И пусть весна изменит нас

И пусть жизнь заиграет новыми красками «Абонент находится вне зоны действия сети, пожалуйста, перезвоните или оставьте сообщения после звукового сигнала» Вновь недоступен, куда же он мог пропасть. Юра даже лично приехал в Екатеринбург, после просьбы Кати. Да, он мог отказать каждому, но не ей. Ведь она очень сильно хотела видеть Костю на важном мероприятии в школе, а если она хочет, значит так должно быть. Так всегда говорил Екатеринбург, обращаясь к Снежинску, а Юра считал, что тот ее слишком сильно балует, хотя сам не замечал за собой такого. —Пап, дядя Костя не отвечает мне на сообщения, — жаловалась Катя уже не впервые, иногда срываясь на слёзы — я позвонила уже десять раз, а вдруг с ним что-то случилось, мы же не можем его бросить в трудный момент. Папа, давай его навестим, вставай с дивана. Юра поехал один, оставив Катю на Магнитогорске, у неё учебный год в самом разгаре, значит нельзя пропускать. Там ВПРы всякие, Юра точно не знал, что это, вот только Катя говорила это очень важно и без его сдачи не пойдёт дальше. Катю эта новость совсем не обрадовала, но деваться было некуда. Попросив сказать дяде Косте ей перезвонить, а лучше приехать в гости, она простилась с папой. На улице март, свежая и душистая весна совсем близко. Но сейчас слякоть, лужи от подтаявшего снега, а небо заполнили огромные, почти чёрные, темно-серые тучи. Бордюры в грязи, а на зданиях огромные сосульки, под которыми маленьким шрифтом написано «Машины не парковать! Возможен сход снега и льда. Администрация города не несёт за Ваше здоровье ответственность» Идти по улицам Екатеринбурга в такую погоду всегда было страшно. Провокационные заголовки газет можно было встретить на мокром асфальте — то ли вылетели из киоска или жители, прочитав, выкинули ненужную макулатуру. По дороге ходить было тревожно, иногда можно было услышать истории, где в некоторых районах Екатеринбурга люди проваливались в люк, скрытый лужей. Спасение из такой ситуации трудное дело, а упасть в колодец далеко не перспектива дня. Аккуратно, смотря под ноги, перешагивая через каждую подозрительную лужицу, Юра держал направление к офису Кости, готовый высказать все претензии второму, по поводу полного игнорирование его любимой дочки. Офис расположен в центре города. Быстро забежав в здание, Юра вытряхнул снег с чёрной шапки и протопался у входа, чтобы убрать всю грязь с осенних кроссовок. Парень начал рассматривать помещение, он не был здесь больше трёх лет, и поменялось достаточно многое. Только та же горячая секретарша осталась на своём месте. Когда-то Юра пытался уломать ее на одно свидание, а потом прятался за Костей от ее мужа боксера. Горький и неприятный опыт. —Здравствуй, Олесь, Константин Петрович у себя? —Его нет больше недели, — не подняв и глаз, с неприязнью в голосе ответила секретарша Кости. Выглядела Олеся специфично. Ее грудь выпирала из тонкой блузы, а укладка оставалась с тех же девяностых — высокий начёс с яркими рыжими волосами. И как только Костя с ней уживался — непонятно. Ее отвратительный характер был виден сразу, та самая жадность до денег и мнение о Юре, как о бедняке печалило. Сейчас Татищев не понимал, как она тогда могла ему понравиться. —Ну и где он может быть? — стукнув по столу, пытался вычислить малейшую крупицу информации Челябинск. —Это уже не впервые, он просил его не искать в такие моменты, проверьте квартиру, дачу, что у него там ещё есть? — женщина поставила жирную точку в разговоре. Выходя из здания, Челябинск не мог отойти от шока, самый пунктуальный человек, которого он знал упал в его глазах. Нет уже недели и не впервые?! Такого от него он точно не мог ожидать. Приняв решение посетить квартиру Кости и проверить есть ли кто-нибудь, Юра выбежал из офиса, попутно вызывая такси. Мартовская погода часто приносила сюрпризы, и поэтому из-за неожиданно начавшегося дождя цены на такси поднялись. Выбора не было, что-то слишком дорого обходились Татищеву поиски его друга. Ехать нужно было долго, на другой конец города. Пытаясь скоротать время, Татищев рассматривал улицы Екатеринбурга. Он начинал понимать, что Костя стремится к будущему: строит новые учебные заведения, экология улучшается с каждым годом, появляются красивые здания. После таких размышлений он начинает сравнивать его с собой, с уже почти полностью загрязнённым воздухом от огромного количества предприятий, старых хрущевок. Костя всегда говорит ему «мы справимся», но пока справляется только Уралов. Застрять в пробке — цель на день. Супер. Что могло такого случиться? Заплатив деньги таксисту, ибо идти осталось недолго, а любопытство перевешивало, он отправился к месту скопления машин и тут же об этом пожалел. Хлюпая по таящему снегу, сощурив глаза, Юра пытался всмотреться в происшествие. Огромная банда из пятидесяти человек контролировало здание в центре улицы. «Уралмаш» — первое, что приходит на ум, но от них почти ничего не осталось. Так ему говорил Костя. Перестрелка между некой бандой и органами власти. Юра даже растерялся. Улица совсем немного перекрыта, а люди не орут и не просят