сквозь немыслимые преграды

      Сара швыряет сумку на пол, не глядя, отправляя следом пиджак и жилет — блаженный вздох облегчения срывается с губ, и она наконец опускает своё бренное тело на мягкую постель, пахнущую порошком. Как же хорошо, что с утра она, завтракая на ходу, пролила кофе на одеяло и перестелила всё бельё чистым — после долгих часов учёбы и сиденья на жёстких стульях нет ничего лучше, чем упасть лицом в заправленную постиранным кровать.       Внизу хлопает входная дверь и слышатся голоса, и Сара с досадой понимает, что уже шестой час и отец с Ирэн вернулись — а она так хотела побыть дома одна, поужинать жареной картошкой и мороженым перед телевизором, наслаждаясь блаженной тишиной, пока Тоби отправили погостить к бабушке. Но нет, из-за дурацких подготовительных к экзаменам она приходит почти в то же время, что и родители, при том не получая за это денег — наоборот отдавая.       Нечестно. — Ты повторяешь это чаще, чем я думал.       До носа доносится знакомый запах сладкой мяты и искусственной кожи, и Сара задушено стонет в подушку, прекрасно понимая, кто пришёл.       Вот же чёрт. — Знаешь, встречать гостей в таком виде — верх грубости. — Заваливаться в гости без приглашения — вот что верх грубости.       Она садится на кровати, недовольно уставившись на Джарета, вальяжно развалившегося в кресле-мешке. И как, сидя в чём-то подобном, ему удаётся выглядеть так королевски аристократично?       Он усмехается, помахивая в воздухе стеком, одетый в очередной странный костюм — ей даже любопытно, сколько их у него, учитывая, что за все их встречи он ещё ни разу не надел один и тот же дважды. Наверное, гардеробная у него размеров с весь её дом, и ей от этого немножко смешно. Раньше, когда Джарет заявлялся к ней после возвращения из лабиринта, она пугалась и держала чёткую дистанцию, опасливо косясь и следя за языком, но сейчас она просто дёргает плечом и кидает в него галстуком, стягивая гольфы — человек действительно привыкает ко всему, и она привыкла к его внезапным появлениям и странным разговорам, принимая как должное. Да и как можно бояться того, кто так трясётся над своим внешним видом — он же наверняка проводит перед зеркалом кучу часов подряд, придирчиво выбирая наряд и проверяя, не надевал ли он недавно его уже.       Смешок сам срывается с губ — Сара красочно воображает, как Джарет крутится, примеряя одежду, а мелкий гоблин бегает под ногами, взволнованно охая и сообщая, что этот камзол Его Величество в этом году уже носил.       Интересно, как долго он выбирал костюм перед этим приходом к ней?       Вероятно, с самого обеда. — Что такого смешного ты увидела на моём лице, позволь узнать? — Твоё лицо.       Он мрачнеет, хмурясь и прекращая вертеть плетью, но ей не страшно, она спрыгивает с постели и подлетает к двери, высовывая голову и крича, что хочет на ужин картошку — Ирэн называет её «картофельной леди», но по тону очевидно, что никаких противных макарон не будет. Какое счастье, Сара ненавидит того, кто придумал нечто настолько ужасное, лично бы прокляла, но отец в противовес ей их обожает, и согласно составленному расписанию сегодня как раз макаронный день, но в последнее время между Сарой и Ирэн наладились отношения и та частенько встаёт на её сторону в бытовых мелочах. Только за лишнюю неделю без макарон Сара готова таскаться с ней много часов по магазинам, по итогу не покупая ничего, и иногда гулять с Тоби в парке после занятий.       Когда она разворачивается, закрывая дверь, Джарет, к сожалению, никуда не исчезает — теперь он сидит на кровати, закинув ногу на ногу, и разглядывает её тетрадки, и от его бесцеремонности чешутся кулаки. — Брать чужое без спроса нельзя. — Ну так накажи меня.       Насмешливая ухмылка и хитрый прищур только прибавляют желание настучать ему по голове — и как король может быть таким невыносимым? И как она вообще могла его бояться? В нём же от страшного только его стража. — Выйди, мне надо переодеться. — Я разве тебе мешаю?       Совершенно невыносимый.       Сара закатывает глаза, скрещивая руки на груди и выжидающе пялясь, а Джарет нисколько не смущается, смотря в ответ и не моргая, и неловко становится ей — она устала, лифчик неудобно жмёт, тело требует свободной мягкой пижамы, а раздеваться перед мужчиной стыдно. Тем более, что этот мужчина — Джарет. — Могу помочь. — Разве тебе не пора обратно? Ты же король.       К чёрту его.       