***
— Держи этот оберег у себя, — шепчет он, поглаживая её волосы. — Пусть Господь не оставит вас, держись подальше от Штефана, Мария, не отдавай ему нашу дочь. — Не отдам, Радуц, — она улыбается, прижимаясь к его груди. В последний раз. — Матушка, отец ведь больше не вернётся? — чеканит в один из дней Мария. Она молчит. Молчит, не в силах ответить хоть что-то, но она прекрасно знала, что нужно, нужно дарить дочери надежду, как велел Раду. Нужно быть сильной ради своего чада, своего мужа, ради самой себя. — Нет, что ты, — начала она, обхватывая ледяные руки дочери. — Раду вернётся, он ведь обещал, помнишь? На её слова дочь лишь горько усмехнулась. — Я уже не маленькая, мама, и прекрасно понимаю, что это конец. Он больше не вернётся. Он нас оставил, сбежал, как последняя крыса! Слова дочери больно врезались в самое сердце. Печаль, боль, а затем и гнев заполнили душу княгини, породив в её глазах угрожающий огонь. Она нахмурила брови, чуть ли не до боли сжав девичью ладонь. — Не смей так отзываться о своём отце, слышишь? Он князь, ты — его дочь. Если уж он обещал, то он непременно выполнит своё обещание. Дочь тут же обомлела. Она никогда не видела мать такой… сердитой. Она видела лишь её улыбку, то, как она пыталась видеть свет во всём. Но сейчас, сейчас она в ярости, которую не видела до сей поры, печали, и губы… они поджаты, глаза же намокли, но слезу она не пустила. Не смогла. — Прости меня, матушка, — дочь стыдливо опустила голову, поджав тонкие губки. — Ты… права, отец ведь обещал… Ты ведь обещал, отец! Где же ты, мой дорогой папочка?.. — Мария, моя девочка, — заботливые руки заключили малышку в свои объятия, с чувством прижимая к себе. Небесно-голубые глаза сверкали от счастья, девочка же искривила уста в тёплой улыбке. Мария радовалась возвращению любимого отца. Совсем как в детстве, когда она с радушием обвивала его шею, а он поднимал её ввысь, кружа на руках. Ощущение свободного полёта было настолько блаженным, что она, закрыв глаза, представляла крылатого жеребца, на котором они могли бы отправиться хоть на край света, на новые земли, покорять моря и океаны! Как же ей хотелось убежать от этой суеты, что тревожило отца по ночам, от… от опасности, что таится в тени. Но теперь она слишком взрослая для этих полётов, и, к большому сожалению, ей приходится довольствоваться простыми объятиями, но и они не были лишены безмерной отцовской любви, этого было вполне достаточно для счастья. Мария Войкица уже давно не девочка, она — красавица, гордость, радость своего отца. Она должна соответствовать своему роду, отцу и статусу княжны из рода Дракулести. — Я рада видеть Вас, отец, — Мария учтиво склонилась пред Господарем, Раду ж, мягко улыбнувшись, перевёл взгляд на жену. Княгиня выглядела уставшей, но счастливой. Руки её скромно расположились на поясе. Волосы её лежали волной, покрывая хрупкие плечи коричневой копной. Она и не заметила, как муж сократил расстояние и тут же расположил руку на подбородке, заставляя жену смотреть на него. Мария улыбнулась, слабо, но от всей души. Этой кривой улыбкой она пыталась показать, насколько она была рада ему, насколько предана своему князю. Раду улыбнулся ей самой радостной улыбкой, которую он мог дать, а затем едва дотронулся до её лба. Такую улыбку она видела редко, а мужа — ещё реже. Он всегда находился подле Османского султана Мехмеда и совсем мало уделял своё драгоценное время семье. — Он пытается, — говорит она себе. — Только я этого не вижу, никто не видит.***