их спасти. Даже были жертвы: человек с раной на животе и старая женщина, которую пытались как можно быстрее положить в машину скорой помощи. Для него это было страшно, однако для жителей города это обычное дело на улицах Екатеринбурга, чтобы просто началась перестрелка между людьми. А прохожих удивляет только то, что до приезда полиции люди из шайки не разбежались кто куда. Юра решил быстрее покинуть эту местность, ещё пуля в бошку прилетит, только он не умрет, но больно будет так, что потом два дня в коме полежать придётся. Дом Кости находится через дорогу, нужно быстрее перебежать, пока какой-нибудь карманник с ножом не выскочил из переулка. Юра часто упрекал Костю за жизнь в не самом благоприятном районе Екатеринбурга, в старой хрущевке, даже он сам хоть и не в новостройке, но в хорошем советском доме, ради Катьки, конечно, но все же. Ещё там балкон удобный, курить хорошо. Челябинск зашёл в уже древний для дома подъезд, в котором ремонт не проводился с девяностых. Костя жил на 6 этаже, но на таком дряхлом лифте подниматься не хотелось в никакую, а его лёгкие не выдержат несколько длинных лестниц. Выбора не было. Лифт. На стенах были написаны крайне обидные фразы, по типу «Толя гей», «Артемка мудак», тупые школьники много что могут испортить. Делаешь для них все, а вот чем они тебе отплачивают. Пол в лифте не мыли, как минимум месяц, а может и два. Противно было в нем даже находится. Как Костя вообще здесь живет? Он же уважаемый город, столица УФО, после того, как он въебет за игнор Кати, нужно будет уломать на переезд, нельзя ему жить в таких условиях. Когда он в последний раз тут был, казалось, что дом нормальный, жить можно. Но взгляды на жизнь поменялись. Да, около семи лет Юра не был в его квартире. Обычно они у него собирались или же в офисе, в крайний случай в кафешке, недалеко от центра. Но дубликаты ключей Костя дал, на всякий случай, что же в жизни может случится. И как же он был тогда прав. Выскочив из лифта, который еле-еле добрался до шестого этажа, он начал выискивать взглядом квартиру Кости и наконец обнаружив, вставил ключ в замок. Дверь легко поддалась. Открыв тяжелую железную дверь, он почувствовал резкий запах табака, даже доходящий до его уровня в самые неприятные дни. Две единственные куртки лежали на грязном полу, а пары обуви были нетронутыми уже точно больше недели. И это квартира чистоплотного Екатеринбурга. На кухонном столе стояли пара пустых бутылок из-под пива, а на белом ковре разбитая чашка, уже давно исчерпавшая свой остаток жизни. Юра всегда пил из неё кофе, когда бывал у Кости в гостях. Смотря на состояние квартиры, он не знал, что лучше, чтобы Костя находился дома или в другом месте. Может это какие-то бомжи решили занять его квартиру, Юра не знал. Но страх за Костю не давал покоя. Он его лучший друг с самого детства и без него Юра не выдержит, с крыши сбросится, но не умрет. Если Уралов здесь, то остаётся только два варианта, где он может находиться — гостиная и его комната. Гостиная была ближе, так что Татищев сперва проверил ее. Пусто. Только диван, на котором расположена бутылка старого коньяка и пустые пачки сигарет. В комнате шторы закрыты, а на маленьком чёрном столике образовался слой пыли. До сих пор казалось, что квартиры он перепутал, но бархатный красный плед — его Юра подарил лет десять назад Косте — давал о себе знать, не ошибся. Если Екатеринбурга не будет в последней комнате, Юра вызывает полицию. Он пропадает больше недели, за такой промежуток времени многое может случится. Человек может переехать в другую страну, пожениться, развестись и вообще умереть. В груди давило какое-то очень странное чувство. Страх за близкого человека. Юра протер глаза от долгого недосыпа и почти беззвучно открыл дверь в Костин кабинет-спальню, надеясь встретить хотя бы живого Уралова. Из комнаты донёсся бухой храп, ярко выраженный запах пота и перегара. Костя здесь. Слава богу, Юра уже могилку ему поставил и представил, как Пермь и Снежинск проливают слёзы на кладбище, как даже он пускает скупую мужскую слезу, и Александр Петрович пропадает на долгий срок после смерти лучшего друга, а Юра после не знает куда теперь себя деть. Он жив, и это самое главное, только что теперь с ним делать? Он развалился без подушек, без одеяла, дрожал от холода и спал уже в потрёпанных синих подштанниках и белой майке, на которой было огромное красное пятно, это или кетчуп или кровь, одно из двух. Челябинск тихонько подкрался ближе к Екатеринбургу и как-то долго задержался на его лице. Все те же твёрдые скулы, волосы так и остались, как у педика, правда сальные от долгого игнорирования ванных процедур. Похоже он не заметил, как человек, которого пристально рассматривали проснулся и Татищева резко потянули вниз так, что теперь он оказался в крайне неловком положении. Обустроиться на грудной клетке Уралова он сегодня точно не планировал и в принципе никогда не хотел. Глаза Екатеринбурга все такого же прекрасно шоколадного цвета, но слипшиеся от внезапного пробуждения. То, что Уралов вдруг проснулся стало неожиданностью, Юра и вправду