But everything looks better, when the sun goes down
Но теперь всё кажется красивее, когда солнце опускается за горизонт,
I had everything, opportunities for eternity and I could belong to the night
У меня было всё, возможность жить вечно,
И я мог принадлежать ночи,
Your eyes, your eyes, I can see in your eyes, your eyes
Но твои глаза, твои глаза, я вижу в твоих глазах, в твоих глазах...
You make me wanna die
Ты заставляешь меня желать смерти
***
Пустота пожирает его каждую секунду, сжигает все внутренности, царапает легкие острыми когтями, разрывает изнутри. Он измучен. Ему каждый чертов день не хватает воздуха — легкие горят огнём от недостатка кислорода. Он скребёт ногтями стены, разбивает кулаки в кровь в барах, напиваясь до состояния невменяемости, рвёт свои волосы в слезах. И ему от всего этого тоже паршиво, потому воспоминания никуда не уходят и легче не становится, лишь сильнее переполняет злость и отвращение к себе. Это жалко выглядит: его разбитый взгляд, вечные копания в мозгах, дрожащие руки, когда нужно пристрелить очередную тварь, потому что это никогда не оправдает то, что он делал последние 10 гребаных лет. Дин каждую ночь мучается от кошмаров, просыпаясь в холодном поту, вглядывается в темному и ждёт, когда загорится адское пламя и осветит окровавленные лица. Он ещё долго слышит в оглушающей тишине их крики, молящие о помощи, пронзительные, леденящие душу. Винчестер-старший теряет себя, утрачивает контроль и носится по всей Америке, вспарывает глотки ненавистным тварям, которые так похожи на него, от этого ледяная ярость усиливается, впивается острыми иглами в кожу, вгрызается в рёбра, и Дин рубит всех подряд с особой силой, бросается, как лев, в бой, готовый голыми руками удушить вампира или порвать на куски несчастного оборотня. И его не спасают даже всегда успокаивающие глаза орехового цвета, в которых он тонет каждый день. И это не заставляет его дышать — не хочется. Они смотрят пронзительно, и в них сквозит грязная жалость и боль, привычное умиротворение и надежда исчезли, словно обладатель никогда ни во что не верил. В чёрных зрачках отражается нутро Дина, чертовы остатки души, которые заставляют сжиматься в комок и чувствовать себя мальчишкой, застрявшем в теле взрослого. В золотистой ореховой радужке светит фальшивое солнце, и Дина от этого тошнит. Эти глаза заставляют его мечтать умереть, чтобы разодрали глотку, впились острыми клыками в шею, вырвали никчемное, слабобьющееся сердце. Да пусть его разорвут, застрелят, изобьют в чертовом баре, в конце концов.You make me wanna die
Ты заставляешь меня желать смерти,
I'll never be good enough
Я никогда не буду достаточно хорошим для тебя,
You make me wanna die
Ты заставляешь меня желать смерти,
And everything you love will burn up in the light
И всё, что ты любишь, сгорит на свету.
Every time I look inside your eyes
Каждый раз, когда я смотрю в твои глаза,
Make me wanna die
Я начинаю желать смерти.
***
Дин сгорает, как спичка, тлеет на глазах. Сэм это видит. Сердце сжимается от вида брата. — Дин, - произносит он как-то в одном из баров, когда надоедливый официант с идиотской улыбкой от уха до уха уходит обслуживать других посетителей, — Посмотри мне в глаза и скажи, что ни черта в Аду не запомнил. Дин привычно закатывает глаза и опрокидывает две стопки крепкого спиртного — собирается соврать. Сэм это подмечает, но ничего не говорит, просто смиренно ждёт, когда же брат соизволит хотя бы соврать или перевести тему, или свести все в шутку, хоть что-нибудь, только не напряженное молчание. — Я, - усмехается самодовольно Дин и впивается взглядом в родные глаза, прожигает его насквозь и сам понимает, что сейчас соврет, что Сэм это знает, но не посмеет ничего ответить, — Ни черта в Аду не запомнил. Сэм рассеяно кивает и тут же отводит глаза, не выдержав пристальных зелёных очей. Сейчас они будто потухли, в них лишь тенью бродит остаточная зелень — они почти серые, невидящие. Младший горько усмехается и сам подзывает официанта. — Виски со льдом, покрепче, если можно, - странный мужчина в розовом фартуке быстро кивает и ещё шире улыбается. Сэму кажется, что его рот сейчас порвётся от этой растяжки губ. — Ого, Сэмми, что за праздник? - улыбается Дин. — Затухни, - лениво отмахивается Сэм, а сам тонет в тошнотворном отчаянии. И сгорает, как спичка, как Дин.***
I would die for you, my love, my love
Я бы умер для тебя, моя любовь, моя любовь,
I would lie for you, my love, my love (make me wanna die)
Я бы солгал для тебя, моя любовь, моя любовь(заставляешь меня желать смерти).
