***
Скрип открывающейся двери в конце коридора застаёт Субина врасплох. Он поправляет рубашку прежде, чем выглянуть из-за спинки дивана. Ёнджун стоит в дверном проеме, выглядя таким же измотанным, как и всегда, после полудня. Он машет Субину рукой и, споткнувшись, направляется в ванную. Я должен был подготовить для него аспирин прошлой ночью. Это не проблема. Ёнджун может сам позаботиться о себе. Он встаёт, чтобы помешать макароны на плите. На их выцветшем кухонном таймере в форме кролика осталось две минуты. Ёнджун был тем, кто настоял на его покупке, когда они толкали переполненную тележку с предметами домашнего обихода через кухонный отдел универмага на следующий день после того, как заселились. «Смотри, это ты!» — засмеялся он, доставая его с полки. Субин знал, что на самом деле им это не нужно, но хихикнул и позволил старшему положить это в тележку. Теперь он тикает у них на стойке, рядом с сушилкой для посуды, которую они забыли разобрать. Субин выключает его двумя поворотами влево. Когда Ёнджун прижимается к нему со спины, слегка ударяясь головой о то место, куда кладёт подбородок, Субин замирает. — Что делаешь? — хрипит Ёнджун. Его тело, накрывающее Субина, слишком тёплое. — Обед. Хотя я не очень голоден, так что ты можешь съесть столько, сколько захочешь. — Я тоже, но спасибо. Субин хмыкает и размешивает соус в макаронах. Он молится, чтобы его желудок не выдал, насколько он голоден на самом деле. Хуже, чем угроза того, что у него заурчит в животе, это то, что руки Ёнджуна начинают блуждать, медленно скользя по его коже, чтобы крепче обхватить его за талию. Конечно, их разделяет его рубашка, но жар Ёнджуна проникает сквозь ткань, оставляя свой след на теле Субина. Он размешивает соус в макаронах. Всё уже было давно перемешано, но он продолжает работать ложкой. Глубокое дыхание Ёнджуна у него за спиной отвлекает, и он хочет посмотреть на него, он хочет знать, заснул ли тот снова или всё же проснулся и охотно проводит с ним время. Он хочет изучить каждую чёрточку лица Ёнджуна: каждую ресничку, каждую складочку на его плюшевых розовых губах, настолько близких к губам Субина, насколько они когда-либо будут. Но он не поворачивает головы. Момент слишком хрупок. Паста обычно является всепрощающей пищей. На коробке было написано готовить семь-восемь минут, но несколько лишних никогда не навредят. Субин был готов помешивать пасту до тех пор, пока она не превратилась бы в кашу, только бы остаться в объятиях Ёнджуна подольше. — Думаю, уже готово. Я принесу тарелки, — Ёнджун разрывает их объятия и отходит. Недалеко — во всяком случае, никто не мог отойти далеко в квартире размером с обувную коробку — просто к шкафу, где хранится посуда, а затем к ящику со столовыми приборами. Однако это всё равно далеко. Субин слегка дрожит от внезапного холода, но тёплые следы от рук Ёнджуна сохраняются на его талии. Он вздыхает, достаточно тихо, чтобы Ёнджун его не услышал, и кладёт лопаточку. Чувствует ли он, как сильно бьётся моё сердце? Как оно вырвется из моей груди и попадёт в его руки, если я позволю этому случиться? Захочет ли он этого? — Ах да, спасибо, что помог мне прошлой ночью. — Это не проблема, — ведь это касается тебя. Ёнджун отрывает взгляд от своей пасты. Они сидят друг напротив друга за старым деревянным столом, купленным в секонд-хенде. — Ты же на самом деле не любишь вечеринки, ведь так? — Думаю… Я не испытываю к ним ненависти. Я рад поговорить с людьми, с которыми знаком. — Но ты почти никого не знаешь, и всё равно идёшь. Тебе необязательно быть там, чтобы уберечь меня от неприятностей, Субин. — Тогда кто это сделает? Он не торопится жевать, наблюдая за пустой стеной позади Субина, прежде чем невесело фыркнуть. — Полагаю, никто. Может быть, это пошло бы мне на пользу. Научит меня следить за своими напитками. — Ты думаешь, я слишком властный? Ёнджун хмурится и смотрит ему в глаза. Вместо этого Субин крутит вилку в своей руке. — Конечно, нет. Ты мой друг, Субин. Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал, будто обязан ставить себя в неудобные ситуации ради моей безопасности. Всё-таки я старше тебя. И в состоянии сам о себе позаботиться. Субин кивает и размазывает по тарелке оставшуюся пасту. Он ел слишком быстро. Его желудок явно не скажет ему спасибо. Возможно, почувствовав его дискомфорт, Ёнджун протягивает руку, накрывая ладонь Субина своей. — Ты можешь быть освобождён от ответственности, пока меня нет, ровно до того момента, пока я не вернусь домой накрашенным, — улыбается он. Субин закатывает глаза и вздыхает, будто Ёнджун действительно мог приносить ему неудобства. — Только не заставляй меня снова снимать с тебя джинсы. Это дерьмо заняло полчаса! — Никаких гарантий. Люблю тебя! «Нет, не любишь, чуть не выпаливает Субин. Не так, как люблю тебя я». Но Ёнджун убирает руку, встаёт и убирает свою тарелку, поэтому Субин ничего ему не говорит.***
