Вино из города свободы

Чудное празднование выдалось на берегу. Отмечая окончание весны-начало летней поры, когда жара в разгаре, иностранные послы разбрелись по кораблям, которые снова возвращали их на родину. Среди них был и Аято, который где-то достал бутылку вина из одуванчиков, распил её сам перед отъездом и побрел в каюту их небольшого по размеру корабля. На корабль также поднимаются два его спутника в этом путешествии: Тарталья — одиннадцатый предвестник Фатуи — и его друг Чжун Ли, который, по мнению Аято, явно общался с воином из Снежной из своих меркантильных целей, но никак не из благих намерений. После отмены указа в Инадзуме, который делал её закрытой для внешних визитов, она снова обрела возможность принимать туристов и родных жителей, которые застряли на чужбине. Чжун Ли не мог не найти времени для того, чтобы провести отпуск там, к тому же, компанию ему любезно составил Чайльд, у которого там тоже «кое-какие дела». Корабль имеет две гостевых каюты, поэтому логичнее было бы, чтобы Тарталья спал с Чжун Ли, но по его мнению, Чжун Ли выглядел таким уставшим, что он решил не мешать, и, так уж и быть, разделить спальное место с гостем из Инадзумы. О Аято тот знал из-за популярности семейства Камисато в Инадзуме, но лично встретиться получится только ночью, во время сна, и Чайльд вряд ли заговорит с ним. Уж слишком он горделивый. Ещё одна причина, по которой Тарталья не захотел спать с Чжун Ли в одной каюте - то, что они любили говорить много и долго. Так как Чжун Ли не отказал бы в познавательной беседе, даже несмотря на сильную усталость, Чайльд, не понимая того, проявлял заботу, позволяя спокойно отдохнуть своему другу. Поздней ночью, когда сосед по каюте давно видел седьмой сон, Тарталья наяривал изо всех сил, пытаясь расслабиться. В его голове начали всплывать разные картинки, из-за которых он сильно возбудился и решил, как бы постыдно это не было в его ситуации, немного излиться. Рядом с непрошеным спутником за спиной не удавалось добиться желаемого чувства. Поэтому он оставил попытки, что сможет сегодня кончить, и в довольно тесной и низкой каюте пытался встать и дотянуться до рулона с бумагой, чтобы вытереть всё насухо. Как назло, он находился со стороны Аято, прямо над ним, а гордость не позволяла просить его подать бумагу, да ещё и в такой ситуации. Корабль трясло на волнах, и одно движение сулило ему упасть на мирно спящего Аято. Но воин не растерялся: перекинул одну ногу через него, стал на колени над спящим Аято и безуспешно попытался достать бумагу. Через тряску сделать это было ещё сложнее. Когда Тарталья, совсем потеряв совесть, придвинулся своим стояком к его лицу, чтобы достать ту желанную бумагу, Аято зашевелился. Он долго оценивал ситуацию ещё когда член Тартальи только тёрся о его пах. По его мнению, вести диалог с Фатуи — самое унизительное и противное дело, которое можно себе представить. Как же они его раздражали! Но несмотря на это, из-за статуса ему приходилось часто вступать в дипломатический контакт с представителями Снежной, особенно после отмены указа Сакоку. Возвращаясь в Инадзуму, после долгой церемонии налаживания торговых отношений с предпринимателями из Ли Юэ, ему очень хотелось отдохнуть, поэтому что-то щёлкнуло у него в голове, и его изнывающее от желания тело дало ему зелёный свет действовать. Аято, недолго думая, лизнул сквозь тонкую ткань брюк Тартальи его выпирающий половой орган. Тот, явно не ожидая такого, заметно вздрогнул, на секунду задержал дыхание и посмотрел в сторону комиссара. Тот ответил не менее дерзким взглядом. — Что такое? Я вас разбудил? Или вас привлек мой член? Уж простите, спрятать его некуда, разве что… — Чайльд искренне удивился такому выбору вывести его из равновесия, поэтому решил немного усмирить и своего изнывающего внутри зверя. Не успел Аято сказать какую-то колкость в ответ, как Тарталья несильно сжал его волосы, направляя его лицом в сторону своего члена, который только что освободил от ткани брюк и нижнего белья. Аято не возражал: он хотел повеселиться, а то в новой стране попробовать их «культуру общения» не удалось. Не удалось