забыл какой у его друга чуткий сон. Еще со времён образования СССР, он мог проснуться от тихого шелеста книг и даже от мирно пробегающей мышки, что было довольно странно, как Костя не проснулся при первом шагу Челябинска на порог квартиры? Наверное так влияет на него алкоголь, ведь даже когда Юрка напивается, то спит, как убитый. Однажды два дня не просыпался, Костя тогда чуть коньки не отбросил от беспокойства за Челябинска, он воду на лицо брызгал, музыку включал на полную громкость, после пробуждения такой перегар его настиг, что месяц к алкоголю не притрагивался. В тот день Татищев понял, кого именно любит Пермь, а после, тот любимый человек его спасал от запоя. Это были одни из самых ужасных дней в его жизни — Привет, Кость? — попытался выйти из неловкой ситуации Челябинск, смотря прямо в лицо Екатеринбургу и пытаясь избегать тяжелого взгляда, смотреть на что угодно, нос, красные губы, только не глаза, вплотную прижатый к груди Уралова. — Как поживаешь? Нет, можешь не отвечать, ответ я знаю. — Ты что тут забыл? — выискав зрачки Татищева, со всем негодованием, что есть произнёс Уралов, не до конца проснувшийся от долгого сна — я просил меня не искать и не беспокоить, ты точно должен был знать. Ты бы ни за что не пошёл ко мне в квартиру. — Катя потребовала тебя найти, ты же знаешь как ей дорог. Почему не зовёшь на помощь, когда она тебе требуется, но бежишь помогать другим? Я тебя не понимаю, Кать, — посмотрев прямо в глаза Уралову, после недолгой паузы он произнёс — Скажи уже, что сука с тобой случилось? — Ты не должен был видеть меня в таком состоянии, — тихо проговорил Костя так, что Юра еле разобрал произнесённые им слова — Последствия с девяностых настигают меня и разрывают на куски, вся моя спина в ранах, которые могут остаться на всю оставшуюся жизнь. Даже маленькая перестрелка между моими людьми приносит мне куда больше боли, чем раньше. Я не могу так больше, ты единственный можешь помочь мне, пожалуйста, помоги мне, Юр. Челябинск не представлял, что какие-то бандиты могут довести город до такого состояния. Он также не понимал, чем именно может помочь, ему самому осталось не больше нескольких столетий, город держится на заводах, так что материально он никак не сможет поддержать друга. Екатеринбург сильнейший человек, которого он знает, и в моральном плане тоже. Его помощь никогда не напрасна, и он всегда придёт в трудный момент к человеку, к нему же приходил всегда. Но приходил ли кто-то к нему, когда у того наступала чёрная полоса? Пермь? Вряд ли. Александр? Тоже нет. Он всегда справлялся со всем в одиночку, пытаясь выглядеть идеально на публике, а дома напиваться в стельку и уходил на неделю, закрываясь от всего мира, выключая телефон и бросал город на попечение судьбы, на одну мать его неделю, казалось совсем маленький промежуток времени, но не для миллиона человек. Вот только, самое обидное, что он даже не попробовал попросить у Юры помощи, зная, что лучший друг его обязательно поддержит, поймёт, предложит идею, как выбраться из ситуации, выпьет за компанию и сделает все что угодно для своего близкого товарища. — Отпусти меня, ты прижал мое тело к себе, как какую-то девчонку, — выбраться из крепких объятий Уралова трудно, но после просьбы Челябинска он ослабил хватку, позволив глотнуть немного свежего воздуха. — Кость, мы же не геи. Сиди здесь и не вставай, я принесу таблетки. Даже без просьбы Кости было понятно что, он не в лучшем состоянии, а от похмелья поможет только стакан воды, таблетка от головы и ледяной душ под струями воды. По себе знает, что все это делал для него Костя в его частые попойки и всегда спасал от жуткого похмелья. Пробравшись в кухню, Юра отправился на поиски за лекарствами, скорее всего они находятся в холодильнике, прямо как в старые добрые времена, Татищев до сих пор так делает. Прокипятив чайник, он поспешил отправится обратно к Уралову, но что-то вбилось ему прямо в стопу. —Блять, сука ебанная, — та самая разбитая кружка на ковре, почти под столом, но он все-таки умудрился наступить. Благо крови было немного, маленькая ранка. Достаточно всего лишь убрать стекло и обработать, но сейчас нет времени, хватит только на вытаскивание стёклышка. Похрамывая, Юра добрался до комнаты Екатеринбурга, на вопросы «что случилось» или «почему ты так кричал», он отнекивался, вручил таблетку и отправил в душ, освежить свой разум и привести мысли в порядок. Позже они со всем вместе разберутся. Оставлять Снежинск одну нельзя, а особенно с Серёжей, но Костю тоже. И здесь приходится разорваться на две части, вот только это чисто физически невозможно, а жаль. Если оставить Уралова одного, в этой самой квартире, которая больше смахивает на заброшенное здание, у них будут большие неприятности. А если он подсядет на какие-то запретные вещества, опять купит ящик водки и напьётся в хлам? Бог знает, что он может сделать. Иронично, конечно, упоминать Бога с Ураловым вместе, но Юре сейчас не до этого, надо решать, что теперь делать. Можно ли брать его с собой? Поживет у него недельку, успокоится, стабилизируется. Они давно не