Право пустого листа

Исстрадавшись за столом без возможности свободно болтать глупости, Марсель, оказавшись наконец с Алвой наедине, на несколько мгновений почти растерялся, не зная, какое из наблюдений выплеснуть первым. Решил начать с самого малозначимого для политической обстановки, но впечатляющего по остальным фронтам: – Юный оленёнок просто прекрасен, я как будто посетил великолепную мистерию. В ответ на вопросительно вздернутую бровь пояснил: – Баата. Лисенок-олененок. Не делай вид, что не разглядел эти восхитительные тёмные глазищи, иначе я буду разочарован. – Разглядел ещё при первой встрече, – Алва почти равнодушно пожал плечами, – Баата был бы приятнее, будь он совсем чуточку глупее. Цвет глаз не имеет особого значения. – Я тебе не верю, – с чувством удовлетворения заключил Марсель. – Глаза ты точно оценил. В этот раз или в прошлый – значения не имеет. Как художник, ты не мог не восхититься... Но в чём-то ты прав, Лисёнок всё-же излишне лисёнок, видеть его беззащитным олененком было бы... спокойнее. – С художествами – к Савиньяку, – так и не согласился на глупый разговор Алва, – с оленятами, впрочем, тоже к нему. – Савиньяк совсем не оленёнок, – со знанием дела вынес вердикт Марсель. – Он кошка, которая догоняет мышь, треплет её до полусмерти, а потом отпускает посмотреть, как несчастная будет спасаться. Но в итоге все равно сожрет. – Мне передать Лионелю, чтобы он сменил герб и нарисовал на нём закатных кошек? – пока Марсель болтал, Алва успел раздеться до рубашки и распустить по плечам волосы, до этого стянутые лентой. В разговоре он участвовал явно бездумно, больше занятый попытками разобрать спутавшиеся пряди. – Нет, Рокэ, это ему и без тебя однажды озвучит наш общий друг. А ты меня сегодня не слушаешь, – Марсель отошел от окна и приблизился, за несколько шагов протягивая раскрытую ладонь, чтобы показать, что собирается коснуться волос. С Рокэ никогда не угадаешь, за что он может обшипеть, так что лучше быть предсказуемым. До поры. – Слушаю. Бедный Давенпорт. Ему тоже придумаем какой-нибудь герб? – Чарли – собака, – легко отмахнулся Марсель, собрал пряди чужих волос в низкий хвост, зажав в кулаке, но сразу отпустил, позволяя рассыпаться по плечам и даже нарочно расправляя. – Цепная и не очень инициативная, не такая, как Котик. Зато очень верная... – Хорошо, – согласился Алва, хотя Марсель так и не понял, что он нашёл хорошего в цепных собаках. – Хочешь высказать какие-то свежие мысли и обо мне тоже? – он откинул голову, позволяя возиться с волосами, даже прикрыл глаза, но без выражения какого-либо удовольствия, уголки губ опущены вниз. – Хочу. Весь спектакль Лисенка-олененка... Ладно, не весь, но вся та часть, где он растерянно и невинно хлопает ресницами, была направлена на тебя. А у тебя болит голова и ты не оценил. Подтверждения своих слов Марсель и не ждал – для него всё было достаточно очевидно. Алва тоже не выразил согласия ни единым жестом, но позволил сначала усадить себя на кровать, потом уронить на неё окончательно. Тёмные волосы разметались по белой простыне. Красиво. – Так он тебе понравился? – Алва внезапно распахнул глаза и окинул Марселя совершенно не сонным взглядом. – Очень, – честно сознался Марсель. – Он восхитительно хорош, у меня почти перехватывает дыхание. Но если ты собрался воевать с кагетами или отравить мальчишку, то мы будем воевать и травить. – Не будем, – заверил Алва, – но я оценил, что пока что могу для тебя затмить красоту Бааты. Это определённо была шутка, поэтому Марсель не стал разубеждать его жестоким "не можешь", выдав только половину правды: – Просто мои чувства к тебе лежат в плоскости совершенно не плотской, а это всегда переигрывает даже самые красивые глаза. Алва фыркнул на него презрительной кошкой, сворачиваясь в клубок без одеяла. – В подтверждение своих слов я пойду и высплюсь в отведённой для меня комнате. – Добрых снов, – насмешливо пожелало ему это чудовище. Пришлось в качестве мелкой мести с головой закинуть его тяжёлым одеялом. Лёг Марсель и правда у себя. * Марсель искренне старался не заставать их вместе, чтобы не мешать происходящему – будь оно большой политикой или маленьким человеческим увлечением, лезть в это он не