Тэхён наконец-то собирает себя воедино.
Поцелуи вязкие, как патока, стекают по плечам, запястьям, обвиваются вокруг пальцев.
Он как глоток лимонада со льдом в жаркий июльский день, и солнце печёт так сильно, что кружится голова. Тэхён не против. Тэхён лучи этого солнца ловит ладонями и держит близко-близко к сердцу — оно его не убьёт, не испепелит, лишь отогреет. Его личное солнце сопит и ворочается под боком на смятых простынях, бурчит что-то во сне — хочется верить, что сны ему снятся самые сладкие. Тэхён никогда бы не подумал, что счастье может быть таким простым. Всего лишь один кусочек пазла, один человек может склеить старательно все трещины и укутать в мягкую, как облако, оболочку — лишь бы сберечь, лишь бы не сломали. Когда достаточно лишь одного робкого взгляда, одного случайного касания подушечками пальцев, и это почти как свой язык, тот самый, который мы выдумывали в детстве. Чонгук будто с другой планеты — глаза яркие-яркие, улыбка неимоверно тёплая и вечно взъерошенные ветром волосы. Он у Тэхёна со сладкой ватой ассоциируется.Ему хочется больше. Он им дышит.
Чонгук не любит звонки, но для Тэхёна всегда делает исключения. Они могут сидеть на проводе и час, и два, просто слушая дыхание друг друга и о чём-то переговариваясь — закончившаяся вишнёвая кола в магазине, сломанный провод от зарядки, милая соседская собака, так по-дружески облизавшая Чонгукову ладонь сегодня утром. Темы разговора находились как-то сами собой, из воздуха. Быть может, они читают мысли друг друга, рассказывают о своём дне взглядами, касаниями. Тэхён не жалуется. Чонгуку нравится. Сессия выжимает силы. Тэхён долго не может уснуть и клюёт носом над учебниками, а Чонгук то и дело подносит тому кружку чая или какао с зефиром. Они готовятся вместе, смотрят нудные лекции в интернете и ничего не понимают, хотя у младшего сессия уже закрыта. Тэхён благодарен. Чонгук переживает.Они неразлучны. И хочется навсегда.
— Давай заведём собаку? — глаза у Чонгука сверкают словно две лампочки. Улыбка смущённая, неуверенная. Собаку очень хочется. Тэхёну больше кошки нравятся. Да и едва ли в его скромной квартирке, подаренной родителями, найдётся место для неугомонного питомца. — Может, лучше рыбок? — пытается выйти на компромисс, но в ответ получает надутые губы. — Они молчат. Или говорят на своём языке. Я их не понимаю. То ли дело собака! Представь, как с ней будет весело. Не то чтобы Тэхёну было скучно. Ему и с Чонгуком вполне себе весело. Но счастье его личного солнца для него куда важнее и он обещает подумать. Обещание выполняется как-то само собой. Чонгук одним дождливым осенним днём притаскивает с улицы пса. Вид у обоих виноватый. Тэхён не может не сжалиться. Пёс брыкается, продрогший и напуганный, всё пытается вылезти из ванны, а Чонгук лишь смеётся и обещает вкусно накормить. Пёс и впрямь будто понимает, сразу перестаёт скулить и поддаётся — выходит, Чонгук действительно бы не понял рыбок. С собаками ему проще.Один тёплый дом на троих. Холодные зимние дни обойдут их стороной.
У Чонгука щёки в муке и фартук заляпан в варенье — может, приди Тэхён чуть попозже, застал бы сюрприз. Он стоит в проёме, по-героически терпя боль от улыбки в щеках. Беспорядок на кухне, гора немытой посуды и пёс, приветственно поднявший голову и завилявший хвостом. Молчит, по-собачьи улыбается в ответ, будто бы подыгрывает. Чонгук ворчит себе под нос, носится из стороны в сторону, когда вдруг слышит за спиной тихий смех. Его и без того огромные глаза теперь будто занимают половину лица, сверкая не то удивлением, не то разочарованием. — Обычно тебя не дождаться, а теперь ты тут как тут, — он недовольно скидывает с плеча полотенце и дует губы. — Я ничего не видел, — Тэхён закрывает глаза ладонями. Улыбка, будто приклеенная, не сходит с лица. — Лаки говорит, что ты пытаешься меня надурить, — пёс наконец подаёт голос, вскакивая с нагретого места и тыкаясь мокрым носом в колени старшего. — Предатель, — Тэхён треплет того по мохнатым щекам и вздыхает.Здесь его ждёт семья. И он готов отдать всё, чтобы прожить этот миг снова.