устраивали их «девчачьи» посиделки. Он так и поступит, да и Снежка рада будет. Костю нужно уломать на погостить. *** У Кости была своя машина, но в его состоянии не то что за руль, но и на передние сиденья садиться не стоит. У Юры права есть, но последний раз он садился в водительское сиденье давно. Машина у него была, да, не самая новая, но своя, и это было самое важное для Татищева. Вот только после переезда надобность автомобиля снизилась на восемьдесят процентов, потому что Снежку в школу возить не надо, офис рядом, хотя он и без этого его редко посещал. Садиться в чужую машину было неохота, но выбора не было, в поезд с Костей не пустят, а автостопом тем более. Машина Кости большая, не такая, как у Юры, чёрная с блестящая на свету, с колёсами размером почти в Катьку, и он честно не понимает, как справится с управлением на такой громадине. Но пора садиться за руль машины. Наказав Косте сидеть на заднем сиденье и ничего ни делать, они сдвинулись с двора Кости. Наконец-то можно покинуть это место, и старые бабки у подъезда не будут пялится на него, хотя последний раз они пересекались не меньше семи лет назад, если они в тот момент здесь жили. Обсуждают с кем это главный холостяк их двора гуляет, и что за пидр садится с ним в одну машину, так ещё и собирается быть водителем данного транспорта. —Юр, а у тебя права-то хоть есть? Выдадут штраф ещё на 30 тысяч, занимать я точно не буду. А если мы в аварию попадём? — после десятиминутного молчания решил поинтересоваться Костя, направляя свой взгляд прямо в зеркало заднего вида, где виднелся челябинский лоб. —Обижаешь, мы же после долгой тусы у Ильи ехали домой, пьяные в стельку. За рулём я был, как видишь, живы, здоровы остались. —Так это когда было, лет пятнадцать назад, а у тебя водительское удостоверение просрочено давно, — не унимался Уралов, почему он так завёлся нет ответа, но выглядел сногсшибательно и так всегда, когда у Кости крайне недовольное лицо. Правда других оно отталкивает, у тех сразу волосы дыбом встают и хочется покинуть это место. Но Челябинска только притягивает, ему приятно смотреть на такого Екатеринбурга. —Я сделал новые пять лет назад, не ссы в трусы, все норм будет, Кать, — сжимая кожаный руль объяснял Юрий, он не мог на него злиться, но недоверие со стороны Екатеринбурга немного разочаровало. —Прости. *** Въехав на территорию Челябинска, Костя посмотрел в окно — все те же заводы и серое небо, так же как и месяц назад, автобусы помогающие очистить воздух, как капля в мировом океане, толка ноль. Нужно уже спасать его экологию, а первым делом заставить его бросить курить и перестать выпивать, хотя бы с ним за компанию. Уралов быстро отвёл взгляд от окна и уставил тяжёлый взгляд на чёрные штаны, которые заставил одеть Челябинск вместо его синих подштанников. Когда-то он заставлял его так переодеваться из грязной одежды, от которой хотелось поскорее избавиться. И это как раз очень непривычно. Ему хотелось остаться у себя, одному, ведь Костя привык справляться со своими проблемами в одиночку, не доставляя другим проблем. Так он делает последние тридцать лет, и пока никто не жаловался, до этих пор. Юра остановил машину у круглосуточного магазина, время уже доходит до восьми, а дома, как он говорит, мышь повесилась, нужно закупиться хотя бы базовыми продуктами. Костя думал его позорно оставят в машине, но нет, взяли собой, конечно, в качестве личной носилки, но это уже было хорошо. Положив в корзину молоко и хлеб, Юрка побежал за шоколадкой для Катьки, в качестве извинений за долгое отсутствие и отказ от моральной поддержки в ее лице в путешествие к Екатеринбургу. Знает ли Катя о скором визите второго, неизвестно, хотелось бы устроить сюрприз для своей маленькой принцессы. Екатеринбурга очень умиляло, когда другие города говорили, что Снежинск его дочь, с ее двухцветными волосами. Он и вправду считал Катю своей дочерью, общей с Челябинском, а тот всегда закатывал истерику — как вы можете порочить имя моего ребёнка, она моя и точка — слова Юры и всегда одно и тоже. Обидно? Наверное, однако он давно не принимает слова Татищева близко к сердцу, несмотря на то, насколько они глубоко в душе его ранят. — Пачку сигарет, пожалуйста, — уже вместо Юры сказал Екатеринбург, он выучил того как пять своих пальцев — пакет нужен. Челябинск направил взгляд на Костю, полный понимания, похоже он ещё не догнал, что пачка для него. Потом его спрашивают, почему Челябинск не отвечает или отвергает его чувства, они же так очевидны, а он просто не понимает намёков, абсолютно никаких. Дорогу заполнили лужи, брызги от машин попадают в мирно проходящих жителей. Яркие светильники освещают путь к дому Челябинска, снег падает с крыш домов, уже грязно-серый, новый не выпадает на улицы города, а старый еле тает. Красота русского марта, вот что творится в слякотном Петербурге. Костя не знает и знать не хочет, ведь для него только Челябинск красив всегда, какой бы он не был. Юра живет в хорошей многоэтажке, советского времени. Что удивительно так это то, что она хорошо сохранилась, и ремонт сделан совсем недавно, подъезд