— Прости, — сказал он ей однажды, взяв за руки, однако не поднимая взора. — За что простить, мой дорогой Радул? — сжала пальцы его сильнее и удивлённо глянула на мужа, развернув к себе. Увидев печаль в глазах, она очень испугалась, однако виду не подала. Раду же вдруг губы поджал, будто хотел сказать что-то, однако не смел произнести вслух. Ему было… стыдно, за что? За что может быть стыдно Валашскому господарю? — За то, что я не рядом, за всю боль, что я причинил тебе своим отсутствием, за любовь, которую я не дарил тебе. — Он вновь опустил голову, пряча взгляд от стыда. — Что ты говоришь, княже. Тебе незачем прощения просить у меня! — беспокойство её усилилось. — Мне и этой… мне и этой любви достаточно, я люблю вас и предана буду до скончания веков. — Любишь? — шепнул он удивлённо, на что она с уверенностью кивнула. — Как же можно не любить, Раду? — Мария улыбнулась, прямо как маленькая девочка. — Всей душой и сердцем люблю! На слова жены князь усмехнулся, его уста растянулись в улыбке. — Наверное непросто любить предателя, а, Мария? — А мне всё равно, — гордо заявила жена, насмешливо задрав нос. — Я жена князя Валахии, до остального же мне дела нет, и не будет. Она глянула ему прямо в глаза, нежно погладив по щеке, до губ дотронулась легонько. — Главное, что ты и я — мы оба любим друг друга, не так ли? Мария положила голову на крепкие плечи мужа, медленно закрывая веки. Этот миг она должна была запомнить до самых мелочей⁚ его улыбку, его прекрасные кудри, что так чудесно колыхались на ветру, его нежный взгляд, его горячие руки, что сейчас обвивают русые волосы, его плечи, на которых сейчас лежит её голова. Она должна запомнить его, ведь через несколько лет от любимого мужа останутся лишь яркие воспоминания. — Я люблю тебя, — первое и последнее признание Раду красивого.***
Очнись, Мария! Ну же, очнись! Мария вздрогнула на месте. Ей так не хотелось отрывается от сладкого сна, но ей пришлось. Всё, что сейчас она хотела, — это прильнуть в объятия Раду, но этому не было суждено сбыться. Княгиня прекрасно понимала, но признавать отчаянно не хотела. — Княгиня Мария, — послышался голос извне. Мария снова вздрогнула. Повернув голову, княгиня увидела солдата, что смотрел на неё жалостливым взглядом, но пытался не показывать это отвратное чувство. Мария выдохнула сквозь зубы и нахмурила брови, ведь знала, что это воин Штефана чел Маре — государя Молдавского княжества. — Чего надобно? — Государь желает видеть вас, и я… — Я никуда не пойду, — шипит она, оборвав воина на полуслове. Воин, словно не слыша её слов начал отпирать дверь. Мария вскочила с места и попятилась назад, будто раненый зверь. — Назад! — вскричала княгиня. — Я ведь сказала, что никуда не пойду! — Княгиня, не стоит так кричать, прошу вас, — воин, что приближался к ней, вдруг остановился на полпути. — Дело очень серьёзное… Пленница зло скосила глаза, не веря ни единому слову. — Что за дело?! — Речь пойдёт о… — собеседник запнулся. — О ком пойдет речь, отвечай! — Речь пойдёт о Раду-воеводе и о вашей дочери Марии, — выдал наконец воин. Оглянувшись на то место, где несколько чесов назад лежала дочь, Мария с ужасом обнаружила, что теперь её здесь нет. Сердце женщины ушло в пятки, она и не знала, теперь плакать или смеяться. Хотелось кричать, кричать от радости и горя, что наполняли её сейчас, смеяться так, чтобы стены темницы затряслись от ужаса. Но она молчала. Женщина молча подалась вперёд, навстречу смерти. Каждый её шаг к нему вызывал у Марии боль, и это вовсе не от тех кандалов, что натирали кожу. Это всё от страха, что застрял в горле большим колючим колом. В голове было совершенно пусто, лишь сердце билось в отчаянии и радости. Она хотела узнать, что случилось с её мужем, что случилось с её дочерью и что случится с ней. — Пришло время ответов, Штефан чел Маре!***
— Мне больно видеть тебя такой, Мария. Штефан оглядел пленницу, но в его взгляде не было никакого отвращения, лишь искреннее восхищение стойкостью этой женщины. Мария была чернее тучи перед Молдавским князем, что даже не проронила ни единого слова при встрече и даже не соизволила поклониться должным образом. — Раз ты пришла сюда, Мария, то тебе явно небезразлична судьба твоего мужа-предателя. — Следите за языком, Штефан! — вскипела женщина, на что государь довольно ухмыльнулся. — Прошу простить меня, княгиня, однако, я говорю всё как есть. Вам ли не знать об его «подвигах» и наших разногласиях, душа моя. Княгиня гневно сжала руку в кулак, но перечить не стала — лишь гордо задрала голову. — Где моя дочь, Штефан? — вспомнив о дочери, выдала она. — Твоя дочь в безопасности, — кратко ответил