Она фыркает, проходя к шкафу и поворачиваясь к Джарету спиной — и зря он надеется её смутить, так не будет ничего видно и она спокойно сменит одежду, уев его. Нет ничего, в чём он бы справился с ней, она доказывает это на земле, как не раз доказывала в Андеграунде, с превосходством справившись с каждым испытанием, которое встречалось ей случайно или было подстроено им, даже когда отчаяние забегало противным тараканом, призывая отступить и вернуться домой — или просто расплакаться, обняв колени. Но она прогоняла его раз за разом, твёрдо идя вперёд, не позволяя себе расслабиться и забыть, что где-то там её брат, напуганный, в окружении жутких гоблинов, голодный и измученный — и всё из-за неё, её эгоизма и глупого непринятия новых членов семьи, словно то, что у отца появился ещё один ребёнок делает её ненужной и нелюбимой. Глупость, и Саре искренне жаль, что Тоби пришлось пройти через весь этот кошмар, чтобы она осознала, что не лишилась семьи, наоборот, её семья стала в разы больше — Ирэн, Тоби, родители Ирэн, принявшие её как родную и постоянно зовущие в гости.       Что ж, не зря говорится — чтобы начать что-то ценить, нужно это что-то потерять.       Наверное, ей стоит сказать спасибо, ведь она осознала всё это и встретила верных друзей благодаря Джарету — не услышь он её тогда, она бы так и осталась одинокой и озлобленной, и кто знает, куда её бы это привело. Может, она бы превратилась в кого-то вроде Кристины Льюис, после развода родителей полтора года назад которая пустилась во все тяжкие, прогуливая школу, съехав с «отлично» на «удовлетворительно», регулярно посещая кабинет директора и тусуясь с компанией постарше, где крутятся алкоголь и не самые надёжные парни.       Застегнув последнюю пуговицу на пижамной рубашке, она разворачивается, мягко улыбаясь и уже не ощущая былого раздражения из-за вторжения Джарета, но вид его, лежащего на её кровати, с её личным дневником в руках гасит всю благодарность, поджигая запал чистой ярости — и почему у этого нахала вечно тянутся руки что-нибудь стащить? — Ты! Ты абсолютно невыносим!       Сара подскакивает и вырывает книжку, прижимая к груди и краснея — там описаны все её секреты, мечты и планы, её чувства и переживания, и она не хочет, чтобы кто-то, особенно Джарет, залезал ей в душу и читал её с ни к чему не обязывающей лёгкостью, ведь сам Джарет всё ещё загадка за семью замками для неё, и не похоже, что он позволит ей открыть хотя бы один из них.       Он скалится довольно, позабавленный её реакцией, и хватает её за локти, опрокидывая рядом с собой — его неожиданная повышенная тактильность до сих пор сбивает с толку, и Саре отчего-то кажется, что это потому, что он очень одинок.       И вот снова — злоба затихает как маленький огонёк под дуновением ветра, и Сара замирает, соприкасаясь с Джаретом плечом и слушая шум снизу. Папа включил телевизор, наверняка новостной канал, а Ирэн под песни по радио стучит ножом по доске — не хватает только невнятных агуканий Тоби и пищания его игрушек. — Своим друзьям ты рада всегда, а стоит появиться мне, и ты шипишь не хуже горгон.       Ей любопытно, кто такие горгоны и почему они шипят, но спрашивать Сара не будет — он же на это и рассчитывает, обожая хвастаться чудищами и чудесами из своего мира.       Словно всё ещё верит, что чем-то из этого сможет убедить её уйти с ним. — Потому что они мои друзья.       Тишина повисает слишком уж обиженная, Джарет садится, не поворачиваясь к ней, с впечатляюще прямой спиной, и Саре чуточку совестно — он продолжает приходить несмотря на её возмущения, крики и недовольство, и причина точно не в желании мести или банальной вредности. Скорее, ему хочется компании, хочется общения с кем-то равным, кто не боится и не подчиняется, и она робко протягивает ладонь, дотрагиваясь кончиками пальцев до линии между лопаток.       Джарет вздрагивает, будто правда не ожидает, что его коснутся, и Сара откладывает дневник на тумбочку, тяжко вздыхая и переползая так, чтобы видеть его лицо — оно не выражает ничего. — Слушай, они мои друзья, и прежде чем прийти по-настоящему, они уточняют через зеркало, свободна ли я — а ты просто появляешься из ниоткуда в любое время, когда тебе вздумается, игнорируя мои планы, и это раздражает.       Он склоняет голову к плечу, озадаченно хмурясь, и она кусает губу, задаваясь вопросом, как много дозволено королю в его мире, раз его так напрягает понятие того, что нужно сначала спрашивать, а потом делать. Хотя, может, дело не в обычаях страны гоблинов, а в самом Джарете — судя по рассказам Хогла, Джарет сам по себе очень эксцентричная личность, от которой никогда не знаешь, чего ожидать. — Ты же ради встречи со мной прошла через немыслимые преграды и бессчётные невзгоды, пробралась в замок по ту сторону города гоблинов, так почему…       Никогда не знаешь, чего ожидать, точно. — Во-первых, я делала всё это не ради тебя, а ради Тоби, а во-вторых — разве после того, как я победила тебя, ты не должен был оставить меня в покое и застрять в своём мире?       