чистый и даже привычных старых бабушек на скамейках почти никогда не бывает. Это семейный район, здесь есть отличные условия для детей, Катька приходит довольная, Серёже парк недалеко, один из лучших вариантов в Челябинске, Юра именно так нахваливает своё место проживания Косте и Ане. Сложно не забыть, ибо такая история слышится почти в каждые веселые ночки. На пороге их встречает Снежинск, прыгает на шею отцу, а затем, отпустив родителя она прибывает в шоке, что здесь забыл дядя Костя, но, недолго думая, обнимает его со всей силы, не обращая внимания на едкий запах алкоголя. К сожалению, она к такому привыкла, даже от правильного Екатеринбурга, все-таки не раз встречала его за бутылкой пива. — Ты что тут забыл? — выбравшись из своей комнаты, чтобы проверить отца, удивлённо спросил Магнитогорск. Уралов развёл плечами показывая, что тоже абсолютно не понимает. А Юра закатил глаза, конечно, он блять не знает, что мог сдохнуть у себя там в квартире. — Я понял. Катька, плюнув на старшего брата, повела Костю на кухню, она хотела сообщить эту новость по телефону, но так намного лучше, ведь она увидит его настоящие эмоции, а не через гудки телефона. — Дядь Кость, я выпускаюсь из начальной школы, и вы обязаны быть на моем концерте. Там я буду петь песню и танцевать вальс с мальчиком из «Б» класса, тем самым Максимом, — быстро тараторя, сообщила радостную новость Снежинск, последние слова слегка проглотив, до сих пор держа за руки Екатеринбург. — Что за Максим и почему он в курсе, а я нет. Я твой отец! — Наигранно произнёс Юра, выражая родительскую обиду — почему к моей снежинке клеятся какие-то мальчишки? Сначала должны попросить разрешения у своего города, малолетки сранные. —Ну, пап. Не начинай, — после этих слов Снежинск убежала к себе в комнату, забыв спросить надолго ли Костя в Челябинске, но пригласив его погулять завтра вечером. В этом вся Катька. На кухне наступила угнетающая, гробовая тишина. Каждый думал о своём, но одновременно об одном и том же: о мире и спокойствие или о любви, которая кажется такой далёкой и невозможной. —Она тебя любит, очень сильно, мне порой кажется, что она твоя дочь, а не моя, — нарушив долгое молчания проговорил Юра — Катя находится на самой моей границе, не так далеко от тебя. Магнитогорск относится к тебе, как к настоящему другу и брату, а мне он рассказал, что гей, только через твои уговоры. Ты первый узнал, я же не убью его за это, поддержу и помогу всем чем смогу. Они все, что у меня есть и ты… —Юр, у нас есть ты, и без тебя мы никто. Катю я считаю нашей дочерью, даже если ты против. Я их люблю, как собственных детей и тебя тоже, — Уралов сказал последнее слово настолько тихо, насколько это было возможно, но Челябинск слышал все и был ужасно растерян. —Это уже по-гейски как-то. Уралов не ожидал другого ответа, он очень хорошо знал Юру, не первый год знакомы. Уже не раз проговариваясь и переводя в шутку, все было нормально, но когти скребли по стенкам сердца, и это входило в норму. Своего рода еженедельный ритуал. Костя понимает и не может настаивать. *** Костя был очень красивым, не таким, как другие парни, у него была собственная, мужская красота. Ухоженный, скромный, украшающий его не как девушку. Уралов от природы был сильным, накаченным мужиком, не таким, как качки из спортзала, нет, Уралов был обычным. Он крайне добрый, на самом деле и муху не обидит. Вот только все считали по другому. Злой и серьёзный, Уральский мужик отпугивал всех, кто пытался подойти и познакомится или просто решить проблему с поставками, хотя выглядел он и вправду пугающе. Никто бы не подумал, как он откачивает Питер от наркоты, спасает Юру, гуляет по двору с маленькой Катей и катается с ней с ледяных горок. Он часто прикалывался над ним, за любовь к детям и игру в супергероя, но готов был убить, если кто-то кинет грязное слово в сторону бывшего Свердловска. Но с Костей он чувствовал себя спокойно и не нужно было переживать за дальнейшее будущее. Обычно Челябинску были свойственны лёгкие приливы панического беспокойства за детей, за Курган, когда он не спал, думая о том как спасти, как справится со всем что навалилось, но за Костю он никогда не переживал, потому что тот был неколебимый. Ничто в мире не могло сломать его. Он мог убить любого и стоять непреклонной горой, но всегда бережно оберегать Юру. Эта легкая одержимость порой пугала Татищева, но он всегда отрицал какие либо чувства со стороны друга. «Я же не гей, значит и в меня парни влюбиться не могут, особенно Костя». Его наивность поражала и смешила, вот только Уралову совсем не до шуток. Смелости не хватит признаться или пойти на первый шаг. Ведь страшно от того, что Юра ограничит с ним общение на минимум, начнёт ненавидеть и запретит общаться с детьми, это как самый страшный кошмар для Екатеринбурга. Юра положил Костю в зале, в общем, как всегда. Диван был старый, уже потертый, хотя все того же ярко красного цвета, никакой отрывок времени не может искоренить этот цвет. Напротив дивана довольно новый телевизор, а к нему подключена приставка последней версии, которую