расслабиться в полной мере, а команда послов и так уехала раньше, пока Аято выбирал подарки для дорогих ему людей. Заглатывая член рыжего полностью, Аято вжимался в холодный деревянный пол, скрёб его ногтями, его глаза закатывались, он делал всё, чтобы не начать удовлетворять себя, а то скоро мог кончить, и на этом развлечение закончилось бы вмиг. Но Тарталья сам остановился и отодвинулся, он дышал учащенно, поэтому недолго помолчал, чтобы восстановить дыхание. — Слишком утомительно нависать так над тобой. Ты не хочешь, чтобы я перешёл к «другой стороне» вопроса? Аято не был настроен на его попытки неудачно каламбурить, поэтому кольнул его: — Я с Фатуи вопросы не решаю. Тарталье не понравилось, что в очередной раз подчеркивали его принадлежность к этой организации, хоть он ехал и не в рабочей одежде. Он сильнее сжал Аято ногами, давя на него весом тела, вследствие чего тот начал ворочаться от боли. — Ты не в том положении, инадзумский щенок, чтобы тявкать. — Ты ведь знаешь, кто я? — Какая-то шавка из трикомиссии? — Тарталья заливисто рассмеялся. — Мне глубоко насрать. Я не дипломат. — А ты не подбираешь выражения. Интересно, что связывает такого, как ты, с таким интеллектуальным человеком, как тот консультант, с которым я познакомился на днях. — Тебя это сейчас мало должно волновать, — Чайльду было интересно, для чего тот выводит его на разговор, но, не желая останавливаться, он завершил диалог. — Тебе лучше помолчать и не думать плохо об мистере Чжун Ли. Поверь, ты просто не знаешь, кто он на самом деле. Тарталья облизнул сухие губы. Он явно гордился тем, что был другом самого Моракса, и не упускал возможности хоть и скрыто, но похвастаться этим, явно набивая себе цену. На последних словах он опустился ниже и закинул ноги Аято, который ещё не вытер всю слюну с лица, себе на плечи. Сначала Чайльд аккуратно развел ноги Аято, тот поморщился, явно пугаясь остального процесса. Видимо, это было впервые для него, как и для Чайльда, который впервые занимался этим с мужчиной. Загнанный в угол Аято пытался попятиться на руках, но Чайльд, не теряя времени, резко вошёл в него, прижимая спиной к стене. Аято сразу сжался и закричал, но вовремя зажал рот рукой. Было и больно, и приятно, мерзко и унизительно, но очистить разум не давал воин из Снежной, который начинал двигаться и ускоряться, заходя всё глубже. Хлюпающие звуки усиливались, они оба были мокрые и сдерживались изо всех сил. Они хотели удовлетворить не друг друга, а каждый только себя, поэтому о какой-то заботе и излишней тактильности в этом процессе не стоит даже упоминать. Похоть Чайльда вырывалась наружу. Он сжимал до боли бёдра своего спутника, на которого ему было наплевать, а Аято в свою очередь хватался за возможность, чтобы в прах стереть свой статус и просто отдаться желанию. Ему было мерзко, что Чайльд появился в такое подходящее время, в такую минуту. Каждый из них думал о своём, тем самым поддерживая свою волну возбуждения, и когда эта волна подступила, Тарталья вынул член из задыхающегося в конвульсиях удовольствия Аято, и кончил ему прямо на лицо, а тот тоже не подвёл и кончил ему на пояс, прямо на его глаз бога. Только потом Тарталья заметил, что его «оппонент» имел тоже Гидро глаз бога. Это была интересная «схватка». Вытерев всю липкую субстанцию и сняв грязную одежду, они сидели по краям каюты. Уже светало, поэтому лучи солнца мягко щекотали пятки Чайльда, который сидел прямо возле двери с небольшим окошком. Он думал о том, почему же всё-таки не спал в эту ночь с Чжун ли… он обязательно поговорит с ним сегодня. — Это было необычно, но я не хочу больше иметь с тобой ничего общего. Но всё-таки, спасибо тебе, — отчужденно и сдержанно поблагодарил Аято за это «родео» сидящего напротив Чайльда. Тот, вынырнув из своих мыслей, сказал: — Согласен, из-за таких Фатуи, как я, у вас потом дел по горло, — он хотел воспользоваться оставшимся временем, чтобы добить сдавшегося ему Аято, но потом добавил: — Я бы хотел в будущем с тобой сразиться. Аято уже не мог терпеть этого идиота при ясности ума, поэтому оделся и вышел из каюты, так и не поняв, что Чайльд выразил к