Уже почти полночь, а домашнее задание Субина по фундаментальной психопатологии всё никак не сдвинется с места. Он пристально смотрит на вопрос на экране своего ноутбука, затем в свой учебник и снова на экран. Чёрт, если бы я только знал. Но так продолжается ещё двадцать минут. Отчаявшись, он хватает свой телефон и открывает мессенджер.[Я] хей
извини, что беспокою в такой час, но какого ЧЁРТА пятый вопрос в домашке по фундаментальной психопатологии такой трудный
тот, что о DSM-5
Он молится, чтобы Тэхён ещё не лёг спать, и его молитвы услышаны. [Тэхён] в последний раз, чёрт возьми вспомнил изменения по памяти: синдром Аспергера отличается от аутизма, больше нет подтипов шизофрении и пятиосевой системы, расстройство гендерной идентичности становится гендерной дисфорией, ух есть ещё, но тебе не нужно так много недостатки: плохое эмпирическое обоснование и расхождения во мнениях оценщиков, некоторые из которых совсем скудно описаны, и большие фармацевтические влияния.[Я] БОЖЕ, ТЫ МОЙ СПАСИТЕЛЬ
спасибо большое, я обязан тебе жизнью. а теперь возвращайся в постель
[Тэхён] хах, я буквально на вечеринке Уёна сейчас Ёнджун тоже здесь хей, дописывай этот вопрос скорей. когда закончишь, я тебе кое-что сообщу[Я] блин, ладно
Прошло пятнадцать минут. Довольно быстро, благодаря небольшой академической нечестности. Субин с лёгкостью перефразирует информацию Тэхёна в пару абзацев, нажимает кнопку «отправить» и закрывает вкладку.[Я] так в чём дело?
Тэхён не отвечает. В нём начинает расти чувство тревоги. Он уже предчувствовал это, отпуская Ёнджуна на вечеринку одного. Что, если с ним что-то случилось? Он вёл себя не как обычно? Я уверен, с ним всё хорошо. Он уже взрослый. Но он всё равно беспокоится. Наконец, на экране появляются три маленькие точки, означающие, что Тэхён набирает сообщение. [Тэхён] есть одна девушка, которая влюблена в Ёнджуна, и он, кажется, отвечает ей взаимностью Субин дважды перечитывает сообщение и не отвечает. Тут нечего сказать. Не имеет значения, что он чувствует горечь во рту, и ему хочется кого-то обругать — Тэхёна, девушку, Ёнджуна — он не знает.[Я] и зачем ты мне это говоришь?
[Тэхён] потому что я знаю, что ты неравнодушен к нему. это действительно очевидно просто прими это к сведению. ещё ты не обращаешь внимание ни на кого другого возможно, тебе стоит сделать шаг, пока он не ввязался во что-то серьёзное[Я] то, что он с девушкой, в значительной степени подтверждает, что я ему не нравлюсь но всё равно спасибо
Он кладёт телефон и вздыхает, смаргивая слёзы. Он знает, что у него нет права расстраиваться. Между ними никогда ничего не было. Нет никакого предательства. Но его всё равно тошнит. Может быть, именно поэтому он хотел, чтобы я остался дома. Может быть, я душил его всё это время. Он выключает свой ноутбук и валится на кровать, сжимая в руках подушку. Он лучше спит, когда их несколько, и для Ёнджуна это тоже важно. Вот почему, когда они только въехали, он отдал ему свою запасную и никогда не просил её вернуть. Он, не глядя, протягивает руку, выключает свет и просто лежит в темноте. Между нами никогда ничего не было. Но он не может до конца убедить себя в этом. Он крепко прижимает подушку к груди и делает прерывистый вдох прежде, чем он вырывается из него вместе со слезами. Между нами всегда что-то было. Я никогда не мог сказать ему этого, я с трудом смог признаться самому себе… но я влюблен, Ёнджун. Я влюблен в тебя, в твои испорченные краской волосы, в то, как ты танцуешь на кухне под гудки микроволновки, в то, что ты позволяешь мне любить тебя, пока я не произношу этого вслух. Что, если я скажу это сегодня вечером? Что, если я скажу