подарил Москва на день рождения Серёжи. Челябинск, конечно, отнекивался, не нужны ему подачки от Михаила, но посмотрев в глаза ребёнка, со скрипящими зубами принял. Красивые белые шторы — они вешали вместе с Юрой и Снежкой, намучились, еле разобравшись как это делается, но работу сделали. Ковёр белый, необычно, что остаётся чистым, за уборкой явно стоит не Татищев. Спать здесь всегда было уютно, только чего-то всегда не хватало, и он всегда понимал чего или кого именно. —Я принес тебе покрывала, фильм с пивом не предложу, с тебя хватит, — высунулось из двери тело Челябинска, быстро тараторя произнес Юрий. — Спасибо, я отплачу тебе за помощь. —Заткни свой ебальник, вспомни сколько раз ты мне помогал, а потом говори, что отплатишь, — злобно посмотрев накричал Татищев, ему явно неприятно от таких слов друга, его искреннюю помощь переводят на другие стрелки. Костя на секунду замешкал, Юра уже не первый раз за день на него кричит, уже по самым обычным причинам. Они сейчас выглядят, как женатая парочка, находящаяся в браке не меньше пятнадцати лет. Это немного прибавляет ситуации красок, только для Уралова, но сейчас это не столь важно. Извиняться сейчас не лучший вариант, потом не избежать больших нотаций от Юры. Нужно его успокоить, как бы хотелось прижать Татищева к своей груди и обнимать до самого утра, такие мечты кажутся далекими и несбыточными. Ещё раз посмотрев на Юру, он присел, укрывшись пледом и сказал: —Давай поспим вместе, — что он, твою мать, сейчас произнёс? Это тот самый первый шаг, который невозможный? Челябинск находится в ступоре, на бледном лице отчетливо виднелся розовый румянец, а радужка глаз дергалась от удивления. —Чего? Кость, все нормально? Может жар или что-то ещё? — Татищев прислонил ладонь к лбу, не горячий, значит температуры нет, это хорошо, но к чему такая просьба? —Прошу. Сам ведь говоришь, что я вечно тебе помогаю, окажешь услугу? —Звучит так, как будто потрахаться предлагаешь, — промычал в ответ Юра, а сам прилёг вместе с Ураловым. Диван небольшой, но места предостаточно, в обнимку спать не придётся — первый и последний раз, Кость, спи. Челябинск перевернулся на другой бок и попытался заснуть. Спать вместе с кем-то неудобно, а если этот кто-то Екатеринбург, то вообще ад. Он слукавил, когда сказал, что это первый раз они спят вместе. Совсем недавно на вечеринке его дальней сестры — Казани их положили вместе. Не то, чтобы они сопротивлялись и спать было спокойно, но проснувшись в объятиях Екатеринбурга, Юра почувствовал себя по-другому, не как всегда. Татищев избегал какого-либо общения с Костей, после тусовки, ведь если не будет с ним общаться, перестанет что-то чувствовать, но все получилось по-другому, его симпатия к своему полу укрепилась, за что он начал себя ненавидеть ещё больше. Вот и сейчас, страх проснуться под ним увеличивался, но и без него стало бы ещё хуже… Огромная мужская рука потянула на себя Юру, обняв так крепко, что выбраться из сильной хватки было невозможно. Это то, чего он боялся. Его сердце стучит как бешеное, пока Уралов спокойно спит. Наверное он ничего и не чувствует к Юре. Его продинамила Аня, а теперь и Костя? Они что, уйдут вместе в закат, а Юра останется один, вместе с детьми, как мать-одиночка? Такой расклад бы никого не устраивал, но у Челябинска и выбора-то нет. Пока Татищев задумался, сам того не заметил, как его взгляд был направлен прямо в лицо Уралову. Казалось, что была обведена в памяти каждая его черта, а разноцветные волосы спали на лоб. Вот только столица УФО и вовсе не спала. Слегка прикрытие веки и тёплый взгляд, направленный на чёрную макушку, покрасневшее лицо, от близкого контакта с предметом воздыхания. Хотелось забрать его к себе, начать жить вместе и избавится от всех проблем, расписаться, как это сделали Ростов и Одесса. Или встречаться у всех на глазах, как это делают Иркутск и Красноярск, да ему бы хватило таких же отношений, как у Михаила с Сашей. Он часто мечтал о таких простых отношениях с Юрой, если бы тот не был тем ещё гомофобом, наверное, у них бы все получилось… В ту ночь они долго наблюдали друг за другом, все больше погружаясь в свои мысли. Той ночью никто из них не спал. *** Утром звенел будильник, абсолютно бесполезная для них вещь, оба не спали, но были погружены в молчание. Прошло минут пять тяжелой тишины в тесной темной комнате, тоскливо нарушаемого хромым ходом будильника, давно знакомым и надоевшим: раз, два, три-три: два чистых удара. —Костя, выруби эту хуету, — промычал Челябинск и кинул подушку в звенящее чудо, спать хотелось ужасно, но он не смог и глаза сомкнуть. Уже настигло предчувствие плохого дня. Встав с скрипучего дивана, он практически полз до несчастного будильника, уже в край надоевшая мелодия звенела по ушам. Тик-так, тик-так. Похмелье отступило, голова болела, но по другим причинам, бессонная ночь даёт о себе знать. Выключив устройство, Уралов вновь отправился к дивану, стремясь навалиться на друга, вот только у Татищева было другое мнение. Раз день с самого утра испорчен, значит нужно провести его так, чтобы потом не вспоминать, то