собирался в любом случае. Но, во-первых, эти двое совершенно не пытались прятаться, а во-вторых, ему было довольно скучно без Алвы, поэтому все дороги почему-то вели к нему. Парочка была хороша как родные братья. Оба с тёмными, распущенными волосами, только у Рокэ болезненно светлая кожа, едва тронутая загаром, а у Бааты нежно-золотистая. Марсель выразительно вздохнул, стараясь погромче стучать сапогами. На него не обратили внимания. Баата терзал расслабленно-вялую кисть Алвы, вцепившись в неё обеими руками. Нежно сжимал и выглаживал тонкие пальцы, что-то очевидно обещая и на словах. Марсель мысленно посочувствовал лисооленёнку. Тот явно собирался добиться от Алвы ответных восторгов, но наткнулся на ту ещё каменную стену. Если бы кто-то спросил Марселя, то он бы заверил, что тискать себя за руки Рокэ Алва кому попало не позволяет, и уже это можно считать уверенным согласием. К счастью, его не спрашивали. Отчаявшись, Баата сменил тактику. Изящным движением откинул волосы за спину, демонстрируя оголенную шейку. Алва снова не купился так легко, оставаясь равнодушной мраморной статуей. Марселю стало жаль мальчишку. Он все-таки решил перестать делать вид, что увлечён видом из окна и приблизиться. – Я уверен, что мой друг гораздо лучше удовлетворит ваше любопытство. Марсель, вы очень удачно появились... Ещё бы не удачно – Алва спит и видит, как бы избавиться от пристального внимания к своей персоне. – Мне доставит огромное удовольствие ответить на любые вопросы многооуважаемого Бааты, – моментально включился он в диалог. Если только эти вопросы не связаны с предпочтениями Рокэ Алвы. Но мальчишка слишком умён, чтобы кидаться так напролом. Лисёнок тоже быстро переключился на новую жертву, временно оставляя Алву в покое. – Я хотел бы поговорить с вами об олларианской церкви и эсператизме, если вас не утомит этот скучный разговор. "Эсператизм" был произнесен с таким жадным придыханием, что Марсель почти содрогнулся, а где-то явно рухнула парочка мелких храмов, не выдержав такого богохульства. – Не верю, что вы способны меня утомить, – "вы слишком для этого хорошенький" закончил Марсель мысленно. – Острота вашего ума впечатляет. Мы можем прогуляться на свежем воздухе? – О, безусловно, я покажу вам цветущий дикий инжир, – Баата с сожалением бросил многообещающий взгляд на Алву. У того на лице не отразилось ничего. Марсель покрутил в пальцах принесенный с собой цветок. Счёл, что подарить его Алве на глазах у Бааты будет опрометчиво с точки зрения исключительно политической, а дарить Баате – просто опрометчиво, с совершенно любой точки зрения, и оставил на подоконнике. * – Он говорил со мной об эсператистах, можешь себе представить? – возмущение Марселя можно было бы черпать ковшиком. – Вполне представляю, со мной он тоже говорил. И не об эсператистах, а об Олларе. – Какая разница, – возмутился Марсель, – я все равно ощутил себя проштрафившимся подростком на экзамене... – Это будет тебе уроком, не верь приятной внешности, она может быть обманчива. – О, нет, нисколько, – Марсель позволил себе усесться рядом с Рокэ и даже склонить голову ему на плечо. – Внешность никогда не врёт. Всё прекрасное холодно и жестоко. Ты прекрасен и жесток. Лисёнок прекрасен и жесток, как монашек из ордена Славы. – Не преуменьшай, из него вышел бы глава ордена. Алва продолжал сидеть, уронив руки на колени, утешающей ласки Марсель так и не дождался, поэтому позволил себе тяжело вздохнуть. – Ты забрал мой цветок, – неожиданно воодушевился он, глянув на стол. – Разве он был предназначен не мне? – Тебе, – честно признался Марсель, отрывая голову от его плеча. Если честно, плечо было костляво-жестким и неудобным, но слишком родным, чтобы высказывать ему претензии. – Мальчишка ведь дойдёт до мысли скопировать старика Оллара и прибрать к рукам церковную власть. – Уже дошёл, – Алва скептично дёрнул освобождённым плечом. – Он вообще обладает уникальной способностью быстро учиться на чужих ошибках. Да и чужих успехах тоже. – Тогда нам нужно больше успехов и меньше ошибок, – нелогично заключил Марсель, обессиленно укладываясь на бок и устраивая голову теперь на колени Алвы. – На сегодня я исчерпал свою способность поддерживать светские