это, когда ты придёшь домой пьяный, и пахнущий чужими духами? Будет ли мне достаточно просто выложить всё как есть? Или этого просто недостаточно, чтобы ты запомнил? Или ты уже догадываешься, как и остальные? Его молчаливая исповедь прерывается звуком открывающейся двери. Ёнджуна не мог так рано вернуться, но Субин знает, что это он, узнавая его по звуку шагов, который характерен только для него. Субин задерживает дыхание и притворяется спящим, когда шаги приближаются. — Субин? Но он не отвечает. Часть его хочет этого, та самая, эгоистичная, злобная часть, желающая, чтобы Ёнджун увидел, что он с ним сделал. Но он молчит, пока старший не уходит, и не переводит дыхание. Вот и всё. Завтра утром он проверит Ёнджуна, спросит о том, как прошла вечеринка, и двинется дальше. Ему необязательно знать. Кажется, будто прошло уже несколько часов, а Субин всё не может уснуть. Из-за ощущения высыхающих слёз на его лице, горечи, сухости во рту и всех этих «что если?», проносящихся в его голове. Мысли никуда не денутся, но самое меньшее, что он может сделать, чтобы привести себя в порядок, это умыться и выпить воды. Он неохотно скатывается с кровати и тянется в темноте к дверной ручке. Снаружи тихо. На горизонте никого. Он берёт пустую кружку со своего стола и выходит в гостиную. — О, ты проснулся! — улыбается ему Ёнджун за кухонной стойкой. Резкий белый свет отбрасывает тяжелые тени на его лицо, отчего он выглядит усталым, но не менее прекрасным. — Привет. — Извини, я разбудил тебя, когда вошёл? — Нет, я только что проснулся, — Субин прячется за дверью, не желая, чтобы Ёнджун видел его опухшие, покрасневшие глаза. Но он никогда не был хорошим актёром, особенно перед Ёнджуном, поэтому глухой всхлип выдаёт его. — Ох, Субин, — Ёнджун встаёт и подходит к нему, осторожно усаживая на диван. Тёплых объятий, в которые он заключает Субина, достаточно, чтобы младший снова начал плакать, на этот раз уткнувшись лицом в рубашку Ёнджуна и обнимая его за талию, как будто не он причина того, что грудь Субина годами была бомбой замедленного действия. Ёнджун такой нежный. Он гладит Субина по спине и позволяет ему поплакать, шепча нелепости на ухо. Ни один из них не двигается, пока Субин не успокаивается. Он не хочет встречаться с Ёнджуном лицом к лицу. Его объятия — самое удобное место, где он когда-либо был, и если он скажет правду, то, возможно, никогда не очутится в них вновь. Поэтому он остаётся неподвижным и молчаливым, вдыхая запах Ёнджуна. — Ты не хочешь рассказать мне, что случилось? Не хочет, но он никогда не смог бы сказать «нет» Ёнджуну. — …просто перенервничал, —бормочет он. — Мм. Школьная работа? — Да… и другие вещи. — Например? А что важнее? Наша хрупкая дружба или мои глупые, жадные эмоции? — Просто в общих чертах. — Понял. Его рука медленно скользит вверх по спине Субина, запутывая пальцы в его волосы. Это дразнит, те ощущения, что он мог бы получить, если бы заговорил раньше, если бы вообще заговорил. Ему хочется кричать. Так больше не может продолжаться. — Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. О чём угодно, хорошем или плохом. Я говорю это всё время, ведь ты мой друг, Субин. Я люблю тебя, и… — Не любишь. Ёнджун напрягается. Субин пользуется моментом, чтобы заставить себя отодвинуться и сесть на другую сторону дивана. Его глаза устремлены в пустое пространство за плечом Ёнджуна, его лицо окаменело. — Не говори того, чего не имеешь в виду. Мы просто друзья, верно? Это всё, что я для тебя значу. — Субин, что… — Я слышал о девушке на вечеринке. Разве ты не должен говорить ей «Я люблю тебя»? Боже, да ты, блять, понятия не имеешь, как сильно это меня задело, ты… — Субин, прекрати! Он замолкает, но с горечью смотрит в глаза Ёнджуну, призывая его сказать хоть что-то, что могло бы улучшить ситуацию. Его гнева, наконец-то взорвавшегося после долгих лет кипения в маленькой кастрюльке где-то в груди Субина, почти достаточно, чтобы заставить себя игнорировать боль на лице Ёнджуна. Он вздыхает и проходит несколько секунд, прежде чем Ёнджун заговорил. — Ты думаешь, эта девушка может когда-нибудь стать той, с кем я хочу быть? Когда всё это время ты был тем, кто слушал меня, боролся за меня, заботился обо мне, когда я был на самом дне? Но ты никогда не говоришь мне в