В квартире тихо. Прихожая отзывается тихим гулом открытого в гостиной окна — батарейка в часах наконец села, оставляя пространство практически беззвучным. Тэхён устало трёт глаза и снимает обувь. Приятное чувство облегчения и свободы немного поднимает дух. Шаг за шагом он идёт в спальню, будто боясь себя разоблачить. Комната залита полумраком из-под закрытых штор, скомканное чужим тело одеяло осталось нетронутым с самого утра. Даже Лаки, понуро сверля взглядом задремавшего Чонгука, застыл статуей с того самого момента, как Тэхён отправился в университет. — Так и не вставал? — он садится рядом, в беспокойстве сводя брови. Чонгук реагирует не сразу. Он будто бы утонул в этом вязком воздухе, набираясь сил открыть опухшие глаза. Лежит, не моргает, кажется, даже не дышит. Тэхён не торопит, терпеливо ждёт и лишь едва гоняет туда-сюда воздух. Шорох одеяла ещё никогда не был таким обнадёживающим. Потухшие глаза-фонари слегка сужаются от обессиленной улыбки, но улыбаться в ответ не хочется совсем. — Целый день прошёл, а я и не заметил, — голос уставший, осипший, режет без ножа. — Осенью рано темнеет, — Тэхён устало ложится рядом, прижимая младшего к себе. Тот лишь тычется в шею носом, щекоча кожу на ней опаляющим дыханием. Они устали. Один устал от тревожных будней в кипах бумаг и учебников, строгих взглядов преподавателей и понурого быта, свалившегося горой на плечи. Другой — от пустоты и страха. Тэхён не знает как помочь. Чонгук, кажется, больше не ищет помощи. Он зияет дырой в груди, пытаясь скрыть её тёплым пуховым одеялом в их спальне, а Тэхён всё тянет к ней руки, надеясь заполнить её, зашить. Ему хочется как раньше, тепло и с поцелуями на щеках, но его солнце меркнет и затухает, превращаясь в луну. Чонгук больше не светится, но пытается отражать. Пёс преданно лежит на кровати, будто провалившись в бездну вместе с обитателями дома. Даже хвостом не стучит. Он всё понимает и чувствует, потому позволяет себе лишь тоскливый скулёж.Солнце мёрзнет. Тэхён пытается его согреть.
На миг кажется, будто он сумел. Чонгук снова улыбается и даже предлагает куда-нибудь съездить. Кажется, таблетки помогают. Тэхён позволяет себе небольшую передышку — последние несколько недель он не мог вздохнуть полной грудью, то и дело обжигая лёгкие. Кофе по утрам больше не такой горький и даже солнце в спальне, наконец не встречающее никаких преград, теперь светит как-то иначе. Их маленький мир, наполненный слезами и шёпотом в губы, снова сияет. — Как думаешь, что ждёт нас там? Тэхён поднимает глаза, в непонимании сводя брови. — Там? — переспрашивает он осторожно. — После смерти. Ну, знаешь, кто-то считает, что есть рай и ад, а кто-то — что мы перерождаемся. А ты как думаешь? Чонгук выглядит невозмутимым, даже умиротворённым. Мешает давно растворившийся сахар в чае и убирает прядь за ухо, а свет падает на него так мягко и красиво, что кожа у него будто бы стекает блёстками по исхудавшим запястьям. — Когда-то слышал, что есть теория о том, что мы проживаем одну и ту же жизнь, но в разных мирах, пока не освоим урок, который нам хотят дать. Отсюда и чувство дежавю. Ложка, тихонько и ритмично стучавшая до этого, вдруг замолкла. Чонгук замер вместе с ней. Тэхён пропустил вдох. — Наверное, любая теория лучше той, в которой ты просто слоняешься призраком и пугаешь людей, — младший тихо посмеивается и снова принимается размешивать остывший чай.Тэхёну тревожно. Но он не понимает почему.
Чонгука не стало третьего октября. Многочисленные звонки, соболезнующие взгляды и череда одинаковых дней прошли мимо, оставив после себя горечь на языке и стянувшуюся от слёз кожу на щеках. В груди дыра растёт с каждой секундой, поглощает всё пространство вокруг и заливает стены чернотой. Тэхён больше не открывает шторы и не пьёт кофе по утрам. Бумага, на которой дрожащей рукой нацарапано прощальное письмо, истончилась и помялась, буквы размылись и слились в сумбурную мешанину чернил. Так же, как и Тэхён. Быть одному в этой квартире непривычно. Нет ни шума воды из ванной, ни бренчащей посуды на кухне, нет робкого шороха тапочек — те теперь аккуратно стоят на полке и пылятся, будто ждут своего хозяина. Пёс будто бы слился с серыми стенами, показывая нос лишь чтобы перекусить или напомнить о своём существовании Тэхёну. Их маленький мир замёрз во льдах, стоило солнцу потухнуть. Глыбы и ледники угрожающе трещат и разрастаются. Хочется замерзнуть и уснуть.Тэхён снова разбивается вдребезги.