беседы. Для разнообразия Алва даже не стал язвить. Молча пристроил прохладную ладонь ему на лоб. * Зачем он нужен им двоим, Марсель и сам не объяснил бы даже под угрозой смертной казни. У Бааты, задумчиво катающего между ладонями недозревший персик, было неожиданно отстраненное выражение лица. У Рокэ наоборот – насмешливо-вопросительное, словно они поменялись местами. Вино в хрустальных бокалах сладкое и теплое, как и вся удушающая обстановка комнаты. Густой ковёр, широкая постель. Спрашивать у потенциального любовника, хорошо ли он обдумал своё решение отправиться с тобой в постель – бестактность совершенно дикая. Но Марселю хотелось спросить. Вместо этого опередили и спросили его самого. Баата осторожно катнул к нему по столу злополучный персик. Марсель поймал его в ладонь, фрукт оказался ещё тёплым от прикосновения чужих рук. Согласие было получено. * Спектакль был рассчитан на благодарного зрителя. Баата играл невинность, от которой навевало пороком. Алва играл порок, от которого несло усталым равнодушием. Но Марсель вовсе не настроен был придираться. Он готов был поверить и невинности, бросающей испуганно-призывные взгляды из-под роскошных ресниц, и пороку с восхитительно синими грустными глазами. Но всерьёз заниматься следовало Баатой. Марсель приблизился и погладил его по гладкой нежной щеке. Ресницы стыдливо дрогнули. Длинные волосы сливались с волосами стоящего позади Бааты Алвы в одно темное полотно. Может быть, Марсель нужен был здесь только для эстетической полноты картины – темное и светлое. Жаль, что невозможно увидеть со стороны самого себя. Алва едва ли надеялся открыть в нём что-то новое и незнакомое. Баата едва ли часто затаскивал в постель двоих мужчин, несмотря на то, что и в его полную неопытность Марсель тоже не поверил. Поскольку объясняться с ним никто не собирался, Марсель счел за лучшее покориться течению событий. Рокэ, прижавшись грудью к лопаткам мальчишки, обнял его за плечи и, должным образом изобразив властность, уложил ладонь на горло, заставляя запрокинуть голову. Марсель моментально отреагировал на намёк – придвинулся спереди, прижимаясь губами к мягким губам. Баата судорожно вздыхал, ахал, постанывал и трепетал пушистыми ресницами, и в последующие несколько часов окончательно убедил Марселя, что мир мистерий потерял как минимум одного великолепного лицедея. * День был тихим, солнечным и словно пропитанным фруктовым соком, неприятно сбивая драматичный настрой. Элемент трагедии привнёс в жизнь Марселя для разнообразия не Рокэ, а Лисёнок. Наконец разглядев более слабое звено в их тандеме, Баата под утро бросил попытки достучаться до добрых чувств Алвы, и повернулся к Марселю. Повернулся очень буквально, улегшись на грудь и запрокинув наивно-нежное лицо с широко распахнутыми глазами. Чего хочет властитель Кагеты от простого виконта, каким всё ещё предпочитал считать себя Марсель, было и одновременно не было загадкой. Лично от Марселя – пожалуй, что и ничего. Но Марсель – лучший способ надавить на Алву. По крайней мере, Лисёнок так думает. Сам Марсель не стал бы ручаться, что на Алву вообще можно надавить. Тем не менее, благосклонное внимание правителя пришлось принять, погладить по волосам, поцеловать истерзанные губы, едва удержавшись от насмешливого поцелуя в кончик изящно вздернутого носа. Рокэ бы оценил и посмеялся, но политические связи дороже. Мимолётное щемящее чувство снисходительной нежности так никуда и не выветрилось, хотя приняло более спокойную форму на дневном свету. Даже убеждать себя, что нежность эта была взрощена Баатой целенаправленно и расчётливо, оказалось бесполезным. Нежный оленёнок с хрупкими запястьями и чёрными, как бездна, глазищами, жалобно стонущий и вздыхающий, прочно запечатлелся в сознании. – Вы смеётесь, – с негодованием отметил Марсель. – Между тем, то, что я чувствую, совершенно не располагает смеяться. – Простите, я совершенно не смеюсь, – бессовестно солгал Алва. – Вы слишком сентиментальны. И действительно настолько обижены, что мы снова переходим на "вы"? – Не настолько, – согласился Марсель. – И я не сентиментален, во мне просто проснулись... Родительские чувства. Но ты всё-таки смеешься надо мной, это не по-дружески. Я требую