I would steal for you, my love, my love(make me wanna die)
Я бы украл для тебя, моя любовь, моя любовь (заставляешь меня желать смерти).
I would die for you, my love, my love
Я бы умер для тебя, моя любовь, моя любовь...
Дин рассказывает только спустя несколько дней. Стоит прислонившись к капоту любимой Детки, будто маленький ребёнок жмется к матери, прячась в складках длинной юбки. Слёзы льются ручьями, скатываются по щекам, обжигая кожу солью, сползают по шеи, убегая куда-то под ворот рубашки. Его голос дрожит, пропитан горечью и болью. Сейчас он как раскрытая книга перед Сэмом — бери и читай. Только Винчестер-младший уже не уверен, что все ещё хочет этого. — Я был там не 4 месяца, - Сэм удивленно пялится на брата. Вот опять в ореховых глазах сквозит странное непонимание, мерзкая жалость. У Дина кружится голова, его тошнит. Ком встаёт в горле, но он продолжает, шумно сглатывая, — Это на Земле прошло 4 месяца, а там время тянется по-другому, - послушно разъясняет Дин, перед каждым словом делая глубоки вдох, чтобы не разревётся в голос, смиренно глотает слёзы, как и свою боль, — 4 месяца идут за 40 лет. Фраза бьет Сэма по легким, вышибает весь воздух, заставляет сердце остановится всего на пару секунд, но этого достаточно, чтобы спичка потухла, теперь серая дымка вьётся вверх, растворяясь в воздухе. Сэм задыхается, не в силах сказать ни слова — звуки застревают где-то в горле и царапают нёбо. — Они меня резали и рвали так, что живого места не оставалось, я рассыпался и вновь, как по волшебству, становился единым целым, - голос брата не перестал дрожать, но стал немного тверже, увереннее. Сэм встретился с внимательным взглядом бесцветных, серых глаз. Зелёный цвет исчез совсем. В расширенных чёрных зрачках не было видно ничего, только темное бескрайнее отчаяние с ожогами и кровавыми ранами. — И Аластор в конце каждого...- голос всё-таки срывается, ломается. Слёзы вновь наворачиваются, пачкая чистые белки грязной водой боли, — В конце каждого адового дня приходил ко мне и предлагал сделку. — Сделку? - Сэм хмурится, будто задавая вопрос, не согласился ли Дин, не поэтому ли его вытащили ангелы, что он продал что-то ещё, кроме души. Господи, да что ещё нужно демонам? Смерть Сэма? Он продал Сэма? Ладно, он это заслужил. — Мои мучения прекратятся, если я сам стану палачом. Сэм давится своим пивом, выплевывая остатки на любимую куртку. Но Дин продолжает, не обращая внимания на брата. Он сам себе сейчас говорит признание, которое каждый день тяжёлым камнем давило на плечи, а сейчас, может, легче станет? Может, он найдёт себе оправдание? Не было выхода, он не был уже человеком или было слишком больно? Да какое к черту оправдание? Он стал одной из тех тварей, за которыми охотился всю жизнь. Его самого нужно пристрелить. Прямо сейчас. Прямо здесь. Сэм сам это захочет сделать. И сам Дин этого хочет, когда смотрит в глаза брату, скрывая правду за завесой фальшивой улыбки, ночных кошмаров и алкоголя. — И каждый день я посылал его, - уже не пытается скрыть царапающие омерзение и жалость к себе за стальным голосом, — Каждый день я вспоминал свет солнца...- «Твои родинки на мускулистых плечах, жаркие объятия, которые мне всегда нравились, Сэмми, твою лучезарную улыбку и ямочки на щеках» — почти сорвалось с его дрожащих губ, но он прикусил язык, почувствовав металический вкус крови, — Целых 30 лет... Момент, который слишком долго Дин оттягивал, слишком долго тонул в чувствах, сгорая от вины и жалости. Он настрадался. Сейчас все закончится. — Но потом я сломался, Сэмми, - эта ласковая форма имени бьет по легким ещё сильнее, чем «40 лет в Аду» Сэма. Он переводит свои мокрые глаза и смотрит на трясущиеся плечи брата, разглядывает его широкую спину, прикрытую рубашкой (там много шрамов, Сэм знает), — И дал...