ответ, что любишь меня, когда я говорю тебе это всё время. Ни разу, Субин. Я знаю. Я сосчитал каждый раз, когда я говорил «Я люблю тебя», и ты ни разу не ответил мне тем же. Ты знаешь, как это больно? Получать отказ каждый день, но продолжать пытаться, потому что я не могу не надеяться? — он давится рыданием, и Субин не может смотреть. — Тогда почему ты был с ней? — Потому что я хотел почувствовать, каково это — быть желанным. И какое-то время так оно и было. Она флиртовала со мной, говорила, как хорошо я выгляжу, и спросила, не хочу ли я провести с ней ночь. Но это было так… неправильно. Вот почему я ушёл так рано. Она хотела меня, как собака хочет кусок мяса, Субин. Как она может сравниться с тобой, когда ты обнимаешь меня так, словно я самое дорогое, что есть на свете? Субин снова чувствует тошноту. Его сердце бьётся слишком быстро, из-за смеси ужаса от осознания того, что он так долго причинял боль Ёнджуну, и бурлящего чувства, что, возможно, это тот самый момент. В комнате тихо, не считая звука того, как Ёнджун достаёт салфетку из коробки на кофейном столике и сморкается в неё. Он берёт другую и начинает вытирать ею слёзы, прежде чем снова разразиться рыданиями. Субину больше не нужно думать. Он этого не хочет. Он протягивает руку и слегка касается руки Ёнджуна. Тот слегка вздрагивает, но не отстраняется. — Я люблю тебя. Снова стало тихо. Ёнджун медленно поднимает глаза, и их лица оказываются в нескольких дюймах друг от друга. — Скажи это снова. — Я люблю тебя. Всегда любил. Я боялся признаться. Боялся, что ты не чувствуешь того же. Поэтому я говорил это тихо каждый раз, когда провожал тебя домой, или когда ты был пьян. Каждый раз, когда я готовил для тебя, когда помогал тебе с домашним заданием в час ночи. Прости, я был таким трусом. Я люблю тебя, Ёнджун. Я так в тебя влюблён. Он хочет повторять это снова и снова, тихо, громко, крича в окно, чтобы все знали, чтобы компенсировать все те разы, когда он этого не делал. Но Ёнджун притягивает его к себе, и их губы соприкасаются. Он самый сладкий мёд, который Субин когда-либо пробовал, и он жаждет большего. Они падают обратно на диван, прижимаясь друг к другу невероятно близко. Будто расплавленное золото течёт по их венам, искрится на их губах и переплетённых пальцах. Субин чувствует себя бессмертным. Только тепло тела Ёнджуна под ним и его лёгкие, молящие о воздухе, убеждают его в том, что это не сон. Неохотно они отстраняются друг от друга, чтобы вздохнуть. Свет тусклый, но красные, искусанные губы и опухшие веки Ёнджуна никогда не выглядели так волшебно. Прежде чем Субин успевает поцеловать его снова, Ёнджун протягивает руку к его лицу и просто кладет её щеку, глядя на него так, как будто он — всё, о чём он когда-либо мог мечтать. Субин застенчиво улыбается. — Скажи это ещё раз? — Я так чертовски сильно тебя люблю, — говорит он совершенно серьёзно. Ёнджун смеётся и притягивает его к себе, быстро чмокая, прежде чем крепко обнять. — Я тоже тебя люблю. Так мы теперь парочка? — Мы опоздали примерно на два года, но да, если ты этого хочешь. — Лучше поздно, чем никогда. Я не могу поверить, что понадобилась случайная девушка на вечеринке, чтобы подтолкнуть на на разговор… — Честно говоря, это Тэхён сказал мне. — Хах. Поблагодари его от меня, хорошо? — Хорошо. Несколько минут они молчат. Субин почти засыпает, пока Ёнджун нежно играет с его волосами, а после целует Субина в лоб, возвращая в сознание. — Итак… мой красивый парень хочет лечь спать со мной? Субин не может сдержать ухмылки, которая расползается по его лицу. — С удовольствием. Он пытается подняться, но Ёнджун встаёт быстрее и поднимает Субина на руки. — Ты всегда укладываешь меня в постель, думаю, пришло время отплатить тебе тем же. Субин радостно утыкается носом в изгиб шеи Ёнджуна. Когда старший несёт его по коридору в свою спальню, он выключает свет, за что получает поцелуй в щёку. Вскоре он забирается под одеяло, сонно наблюдая, как Ёнджун задёргивает занавески и выключает лампу. Когда он ложится рядом, Субин придвигается ближе, пока они не прижимаются друг к другу вплотную. Они один беспорядочный клубок конечностей, и Субин знает, что проснётся в поту и с болью в шее, но медленное, мягкое дыхание Ёнджуна убаюкивает его. Он там, где и должен быть.