отмщения. – Всё, что захочешь, – Рокэ очевидно недовольно сморщил нос, но потом удосужился изобразить покорность. Кровосмесительные метафоры ему явно не нравились, да и рассказать об отеческой любви тоже, вероятно, было что, и Марсель решил уйти от скользкой темы. – Мы будем смотреть, как цветёт инжир, – заключил Марсель. – И я прекрасно знаю, что тебе показали его уже раз десять, но ты сегодня провинился передо мной. * В противоположность его расстроенным чувствам, Баата, кажется, совсем угомонился. Не было больше никаких томительных взглядов. Олененок-лисенок занимался делами, писал указы и письма, вёл переговоры и выглядел самым настоящим правителем, дотошным, умным и скучным. Марсель порадовался и за него, и за себя – эти метаморфозы обещали относительное спокойствие. Метаморфозы лгали. Записку от Бааты принесли в комнату Рокэ. Даже не в собственную спальню Марселя. Это был маленький скандал, но Марсель решил им пренебречь. – Мы идём? – с искренним недоумением спросил он у Алвы. Тот подошёл сзади, уложил подбородок на плечо, читая записку. – Кажется, меня не приглашают. – То есть... – Ещё сильнее озадачился Марсель. – То есть его величество хочет видеть только тебя. Я бы на твоём месте согласился. – И я соглашусь, иначе умру от любопытства. Но ты мог бы для приличия хоть немного ревновать. – Я никогда ничего не делаю для приличия, – возразил Алва. – Впрочем, твоё решение. Не думаю, что Баата откажется от какой-то из наших договорённостей, если ты откажешь ему в ночи страсти. * Марсель решил не отказывать, ему действительно было любопытно. Сегодняшний Баата был гораздо больше похож на передушившую всех кур лисицу, чем на нежного оленёнка. Впрочем, остались нежные жалобные интонации в голосе, от которых словно кипятком обдавало вдоль хребта. Сегодняшний Баата был королём. По королевски он ронял с узких плеч тёмный цветастый халат, по королевски высоко держал голову, позволяя волосам рассыпаться по голой коже. Он был красив. Возможно, даже красивее Рокэ. Ощущением новизны, непривычности, горячности и юной неприкрытой злости. В том, что Алва разозлил Баату своим равнодушием, Марсель даже не сомневался. Это была месть. Мелкая – все они понимали, что всерьёз никто не пострадает. Но приятная для всех сторон. Кроме Алвы. Хотя можно допустить, что и ему приятно провести вечер в одиночестве, не слушая ничью болтовню. – Марсель, – изящная ладошка легко улеглась на грудь Марселя, – это имя для чужих. Как называют вас близкие? – А вас? Вашу сестру, вы знаете, прозвали лисичкой... Зубы у мальчишки были действительно по-лисьи мелкие, белые и острые. * Под утро Марсель ощутил себя окончательно загнанной лошадью. Его не щадили, не жалели и даже не слишком интересовались его мнением. Тем не менее, ему нравилось. Переставший изображать развращаемую невинность, Баата был необычайно хорош, самоуверен и красив. Снисходительная нежность переплавилась в удивлённое восхищение. Насколько изменил своё мнение о нём сам Баата – трудно было понять. Он задумчиво перебирал пряди волос Марселя, смешавшиеся с его волосами. Значит, и правда весь интерес был всего лишь в простых контрастах. Марсель не мешал ему, вслушиваясь в собственное тело, чтобы понять, удастся ли ему не опозориться, если его величество потребует ещё одного любовного свершения. Утренний Лисёнок был старше вечернего. Под глазами залегли тёмные круги, лицо стало спокойно-сосредоточенным. Остались прежними только длиннющие пушистые ресницы. – Какие традиционные цвета использует ваш дом? – задумчиво спросил Баата. Не позволил ответить, тут же коснувшись губ горячими пальцами. – Нет, не говорите, неважно, камни нужно подбирать под цвет глаз. Он покрутил на пальцах одно из так и не снятых колец, пристально вгляделся в лицо Марселя, и выбрал другое. Светлый металл, светло-голубые, как прозрачная морская вода камни. – Это – вместо письма. Тому, кто принесёт кольцо, я безоговорочно поверю и окажу любую помощь, которой он потребует от вашего имени. – Если это не будет противоречить интересам Кагеты? – с любопытством уточнил Марсель, протягивая руку и позволяя надеть на себя кольцо. Оно было узким, наверняка, свободно болталось на пальцах Бааты, но Марселю