государь. Но такого ответа явно было мало. Он что-то скрывает, не хочет рассказывать. Мария сделала шаг навстречу, оказавшись прямо перед носом мужчины. Её глаза сверкнули недобрым огнём, а Штефан молчал, глядя на неё, словно насмехаясь. — Где моя дочь, Штефан? Штефан с горечью выдохнул, отстранившись. Мария же не отрывала от него свой злобный взгляд, наблюдая за каждым шагом, что он сейчас делал. — Раду мёртв, Мария, — вдруг молвит он, прикрывая веки. — Что?.. Сердце в груди вдруг остановилось, она перестала слышать гулкое биение в груди, ведь оно внезапно облилось кровью. Дыхание сбилось, воздуха же стало не хватать, словно она находилась в тесном гробу, о который она отчаянно бьётся. Услышанные слова ударилась о неё, причиняя ей невыносимую боль в груди. Казалось, что весь мир потерял весь свой смысл, все свои краски, всё своё счастье, которое он ей дарил. А всё из-за двух проклятых слов. Вот и потухла надежда, вот и закончилась жизнь, закончилось её счастье. Его больше нет. Она пыталась верить в чудо, верить в то, что Господь сохранит его, но оказалось, что все молитвы были пустыми. Раду больше нет, она больше не увидит его улыбку, его взгляд, не обнимет его, прижав к себе, больше не увидит его — прекрасного Раду. Земля ушла из-под ног, глаза же помутились от горьких слёз, губы задрожали. Мария судорожно покачала головой, не веря ушам и сказанным словам. — Ты лжёшь, князь. Нагло лжёшь! Он жив, ведь правда? Ты просто… просто вводишь меня в заблуждение… — Нет смысла лгать, Мария. Я говорю тебе чистейшую правду. Поверь, вместе с ликованием я чувствую ужасную боль, так как понимаю твою горечь. — Кто это сделал? Ты?! — злобно шепнула женщина. — Хотелось бы, однако не я. Штефан протянул бумагу, которую Мария тут же переняла к себе. «Хочу сообщить о скоропостижной гибели Раду-бея на территории Великого Османского государства. Причиной смерти является неизвестный недуг, что и сгубило его. Раду сын дракона предстал перед Всевышним, несмотря на старания лекарей. Пусть упокоит Аллах его душу». — Мехмед… он его казнил! — Казнил? — удивлённо переспросил Штефан. — К чему такие выводы. — У него… не могло быть недугов, он был… — она не могла говорить, язык путался, слова вылетали сплошными обрывками. — Думаешь, что его казнили, вот так просто? — Я не знаю, — она смяла в руках письмо, упав на колени. — Я ничего не знаю, Штефан. Слова смешались на языке, в это просто не хотелось верить. Слишком больно, невыносимо больно принимать такую весть о своём муже. Она продолжала отпираться, кричать и плакать. Князь сел рядом, поднял поникшую голову и вгляделся в заплаканные глаза княгини. — Мне очень жаль, Мария… — Убейте меня, государь, прошу вас! — Как ты можешь просить меня об этом, Мария?! Зная, что я не смогу поднять свой меч против тебя. Мария покачала головой. Ей было всё равно теперь, без Раду жизнь и жизнью не назвать. Теперь это ад, в котором она должна мучиться вечность без любви, без её дорогого князя. — А что вы прикажете делать, за вас замуж выйти? — горько усмехнувшись, промолвила она. — Нет, Мария. Даже если бы мне этого хотелось, я прекрасно знаю, что ты не любишь никого кроме Раду, я ведь прав? Князь был прав, ой как прав! Мария сдержала данное ею обещание при жизни Раду. Она осталась верной ему до последнего вздоха, до последнего мгновения его жизни. И только при смерти в её голову пришёл вопрос, на который она уже не получит ответа⁚ А любил ли он её? Так же сильно, как она любит его? Был ли он верен ей, как была верна она? Мария ответа не знала, не узнала и вовсе не хочет знать. Ответа на терзающее её вопросы не знает никто… знает лишь Раду, что унёс его с собой в могилу. Это было совсем неважно для неё, время ушло, словно песок меж пальцев. «Даже если любви и не было у него, моей любви нам хватило сполна», — улыбаясь, отвечала она пред смертью. — Откуда ты это знаешь? — бросила она, глядя на Штефана удивлённым взглядом. Молдавский князь усмехнулся, а затем погладил по волосам. — Любовь зла, полюбишь и козла, Мария, — ответил он, скрываясь за дверями монастыря.