нему небольшую, но каплю уважения. Он жил боем, вечной борьбой совершенствования и при этом старался не потерять себя, простого мальчика из Снежной, Аякса, который любил своих близких и ставил всё на кон, чтобы обеспечить им лучшую жизнь. Когда Чайльд собрался с мыслями и оделся в другую, свежую одежду, он направился в каюту к Чжун Ли, но увидел, что его там нет. Из кухни доносились голоса. Войдя туда, Тарталья увидел, как тот о чём-то общается с младшим поваром и они явно неплохо ладят. Он умилился этой картине, ведь связь между его другом, который был не совсем человеком, и простым юношей с Ли Юэ позабавила его, учитывая, сколько веков их разделяет. — Доброе утро, Чайльд, как спалось? — сдержанная, но такая приятная улыбка Чжун Ли не могла не заставить его самого улыбнуться. Они продолжили разговор, когда повар покинул их и на кухне они остались лишь вдвоём. Чайльд хотел поговорить о чем-то серьезном, но события, которые происходили совсем недавно, сбивали с толку. Он не мог понять, почему произошедшее безобразие дало толчок к действию, толчок, чтобы покушаться на кого-то такого святого, как Чжун Ли. И это в прямом и переносном смысле, ведь он был божеством, которому явно нет никакого дела к мальчишке, у которого шило в заднице, и он чахнет по «деду», который лишь когда-то одарил его улыбкой. И всё, теперь он, как послушный котёночек, готов мурлыкать в тишине, думая о Чжун Ли. Чжун Ли не мог не заметить, как его собеседник практически не беседует, отводит взгляд либо смотрит в одну точку. Моракс был из тех, кто заставлял людей восхищаться собой, уважать, ненавидеть, но никто никогда не мог понять, что у него на уме. Разговаривая с Тартальей, он встретил словно родственную душу. Они могли проговорить весь день, в равной степени участвуя в диалоге. Чайльд делился интересными подробностями из жизни, из путешествий по миру и возвращений в Снежную, про его семью, безмерную любовь к ним и заботу. Поначалу, когда Чайльд стал участником обмана под руководством Чжун Ли и Синьоры, он обозлился на него, да так, что позволял себе при встрече хамить и грубить. Ему было плевать на божества, на Архонтов. Он обещал себе, что когда-то свергнет их и мир изменится. Но Чжун Ли, которого он знал, с которым подружился в Ли Юэ, где Фатуи, занимая место в системе экономики региона, держали в страхе всех должников, которые решили нажиться на «доброте» банка Северного королевства… Как хорошо, что многие из них уже покоятся на небесах, но даже через такую призму страха, Чжун Ли заговорил с ним, и после всего этого, как он мог так поступить? Но работа есть работа, и чтобы пользоваться связями и выгодами знакомств, Тарталья возобновил общение, и выслушав объяснение, намёк на извинение от Чжун Ли, он подумал: проживший столько лет Архонт стал бы из своего удовольствия рушить своё же детище, свой Ли Юэ? Тарталье не хватит ума для того, чтобы пытаться понять то, что находится за гранью. Он всегда радостно общался с ним, зная, что не сможет прочитать Чжун Ли, как открытую книгу, что Чжун Ли не смотрит на него оценивающим, враждебным взглядом. При первом их совместном ужине, Чжун Ли учил пользоваться Чайльда палочками, а не высмеивал за то, что Предвестник, который угробил столько жизней и нарушил покой стольких регионов, не мог справиться с деревянными палочками для еды. — Ты в порядке? — Чжун Ли выжидал, когда можно задать этот вопрос, он видел, как Чайльд что-то обдумывает, как мысли роились у него в голове, не давая отвлечься от мозгового штурма. — Вполне, — он улыбнулся криво, и это было заметно. Нижняя губа немного дрожала, а руки предательски тряслись. Лишь возле Чжун Ли не нужно было держать ухо востро, можно расслабиться и спрятать своего ненасытного внутреннего зверя, ведь нужды в нём не было. — Давай я заварю тебе чай, он согреет тебя и успокоит, — переменчивое настроение его друга не удивляло Чжун Ли, в своей жизни он многое повидал, поэтому сейчас он хотел успокоить его, обезопасить от любых факторов беспокойства Чайльда. Что же на этот раз стало причиной его печали? Пока Чжун Ли готовил чай, Чайльд смотрел на его спину, на его