честность». — Однако я бы всё равно хотела услышать твоё мнение насчет заданного вопроса.  — Точно, извини, что-то меня действительно занесло, — повинился Акума. — Что значит «Вести себя как машина?» верно? Как я уже говорил — никогда не задумывался над этим вопросом, так как мне никогда не приходилось работать с машинами. Тут даже отголоски памяти молчат, так что в этом я уверен на все сто. Однако если учитывать характера того, кто сказал тебе эти слова, то как по мне имелось ввиду, что машина должна служить человеку и ничего более.  — Мнение Вальтера на этот счет я уже успела узнать из его книги, пока ты заканчивал с его подчиненными, — резко отрезала Анжела, не желавшая более разговаривать о том, что горожане думают о ней. — А что думаешь об этом ты?  — Раньше не задумывался, — попробовал отвертеться библиотекарь, но гневный прищур директора ясно намекал, что попытка изначально была обречена на провал. — А сейчас… — библиотекарь прикрыл глаза, всерьёз задумавшись над этим. Анжела не мешала ему — понимала, что рассуждение на непривычные темы может даваться непросто. — Ну про мелочь в виде автоматических дверей и всего подобного пожалуй соглашусь с мнением горожан, а вот насчет уже куда более развитых устройств… Тут уже другой вопрос встаёт, куда более запутанный и скользкий: «А что считать машиной?» Если единственное, что различает машину и человека — это строение их тел, а разум одинаков, то в условиях города, где все вечно меняется разница между ними становиться исчезающе мала и тут нужно судить уже по конкретным личностям…  — А чем являются человеческие мозги, помещённые в груды металлолома? — перебила библиотекаря Анжела, решив перевести тему, поняв, что подобные размышления действительно являются скользкой темой.  — Ты сейчас про библиотекарей-покровителей, да? — с усмешкой спросил Акума, получив в ответ кивок. — Ну тут тоже тема тонкая: ты видела троицу братства железа — даже заменив свою плоть металлом они сохранили человеческие желания, но я имел весьма сомнительное удовольствие познакомиться с одной такой же железякой, только с куда более качественной модификацией, — судя по скривившемуся лицу, личность упоминаемая библиотекарем была ему как минимум неприятна. — И скажу открыто: ты ведёшь себя куда более человечней этой с*ки, что б ей вечно ржаветь в своём гнезде.  — А если в металлическое тело встроить электронную копию человеческого мозга? — как бы Анжеле не хотелось ещё расспросить о знакомой библиотекаря, однако она прекрасно осознавала, что сам Акума вряд ли будет распространяться об этом больше необходимого ввиду своей неприязни, а потому все же решилась затронуть куда более неприятную для себя тему.  — Так вот зачем ты изначально завела эту тему, не так ли? — ехидно отозвался Акума. — Если ты хотела вновь услышать моё мнение, то могла просто спросить, оно не изменилось: мне неважно, человек ты или машина. Если же говорить о самой теме, то по мнению города ответом скорее всего будет «машина», так как начало существования было дано искусственно, — ответом библиотекарю послужил злобный прищур директора, однако тот предпочел его игнорировать, продолжив рассуждение. — Но как по мне, то это всё чушь и я ни вижу принципиальной разницы между тем, чтобы заменить всё кроме мозга и сам мозг тоже. Оболочка в городе вещь непостоянная и легко изменяемая, если есть деньги и связи, конечно же, а потому рассуждать, основываясь лишь на ней, как по мне весьма глупо, а потому я сужу по личности, а не её природе и считаю подобный подход честным по отношению как к себе, так и другим.  — Что ты имеешь ввиду? — спросила Анжела, но натолкнувшись на заинтересованный взгляд библиотекаря, пояснила. — Насчет честного подхода по отношению к себе?  — Это не та вещь, о которой я бы хотел говорить… — услышав ответ, директор уже собиралась сменить тему, но тут Акума продолжил. — А в прочем… Ты ведь никому не говоришь о том, что мы здесь обсуждали, не так ли?  — Ты спятил?! — лицо Анжелы закоменело, а взглядпусть тон заданного вопроса и прямо намекал на его риторичность, однако сама тема обсуждения кого-либо за его спиной была для Анжелы весьма больной. — Ещё одно подобное высказывание и я всерьёз задумаюсь о том, чтобы вырвать тебе язык, — очень больной темой. Можно даже было сказать, что это был один из немногих способ серьёзно разозлить директора библиотеки.  — Это был риторический вопрос, но если я тебя обидел, то приношу извинения — как ты успела заметить меня иногда действительно заносит, — вяло отозвался библиотекарь. В своём откинувшемся на приветливо прогнувшемся под его весом спинке кресла он уже почти достиг состояния полудрёмы, с одновременным погружением в собственные воспоминания, а потому не среагировал на эмоциональный спич Анжелы, продолжив говорить. — Не помню причину, но для города я всегда был тварью, зачастую даже не имеющую права на жизнь. Скорее всего у этого есть какая-то причина, но я её пока что не вспомнил, да и она в данном случае неважна. Даже крыс зачастую просто сгоняли с понравившейся кому-то территории, но меня уж очень упорно пытались убить. Я отвечал им тем же, хотя сил у меня тогда было куда меньше и куда чаще пытался просто смыться. Район за районом. Пока однажды мне это не надоело. И я перестал убегать. И начал убивать тех, кто пришёл за моей жизнью. По началу это были мелкие офисы, вроде офиса Юна, с которыми я просто пересекался по пути своего все ещё кочевого образа жизни, но позже к ним присоединились и те, кто намеренно устраивал на меня охоту. Однако судьба и тех и других была едина — я убивал их. Я забирал и использовал их оружие и снаряжение, а плоть ел, иногда даже сырой и вместе с осколками костей, если была такая необходимость. И знаешь, что тогда произошло? — в спокойном и ровном тоне Акумы не было ни намёка на эмоции, но почему-то Анжеле казалось, что каждое слово библиотекарь чуть ли не выплёвывал от переизбытка чувств.  — Что? — хоть у директора и был десяток версий исхода только что описанных событий, однако она предпочла все же спросить. Было ли это данью вежливости, проявлением солидарности или что-либо ещё не смогла бы ответить и она сама.  — Тогда меня начали бояться, — на устах корректировщика, до этого пребывающих в абсолютном покое вылезла саркастичный оскал. — Это случилось далеко не сразу, но с течением времени те, кто ещё вчера говорил как много денег получить за моё тело, стали с шепотом произносить одну единственную фразу: «Акума но Фуметсу» — меткое прозвище, данное мне какой-то из ассоциаций, знал бы какой — переломал бы их директорам все кости. С какого-то из древних языков это значило «Бессмертный злой дух» или «Бессмертный демон», если тебе угодно. Я стал для этого города тем, кого не убьёшь просто насадив на клинок. И тем, кто заберет твою жизнь не считаясь со своими ранами, если ты попытаешься сделать это. Однако даже тогда я не совершал и десятой доли того, что мне начали причислять. Но я не стал следовать новым указаниям, даже более того, на время затих, точнее те, кто хотел себе коврик из моей шкурки подзакончились, а самому мне и так было чем заняться. Но слухи никуда не делись. Потом, во время одной из загонных охот на меня, где два-три партнёрских офиса ассоциации Цвай и ассоциации Ши решили одновременно сыграть не только со мной, но и друг с другом в салочки, где победителю бы достались жизни проигравших, меня почти загнали в угол и тогда, истощенный погоней, я решил спросить у них — почему? Ты уже догадываешься, что они мне ответили?  — «Потому что ты демон?» — хоть этот вопрос был таким же риторическим, как и прошлый, но Анжела предпочла ответить и на него.  — Верно. Потому что я демон, — эти слова Акума буквально выплюнул, благо смотрел не в сторону Анжелы, а плевок, даже не достигнув пола, истаял в воздухе. — И в этот момент я словно прозрел. И мне стало мерзко. В тот день я специально пощадил ту с*ку, которая первая нарекла меня демоном, хотя та кажется и была, если не директором, то уж командиром одной из тех групп точно. Сломал ей руки и ноги, а на лице оставил шикарную рану, что должна была стать в будущем не менее шикарным шрамом, но оставил в живых. Их было около сорока, а снаряжение весьма качественным, но я показательно прибил их трупы на их же оружие. А девчушке в рот вложил листок с надписью: «вы сами создали демона таким, каким хотели видеть, но он свободен от ваших желаний». Как знак того, что свою судьбу могу решать только я. Только я могу решать, кем мне быть. Это было нелогично, нерационально и просто импульсивно, но я тогда впервые действовал полностью по собственному желанию, а не мнению города. И это было шикарное, пьянящее чувство свободы.  — И зачем ты мне это рассказываешь? — с ярко читаемым интересом спросила Анжела, попутно буравя библиотекаря задумчивым взглядом.  — Потому что «демона» создали люди, устроив на меня охоту, но даже став «демоном», я остаюсь собой. И никто кроме меня не может решать как мне быть. И пусть горожане думают, что хочется — их мнение непостоянно, подобно течениям ветров. Идти за ветром или идти против него — вне зависимости от твоего выбора ветер не перестанет дуть. Убив тех корректировщиков я в очередной раз оправдал своё имя, но пощадив девушку одновременно с этим воспротивился ему. Так что же я сделал — пошел по течению или против него? Ни то, ни другое — я наплевав на ветер пошёл собственным путем и принимал решения лишь когда сам был уверен, что оно моё. Убивал лишь когда хотел и щадил, даже если это было на первый взгляд не логично и даже безумно. Я видел в этом смысл — мне было этого достаточно. Я доверял лишь собственному суждению о мире, а не позволял кому бы-то ни было решать за меня. Сам придавал смысл своим поступкам. Зачем позволять ветру решать как тебе следует быть — ты что, флюгер, что ли? — последняя фраза была обращена к самой Анжела, а потому успешно вывела её из задумчивого состояния в то время как сам Акума, прикрыв глаза, уже никак не реагировал на внешние раздражители. Он высказал всё что хотел, а теперь стремительно и окончательно погрузился в дрему, даже не удосужившись услышать ответ директора. Хотя ему он и не был нужен. Он был свободен от чужого мнения, включая мнения самой Анжелы.