есть провести его повседневно. —С тебя завтрак, мой дорогой, я исполнил твоё желание, а теперь будь добр, верни свой должок, — от обращения «мой дорогой» румянец приступил к щекам, покрывая все лицо розоватыми пятнами. Неловко кивнув, Уралов поплёлся на кухню, долго вертя на языке нежное обращение, которое пролетело мимо ушей Татищева. Пребывая в мечтах, не замечая обстановку вокруг, он забыл забежать в ванную комнату, так сильно повлияли на него слова Юры. Приготовить что-нибудь вкусное было в приоритете, нужно было кормить не только Юру, но и детей. Хотелось сделать гренки — одно из любимых быстрых блюд Юры от Кости, только дети не оценят. А если яичницу, тогда Челябинск не обрадуется. Невозможно сделать что-то общее. Время пол восьмого, уроки начинаются ровно в восемь, если Магнитка опоздает, то ругать сильно не будут, однако младшей нужно приходить вовремя, а он не горит желанием вновь сидеть в душном кабинете директора и выслушивать про дисциплину. Иронично было то, что их упрекали за столь молодой возраст. В паспорте Юры было записано будто ему 26 лет, вот только представлялся всегда он одним возрастом, и это уже прибавляло вопросы. Злые тетки учили их как им жить, не зная сколько на самом деле родителю лет. Сделать завтрак надо быстро. Вариант блинчиков сразу отлетает, остаётся каша, которую он сам не столь любит, хотя Татищевам нравится, значит на этом и остановимся. На кухню забежала Снежинск, сразу завлекая Костю в беседу, о чем-то увлечено рассказывая, он не вникал в суть, но пытался делать вид, что внимательно слушает. Серёжа поздоровался и сел за стол, сразу погружаясь в телефон, с недавних событий он мониторит все новости в интернете, за что Юра его крайне поощряет. Разложив овсянку по тарелкам, Костя пошёл звать Челябинск, не ожидая, что тот спит сладким сном. Он проводил детей в школу, а сам пошел обратно в гостиную. Бледная, как смоль кожа, чёрные, как уголь волосы — это описание Челябинска. Уралов приблизился поближе, вновь рассматривая внешность Юры, он не был необычайной красоты, внешность была абсолютно обычной, но не для него. Костя присел, всматриваясь, и потянул руки к волосам Челябинска. В то же мгновенье его руку перехватили. Старый черт, он только притворялся, что спит. Уралова резко потянули, и он навалился всем своим телом на Юру. Лицо Татищева было серьёзнее чего-либо, Костя не представлял, что творится в его голове. —Что-то случилось? Зачем ты меня тянешь на себя? — Екатеринбург находился в недоумение, последнее время Юра себя очень странно ведёт. Челябинск не ответил, задерживая взгляд на ключицах Кости, внимательно рассматривая каждую косточку. Порывисто дыша, он продолжал смотреть, как будто пытаясь выискать что-то важное. Дыхание тяжелое, неровное. В комнате пахло табаком, запах с балкона просочился внутрь, через форточку. Несмотря на холодную погоду за окном в помещении было жарко. Не важно от чего, то от батарей, включённых у Юры всегда на максимум, то ли от близкого контакта с человеком, которому не может признать больше сотни лет. Может это тот самый момент, когда у него есть маленький шанс. — Почему ты так себя ведёшь? Почему ты делаешь вид, будто не видишь моих чувств, намёков? Я знаю, как ты ненавидишь людей вроде меня. Я правда отношусь к тебе, как к чему-то большему, чем к лучшему другу. Я пойму, если ты отвергнешь меня и перестанешь со мной общаться, — он не смог сказать то, что так долго планировал, вновь оплошал. Вот только лицо Юры, которое раньше выглядело, будто у него разум затуманенный, покрылось яркой краской, кончики ушей зарумянились, губы, которые потрескались от сурового климата, вновь подверглись пыткам, теперь уже искушены своим хозяином. — Еба, блять, Костя! Почему ты считаешь, что я отвергну тебя, Серёжа вон с Химками тусит, до сих пор со мной живет, я не выгнал его. Позволь спросить, насколько долго ты скрываешь от меня свои чувства, Кость? — он сказал это громко, взяв лицо Екатеринбурга в свои руки, смотря в глаза прямо собеседнику. Вчера ночью он думал про свою ориентацию, в душе не признавая, что ему могут нравятся парни. Думал, что Костя влюблён в Пермь, и через несколько лет они сойдутся. Но реальность оказалась другой. Действительно ли он любит Аню? Она воспринимает его только как лучшего друга, не более, а Костя… Ладно, если бы тот просто любил мужиков, но Татищева. Это пиздец. Юра не до конца понял свои чувства, но сейчас решил отдаться моменту. Он прикусил мочку уха Кости тихо шепча на ухо слова: —Знаешь, я не до конца осознал свои чувства. Ты прекрасно помнишь, как я отношусь к педикам и сам им не стану, как там таких людей называют? Которые только определенного человека любят? Да не важно. Я думаю, что нам нужно попробовать, — уже и так краснеющая кожа Кости от постоянных смущений и неловких ситуаций становилась ещё ярче. В голове Уралова сейчас творилось не пойми что. Он ничего не ожидал, от своего недо признания, однако вот что получилось. Руки Челябинска потянулись к подтянутому телу Кости, нежно пробираясь через футболку. Он попытался стянуть с него верхнюю часть