открытые движения. Он никогда не был скован, всегда в полной мере показывал свою расположенность к нему, доверие. Чайльд встал со стула и подошёл ближе. Он хотел сделать хоть что-то, чтобы унять то чувство стыда и вины, которое всю жизнь тянется за ним. — Можно тебя обнять? Моракс не был против, но начинал переживать за парня. Что же случилось? — Конечно. Тарталья крепко прижался к спине Чжун Ли. В отличии от самого Тартальи, он был таким тёплым и живым. Чайльд сильнее сжал его талию, скрепив руки в замок, и от каждого действия ему становилось неспокойно. Чжун Ли понял, что нельзя пускать всё это на самотёк, поэтому немного ослабил хватку Тартальи и развернулся к нему лицом, но лицо Чайльда было слишком близко, от чего тот покраснел и закрылся одной рукой. Чжун Ли успел разглядеть мокрые щёки Чайльда, он мягко убрал руку с лица Тартальи и посмотрел ему в глаза, которые были влажными, метались туда-сюда в поиске того, за что можно было зацепить взгляд. — Если ты не хочешь рассказывать, что случилось, то помочь я никак не смогу, — Чжун Ли был практичным человеком, у него можно было проконсультироваться насчёт многих вопросов, а вот человеческие чувства так и были ему чужды. Он не мог правильным словом поддержать Тарталью, поэтому позволил ему унять свою боль, подставив надёжное плечо. — Что мне сделать, чтобы ты успокоился и смог выговориться? Тарталья кусал губы, такой агрессивный ночью, и по этой же причине скованный сейчас перед дорогим ему человеком. Он полюбил Чжун Ли, и сейчас, когда их разделяли какие-то сантиметры, он решил мягко признаться, и тем самым посмотреть, на что тот способен ради него, стоит ли питать малую надежду? — Ты сможешь меня поцеловать? — после сказанного Чайльд сжал руки в кулак, он услышал, как пульсирует в висках. Зачем он искушает судьбу? Почему не может просто признаться? Он старался изо всех сил не смотреть на Чжун Ли, слишком стыдно было оттолкнуть, разозлить его, а возможно, где-то в глубине души он хорошо знал, что невозможно его оттолкнуть от себя, не сейчас. У Тартальи прошла волна мурашек, когда чужие губы коснулись его, он разжал их, и оцепенение спало. Их поцелуй становился глубже, и Тарталья наслаждался этим. Большую инициативу проявлял он, так как Чжун Ли вряд ли, по его мнению, был опытен в этом. Он опьянел от этого чувства, внизу живота появились новые ощущения, он закрывал глаза, когда их языки касались в очередной раз, всё бы это продолжалось, пока Чжун Ли не взял на себя инициативу, и не прижал Чайльда к стене, тем самым разомкнув поцелуй. — Тебе стало легче? — «Он издевается?» подумал Чайльд, Чжун Ли будто понял его немой вопрос, и улыбнулся, сверля рыжего взглядом. — Д-да… — подавившись собственной слюной, он уже не ощущал той власти и силы, которая была у него во время блаженного поцелуя. Чайльд испугался, что Чжун Ли понял, что тот вздумал: ехидно вильнув хвостом, отвертеться от вопросов и беспокойства, и тем самым манипуляциями заставить выполнять любую прихоть. Да… он всё-таки животное, тот ужасный зверь даже возле его Моракса просыпается и не даёт ему жить. Чайльд снова погряз в самого себя, ноги подкосились, потому что хотелось сквозь землю провалиться, он со всеми поступает как последняя тварь и убежать уже не выйдет. — Садись, выпей чаю и успокойся, он уже достаточно настоялся, так что сейчас тебе сразу полегчает под его воздействием, — Чайльд, как слепой котёнок, шёл за Чжун Ли, беря в руки тот спасительный напиток. Жасминовый чай Улун, который требует тщательной заварки, и правда подействовал через некоторое время, напряжение спало, а мысли не цеплялись одна за другую не давая выразиться в полной мере. Он решился. — Чжун Ли, знаешь, ты мне давно нравишься. Ты как-то особенно на меня влияешь, я рядом с тобой чувствую себя спокойно, под защитой твоего непоколебимого взора, а твоя забота… — его руки до побеления косточек вжались в стол. — Ты мне очень помог в трудные времена, и я бы хотел всеми силами попытаться измениться, чтобы стать достойным твоего внимания, — завершив речь, которая лилась с уст юноши без единой запинки, он с ожиданием и храбростью поддерживал