Сара встаёт и пересаживается на стул, убирая дневник в ящик и демонстративно доставая учебники, и всё сострадание рассеивается рассветным туманом — этот не-человек действительно невыносим. — … я не могу преодолеть немыслимые преграды, нарушить все правила и прийти к тебе?       Что на это можно ответить она не представляет, и потому просто открывает первый попавшейся учебник, оказавшийся словарём по французскому, и утыкается в страницы, не понимая ни строчки — лицо горит как при температуре, но она точно знает, что градусник покажет естественные девяноста восемь и шесть, и дело вовсе не в простуде.       Его слова сбивают с толку, как обычно, и Сара старательно убеждает себя, что он не имеет ничего такого в виду — они разные, он старше, он король, он из другого мира, он просто подыгрывал ей с самого начала, и ей действительно лучше воспринимать его как чудного хранителя и найти себе парня. — Не самая лучшая идея — что они могут тебе дать? — По крайней мере, они не станут читать мои мысли через мыльные пузыри.       Джарет подкидывает кристалл верх, и тот тут же лопается, наполняя комнату ароматом лавандового мыла — приятно, и в целом эти шарики занятная вещица, с помощью которой можно проглядеть сюжет особо понравившегося сна, пошпионить за кем-нибудь и увидеть образы прямо из головы. Но когда Джарет использует кристалл, чтобы залезть ей в разум и прочесть мысли, это вовсе не забавно — это бесит и напрягает, потому что нет ничего более личного и сокровенного, чем собственные мысли.       Его взгляд соскальзывает в сторону, но Сара уверена, что по-настоящему вины Джарет не испытывает — не тот это человек. А хотелось бы. — Ты отказалась от титула королевы, магии и меня ради того, чтобы связать свою жизнь с кем-то обычным?       Сара шокировано застывает, уставившись на Джарета — Джарет смотрит в упор, непривычно серьёзный, взрослый, и уже она отводит глаза, сжимая в руке словарь.       Что она должна ответить? Это чересчур важный вопрос, чтобы ответить вот так сразу, и она понятия не имеет, что он ожидает услышать и что следует сказать — что ей страшно? Что ей это не нужно? Что ей нравится её мир? Что она хочет стать актрисой как мама? Что у неё семья здесь? Что он ей нравится — и потому она никогда ему не признается? Что у неё никогда не было отношений, а он живёт очень долго? Что не уверена в нём? Что знает достаточно историй, чтобы не ввязываться в отношения с кем-то статуснее, старше и вечно флиртующим? Что не хочет, чтобы ей разбили сердце?       Что? — Я…       Горло пережимают тугие стебли, и больше ни слова не вырывается — Сара глядит на недавно купленные тапочки-панды, в точности как те, что уже малы, и почему-то ощущает, как печёт глаза.       Она чувствует себя такой глупой, маленькой и слабой.       Она хочет, чтобы он ушёл, не произнеся ни слова, хочет, чтобы пришли Хогл, Людо и Дидимус, хочет отвлечься и развеселиться, а потом серьёзно поговорить с Хоглом обо всём, хочет позвонить маме и спросить, что такое любовь и как понять, что кому-то нравишься, хочет, чтобы всё было просто — но так не бывает, и Джарет никуда не уходит.       Джарет опускается перед ней, бережно беря её ладони в свои, и перчаток на нём больше нет.       У него тёплые нежные руки.       Она помнит, о чём он просил её в конце, и говорить «да» на это она не хочет совсем — это не звучит как здоровые отношения со светлым будущим.       Но она заглядывает ему в лицо, совсем не пугающее и жестокое, и кусает губу, смаргивая влагу с ресниц — он прижимается губами к костяшкам, не разрывая зрительного контакта, и в груди становится ужасно тесно.       Почему с ним всегда так? — Доверься мне — это всё, чего я прошу. В этот раз я всё сделаю лучше.       Сара неловко кивает, решив, что дать ему второй шанс она может — это ведь не согласие на отношения, они просто будут общаться и узнавать друг друга, постепенно сближаясь и притираясь, и Джарет удовлетворённо улыбается, дёргая её на себя. Она испуганно ойкает, ожидая поцелуя, но они лишь соприкасаются лбами, и это цепляет сильнее всяких поцелуев, воспринимается интимнее раздеваний — Сара краснеет, прикрывая веки, и коротко тыкается кончиком носа в чужой, тут же замирая.       Его смешок не обижает — он ободряюще гладит большим пальцем её ладонь, и она улыбается.       Она смогла пройти через непроходимый лабиринт, а навряд ли общение с понравившимся человеком будет сильно труднее — даже если этот человек не человек и ужасно эксцентричен.