одежды, но посмотрев в глаза Екатеринбурга остановился. — Если ты продолжишь так, то я точно сорвусь, я не могу. — Костя, я это начал, не переживай, со временем я привыкну ко всему, однако сейчас я хочу попробовать, что это такое — быть геем. У тебя же уже был опыт, правильно? — вновь глаза направлены друг на друга, какой раз за это утро. Им так нравится зрительный контакт? Серьёзное лицо Екатеринбурга и выражающее спокойствие Челябинска. Он положил голову на ему на грудь, слыша, как бешено бьется сердце друга, понимая, что его стучится также. Костя касается его легонько, будто тот умрет от любого прикосновения. Каждое действие рук Екатеринбурга источает любовь, продолжавшуюся уже больше одного столетия. Приподнимая футболку Юры, в глаз бросается шрам, старый, но полученный в страшное время, на поле боя тот никогда не был, но производство тоже не оставалась без маленьких ран или ужасных потерь. Он аккуратно спускается к стройному животу, не замученным сложными тренировками, не обвисшим после проседания за фастфудом, облизывая узловатый шрам, ощущавшийся шершаво под языком. Челябинск смотрит на все это с неподдельным интересом, новый опыт полезен. Наконец, стягивая ту самую футболку с Кости, трогая затвердевшие соски Уралова и высчитывая количество кубиков, заработанных в спортзале. Кем их сейчас можно назвать? Друзьями? Теперь точно нет. Любовники? Ему самому такое не понравится. Но как? Сам не понимает, что чувствует к лучшему другу. Начать встречаться? В России? Парочке двух парней? Михаил Юрьевич не оценит, ему Красноярска с Иркутском хватает. Хотя не раз Юра слышал, как их с Костей называли супругами, Снежку общей дочерью. Может у них что-то да и получится? С ухмылкой на лице Юра впивается в шею Уралову, желая оставить как можно больше засосов. У него не было желания показать этим самым, что Костя чей-либо и кому-то принадлежит, но неизвестное чувство внутри подталкивало его к действиям. Он вылизывал сердце на шее партнёра, оставляя красное пятно на широких плечах, срывая нежные стоны с уст горе-любовника. Образуя за собой невесомую цепочку поцелуев, от основания шеи к самой ключице, Костя поднялся выше, зарываясь ладонями в густые чёрные волосы, приближаясь к так и манящим вишневым губам Юры, пробуя их на вкус. Сухие. Он чуть покусывал нижнюю губу, жалобно прося разрешения на вход. Юра отвечал, со всей страстью которой умел, его движения были наглыми, уверенными в себе. Хватаясь за одежду Кости, прижимаясь к нему всем телу. Губы Кости сладкие и нежные, совсем не подходящие под его внешность огромного мужчины. Екатеринбург чуть замедляется, отрываясь от поцелуя и вновь приникает к губам, жарко сплетаясь языками в жарком танце-танго. Поцелуи для них были выражением любви и сильной привязанности к человеку, чем-то очень интимным. Они наслаждались контактом друг с другом, взгляды источали ласку, удовольствие от происходящего вокруг. Взгляды, жаждущие большего. Оторвавшись от поцелуя, Юра потянулся к пряжке ремня Кости, явно не понимая, что нужно делать, но желание удовлетворить Костю проявлялось. Освобождая его от старых джинс, тот остался в одних боксерах, в которых уже было довольно тесно. — Юр, ты точно уверен? Потом не говори мне, что я из тебя гея сделал, — хоть и Костя говорил в шутку, доля волнения все равно просачивалась в его голове. Вытащив член из боксёров Татищев хотел приступить к минету. Он взял головку в рот. Чуть посасывая, неумело, стараясь как можно лучше удовлетворить партнёра, сперва ему было неудобно из-за страха задеть зубами, и к тому же ему никак не удавалось продвинуть на всю длину, только на малую часть члена, поэтому Юра решил сменить подход и начал вылизывать во всю длину с экспериментальным намерением. Костя гортанно стонет имя парня, умоляя парня не останавливаться, оргазм уже близко. Юра сосет прекрасно и здесь речь уже не о первом разе, тот вводит рукой по всему основанию. С макушки Челябинска руки переходят на горло, слегка сжимая его, заставляя Юру сосать ещё усерднее. Воздуха становится все меньше, а Уралов видит, как человек задыхается под ним, убирает руки с горла, возвращая обратно на чёрные волосы. Костя заканчивает, получая максимальное удовольствие, член обмякает от недавнего оргазма. Юра встаёт с коленей, вытирая сперму с губ, явно довольный своей работой. Екатеринбург аккуратно приобнимает Татищева за талию и прижимает к себе, ласково поглаживая по животу и шепча слова благодарности. Кто знает, что будет завтра, но сейчас они не будут думать о последствиях, о их дальнейших отношениях, что подумают о них люди. Они должны насладится этим моментом чуть больше. Весеннее обострение настигло даже их. *** Вновь забегая в подъезд Серёжа забывал, что опаздывает, но тетрадь с домашкой, которую он делал вчера целый вечер, должна быть сдана. Открыв дверь, он услышал ясно доносящиеся стоны отца и яростно кричащее его им — дядю Костю. Он сразу понял ситуацию, и теперь отец не имеет право упрекать его за отношения с Химками. Есть о чем поговорить с ним после школы. — Да ну нахуй эту тетрадь, я лучше завтра сдам.