зрительный контакт с Чжун Ли. Он не мог не отметить, что последние слова заставили того улыбнуться уголками губ, и такая реакция заинтересовала его. Чжун Ли решил не терзать парня, накрыл своей ладонью ладонь Тартальи, крепко сжал: — Ты мне тоже нравишься, Чайльд. И тебе не нужно меняться, чтобы стать для меня «удобным» или что-то в этом роде. Я люблю тебя. Люблю таким, каким увидел ещё тогда, когда мы встретились в порту. Ты ведь проспал прибытие, и сошёл самым последним с корабля. Находясь в новой стране, ты излучал столько пафоса, что меня не могло это не повеселить. Ты искал глазами кого-то, кто бы смог ввести тебя в курс дела, но никого из представителей организации не было, а позориться ты ой как не хотел. Я всё это время наблюдал за тобой, и ты всё-таки одарил меня своим вниманием, поднявшись ко мне и спросив: " — Здравствуйте, я дипломат из Снежной, у меня мало времени, поэтому задам один вопрос, и, вам лучше дать ответ на него сразу, чтобы не было потом проблем. Итак, где тут можно поесть?». Зная, какая роль предначертана тебе ещё с самого начала, мне стало стыдно, что я так ужасно поступлю, поэтому решил быть твоим путеводителем по Ли Юэ. Мне действительно нравилось проводить с тобой время, — Моракс искренне улыбался, пока у Аякса от воспоминаний глаза были на мокром месте. — Но когда ты понял, кем я являюсь на самом деле, и как я ужасно поступил — я не смог извиниться сразу. Тогда бы это нарушило сделку, я не мог разглашать подробности, а ты бы их потребовал, я-то знаю. Без тебя я маялся от скуки в Ли Юэ, ходил по старым местам, хотя раньше я мог найти чем занять себя, но даже сидя и попивая чай, я сам не понимал, что ноги вели меня к тому порту, где впервые мы встретились, и я уже был уверен, что ты не обрадуешь меня своим визитом, но ты пришёл. Всё это время Чжун Ли крепко сжимал руку Аякса, а сам смотрел на волны через маленькое окно. Он пытался достучаться до Тартальи, что принимает его таким, каков он есть, каким он стал, какой он рядом с ним, что ему совладать с дикой натурой парня, и что он его полюбил за это время так, что надолго отпускать не хотелось. Наконец Чжун Ли перевёл взгляд на рыжего, который, улыбаясь, вытирал рукавом слёзы счастья, ведь он ждал этого так давно. Чжун Ли протянул руку к щеке Аякса, вытер слёзы и провёл тыльной стороной ладони по скуле парня. Почувствовав, как тот вздрогнул, Чжун довольно улыбнулся, и встал, чтобы выйти на палубу, как он обычно делал в таких морских путешествиях: стоял и смотрел на волны, думал о своём и иногда улыбался нахлынувшим воспоминаниям. Чайльд довольно поморщился от вставшего солнца, выйдя вслед за Чжун Ли, и стал рядом с ним, наслаждаясь морским бризом, и первым за всё время чувством настоящей свободы. Аято, покинув каюту, впопыхах защелкивая все застёжки на пиджаке, думал о своём доме, о том, как он любит своих близких, и как ему не хватает такой вот свободы, дикой свободы, за которую не стыдно. Он давно мечтал о том, что скажет Томе эти три слова, но из-за тяжёлой работы обоих, времени не хватало даже на обычный разговор. Так случилось, что впервые за долгое время Тома простудился, когда купал Таромару, и слёг с большой температурой. Аято смог выделить минутку, чтобы проведать своего подчинённого, но тот от горячки ничего не соображал, поэтому не стал ничего говорить. Ему было искренне жаль видеть Тому в таком беспомощном состоянии, потому что сам Аято тогда становился таким без его любимого помощника, ведь Тома был винтиком во многих важных сделках комиссии Ясиро. Следующий по плану у него Мондштадт — родина Томы. Ему не хотелось превращать это в деловую поездку, чтобы не набирать много людей, а просто сделать приятный сюрприз, и наконец-то дать желанный отпуск и свободу им обеим в этом городе, который и олицетворяет саму свободу. Вот уже виднелся берег родной Инадзумы, это первое долгое путешествие для Аято после отмены указа, и он до сих пор вспоминает те ощущения, что были мгновение назад, вздрагивая и сглатывая слюну. Он всё это время представлял перед собой Тому. Видимо, не стоит пить это безумно вкусное одуванчиковое вино одному.