было уже невпору. – Если это не будет противоречить интересам Кагеты, – мягко повторил Баата. – И лично моим. В остальном можете распорядиться этим посланием, как хотите. – Не хочу показаться неблагодарным, но могу узнать, за что такой подарок? Баата в очередной раз улыбнулся ему, хищно обнажив мелкие клычки, и Марсель понял, что вновь готов защищать репутацию бравых талигойцев до последнего. Внезапно опрокинутый на спину, Лисёнок от неожиданности вполне искренне жалобно охнул и развёл колени. * Марсель мог бы назвать не менее десятка настроений Рокэ, которые приводили его самого в глухое раздражение. Самым отвратительным был Рокэ, который стремится убежать от всех и тихо самоубиться об очередное мировое зло. Ещё был Рокэ, мрачно размышляющий о войне, который обычно вяло ронял поводья лошади и выглядел древним божеством, явившимся карать опостылевших смертных. А ещё пугающий бессознательный Рокэ. Простывший Рокэ с покрасневшим кончиком носа и недовольно щурящийся. Сегодняшний Рокэ Алва был отсутствующим. Он уже мысленно вернулся в Олларию, по меньшей мере, добрался до Варасты, и был занят какими-то более важными проблемами, чем окружающий их великолепный вековой лес. Остальной отряд тащился следом в приятном отдалении, не мешая вдоволь болтать, чем Марсель и собирался заняться. – Так ты не хочешь услышать историю о том, как лисооленёнок благословил меня своим покровительством? – Я осведомлён о самом факте, этого вполне достаточно, – самым светским тоном сообщил Алва. – Ты доволен, – проницательно отметил Марсель. – Только я не понимаю, чем? – Тем, что Баата оказался способен на глупую человеческую сентиментальность. До этого казалось, что он совсем не настроен совершать ошибки. – Это я – ошибка? – слабо возмутился Марсель. – Давать тебе чистый лист и свободу действия – ошибка. Тебе свойственно быть слишком инициативным. В Рокэ явно говорил личный опыт, и Марсель счел, что это замечание – повод немедленно возгордиться, а не обижаться. И проявить ещё больше инициативы. – Рокэ, – он мягко тронул поводья, останавливая лошадь. Потом позволил ей сделать пару шагов вперёд, догоняя остановившегося чуть позже Алву. Поравнявшись голова к голове, кони начали собственную беседу, негромко пофыркивая. Марсель выдержал паузу, собираясь с мыслями. Так и не собравшись, просто протянул раскрытую ладонь. – Дай руку. Алва с болезненным недоумением вздернул брови, но протянул руку. Сухую и холодную. Марсель вспомнил горячее прикосновение Бааты. Оба были невыносимо хороши, но Марсель уже давно выбрал. Кольцо с голубыми камнями легко село на палец Алвы, на более тонкую, чем у Марселя руку. Вряд ли серебро, скорее белое золото, сомнительно, что Баата разменивался на серебряные побрякушки, все равно оно смотрелось вполне уместно. – Он же сказал, что окажет помощь любому, у кого будет кольцо, и не запрещал передарить. – Ещё одна стратегическая ошибка, – осудил Лисёнка Алва. – И Бааты, и твоя. Такими подарками не разбрасываются. Впрочем, стоит признать, он-то добился своего и получил твоё расположение. – Алва, тем не менее, не стал возвращать кольцо, хотя и разглядывал его с недоумением. – О себе я вполне позабочусь, – заверил Марсель, позволив лошади тронуться с места. – Мне пора оскорбиться тем, что я, по твоему мнению, о себе позаботиться не способен? Комментировать это утверждение Марсель благоразумно не стал, вспомнив ещё одну фразу Бааты. – Ещё он сказал, что кольца стоит подбирать в цвет глаз. Считай, что тебе оно просто больше идёт. – Иногда я искренне не понимаю, как ты умудрился дожить до своих лет, не погибнув на дуэли. Из-за какого-нибудь бестактно подаренного кольца. Алва укоризненно покачал головой, но всерьёз злиться не собирался, даже щипнул немного хвои с подвернувшейся по дороге сосновой ветки, и стал похож на живого человека. – Ну уж нет, – моментально открестился Марсель, – смерти из-за кольца батюшка мне не простил бы. Разве что это будет Кольцо Эрнани. Так что тебе придётся терпеть моё присутствие и дальше. Кони неторопливо шли голова к голове, солнце болталось ещё высоко над горизонтом, и Марсель Валме был вполне доволен окружающим миром. Всё в нём на этот раз шло именно так, как он и задумывал.