своё согласие, - почти беззвучно прошептал Дин. — Дин, - попытался начать Сэм, но брат его оборвал, поворачиваясь к нему лицом. От прежнего Дина ничего не осталось: ни привычного блеска в глазах, ни фирменной усмешки, вздернутых бровей или даже дебильных шуток. Оболочка, но не Дин. — Нет, Сэм. Нет. Младший просто пододвигается к Дину, скользя по гладкой поверхности Импалы, и прижимает к себе, заставляя Дина уткнуться в своё плечо. — Сэм, - рыдает Дин, — Я стал драть их на куски...Они кричали...Они до сих пор кричат по ночам, я слышу их. Умоляют меня оставить их, пощадить. А я не мог....Я потерял счёты этим несчастным...- Дина выворачивает наизнанку от собственных слов. Он отдал свою никчемную жизнь, чтобы спасти брата. И превратился в ещё более омерзительное существо, стал одним из них. И это никогда никуда не уйдёт из его памяти, оно засело надолго, вцепившись в загривок старшего Винчестера. — Ты продержался дольше, чем кто бы то ни был, Дин, - Сэм робко погладил брата по спине. — Если бы я мог не чувствовать, Сэмми...Если бы я мог послать все чувства к черту...***
But up in the light...
Вперёд, навстречу свету...
Every time I look inside your eyes (I'm running in the light)
Каждый раз, когда я смотрю в твои глаза (я вижу свет в конце тоннеля)
Up inside your eyes (I'm running in the light)
Свет в твоих глазах(я вижу свет в конце тоннеля)
Look inside your eyes
Смотрю в твои глаза,
You make me wanna die
Ты заставляешь меня желать смерти.
С момента их разговора проходит целый месяц, такой же мучительный и болезненный, как предыдущий. С каждым новым прикосновением Сэма, с каждым взглядом ореховых глаз, Дин все ярче и отчетливее видит свет. Не тот, который видел всегда. Этот свет источает не Сэм, что-то другое. Свет в конце пути. И последнюю неделю Дин постоянно обнимает брата, крепко и нежно, целуя в шею и зарываясь носом в густые волосы, падающие на плечи. Он, на самом деле, не хочет, чтобы братишка их когда-нибудь обрезал. Они прекрасны и пахнут яблоками и мятой. Последнюю неделю Дин не подкалывает брата, не спорит с ним, все время старается угодить ему — прикрыть на охоте, и помогает разбираться в архивах во время расследований. И покорность Дина пугает Сэма, заставляя нежные чувства пачкаться в грязи страха,чего совершенно не хочется младшему брату. А Дин все так же тонет в его глазах, видит в них желание собственной смерти. И он подставляет свою грудь под острые когти очередного оборотня, позволяя наконец-то тому вырвать злополучное сердце с корнем. Дин смотрит в испуганные глаза Сэма и улыбается, так искренне и по-настоящему, что камень с души слетает в обрыв забытой боли. Он не чувствует, как проваливается в черноту, как боль от дыры в теле заполняет сознание, заставляя охотника закрыть глаза. Перед ним лишь свет, яркий и чистый, не испорченный мерзкими чувствами пустоты и никчёмности. Он чувствует свою значимость сейчас. Он заставил себя умереть. Снова. Навсегда.***
But everything looks better, when the sun goes down
Но теперь всё кажется красивее, когда солнце опускается за горизонт,
I had everything, opportunities for eternity and I could belong to the night
У меня было всё, возможность жить вечно,
И я мог принадлежать ночи,
Your eyes, your eyes, I can see in your eyes, your eyes
Но твои глаза, твои глаза, я вижу в твоих глазах, в твоих глазах...
You make me wanna die
Ты заставляешь меня желать смерти