Сделать красиво

Пальцы путаются в подъюбнике, и Джеспер проклинает жизнь, банду Отбросов, свою любовь к деньгам и всю преступную шваль к востоку от Истиноморя. Снаружи слышатся голоса, мужчины — свои? чужие? — грязно ругаются на керчийском, с глухим перестукиванием каблуков кто-то торопится к гардеробной (по сути, огромному шкафу), в которой они прячутся, — звук подступает всё ближе, и ближе, ближе. …Мимо. После наступает тишина. Тело Уайлена под его пальцами стынет от ужаса, он ойкает, зажимает себе рот обеими руками и замирает неподвижно. Выходит не очень успешно. Возможно, он-то воображает себя ледяной статуей на зимней ярмарке в Джерхольме, но на деле он мелко-мелко дрожит, будто туго натянутая струна. Джеспер прижимается ближе, накрывает всем собой, шепчет на ухо: «Тссс, тссс» — и всё-таки справляется с дурацкой скользкой тканью, нащупывает разрез в панталонах и дотрагивается до голой кожи между бёдер. Уайлен под его пальцами привычно жаркий, мягкий, знакомый, и он ойкает второй раз — звук райской мелодией вибрирует в сердце Джеспера, ведь неприкрытого интереса в нём теперь куда больше, чем страха. Интерес, адреналин и расцвечивающая его голос в яркие краски нотка возбуждения. Джеспер не может сдержать усмешки, выражения своего триумфа, успеха, ему чудится «Колесо Фортуны», в кои-то веки повернувшееся в нужную ему сторону, и он сползает вниз, на прощание оглаживая второй рукой тонкий силуэт, твёрдые пластины корсета и жёсткие нити вычурной вышивки. Он встаёт перед Уайленом на колени и смело ныряет туда, под юбки, чтобы ворох дорогущей ткани, складывающейся в небесно-голубое платье по последней кеттердамской моде, окончательно накрыл его с головой. Всё началось с торгового дома Ван Эков. Стоило только новостям о папаше Ван Эке широкими кругами разойтись по заполняющей улицы Бочки грязи, их конкуренты каркающим вороньём слетелись, чтобы позариться на лёгкую добычу. Каз, конечно, не мог не воспользоваться удачной возможностью. И когда Уайлен оказался втянутым в развернувшуюся аферу по самую маковку, Джеспер нырнул вслед за ним практически добровольно. Нежные подталкивания кинжалов Инеж под рёбра были и вовсе лишними. Не все детали плана, разумеется, касаются самого Джеспера. Так что он концентрируется на самом важном. Например, он до сих пор не может взять в голову, зачем знатным дамам такое количество подъюбников, но Нина с Инеж отказываются ему объяснять. Зато тонкие сетчатые чулки он одобряет, как и пояс в тон белью — совершенно простому, мало чем отличающемуся от мужского. Ни тебе завораживающих рюшечек, ни манящих прозрачных вставок… Это должно разочаровывать, но его на контрасте заводит лишь больше. Кружевные подвязки Уайлену заменяет ремень на ногу, способный выдержать крохотный пистолет, — подарок Джеспера, который они выбирали вместе с Инеж, пока Нина таскала то и дело краснеющего Уайлена по портновским магазинам, а Каз стоял на улице и недовольно косился на них через стекло. Под юбками темно и немного душно, внешний шум — люди вокруг, музыка, доносящаяся из приёмного зала, топот слуг и неизбежный звон посуды — кажется приглушённым. Зато звуки, издаваемые Уайленом, напротив, будто увеличиваются в объёме, становятся громче и интимнее. Его учащённое дыхание, шелест платья и скрип завязочек на корсете — время, когда Джесперу нужно будет решить, как с ними справляться, и срочно, вот-вот настанет. Звук влажной кожи, трущейся о кожу, когда он смущённо сдвигает бёдра, стискивая между ними ладонь Джеспера. Он так близко, что слышно, кажется, даже биение его сердца под рёбрами — бум, бум, бум. Или это так колотит самого Джеспера? Вокруг них праздник. И одновременно — величайшее ограбление века. Да, это которое уже там по счёту? Но если неприлично богатые люди решают, что могут стать во сто крат богаче за счёт состояния Ван Эков и их молодого неопытного наследника, Каз Бреккер вправе воспользоваться их ошибкой и грабануть их в ответ. Новый план банды Отбросов, разумеется, чудовищно дерзок, но вместе с тем надёжен, как шуханские часы. Он включает в себя поддельный контракт на сто сорок тысяч крюге, печать торговой фирмы Радмаккеров, которую ещё нужно как-то умудриться подменить, и как вишенка на торте — потерянную в детстве дочь Яна Ван Эка, сестру Уайлена, появившуюся будто из ниоткуда и скандально претендующую на наследство и долю в отцовском бизнесе, которая очень хочет с Радмаккерами подружиться. В Кеттердаме нет более подлого преступника, чем Каз Бреккер, и нет такого подлого преступления, на которое тот не готов пойти ради наживы. И переодеть Уайлена в девушку для него — плёвое дело. Но, Святые, каким же испытанием это становится для Джеспера. — Думал об этом весь вечер, — Джеспер выдыхает эти слова Уайлену прямо в кожу и прижимается губами к мошонке, лижет и втягивает в рот. Уайлен стонет в голос, громко — громче, чем они могут себе в их ситуации позволить, но этот звук для Джеспера сейчас слаще звона монет. Он бы с удовольствием продлил их уединение. Если бы на двери был замок, если бы не план, если бы не люди, снующие туда-сюда, и те, другие, что ждут Уайлена в бальной зале. Джеспер поднимается выше, помогает себе рукой, направляет член Уайлена в рот и думает лишь о том, что, выдайся им шанс, они бы могли заниматься этим часами. В женском платье Уайлен походит на себя. Но нежнее. Помогает магия Нины, разумеется: тёмный парик, выбивающийся из причёски завиток, кокетливо спадающий на обнажённую шею, намёком обозначенная пышная грудь за вырезом декольте. Его запястья — тоньше, плечи — чуть покатее, но во всём остальном он остаётся собой, просто в обрамлении дорогих тряпок и драгоценных украшений. И Джесперу так нравится. Он впервые видит его так, в одном женском белье, скромном, как носят приличные барышни, за несколько часов до главного мероприятия. Вокруг Уайлена водят задумчивые хороводы подкупленная Казом портниха, которая снимает с него мерки, чтобы на скорую руку переделать выбранное платье, и их собственная «портниха» — Нина Зеник, прикидывающая, как с помощью магии лучше переделать его самого. Он на мгновение перехватывает взгляд Уайлена через всю комнату, как и всегда, когда он оказывается в центре внимания, в его глазах читается изумление и лёгкая паника, и, сражённый в самое сердце, Джеспер умирает от красоты. Когда-нибудь он выиграет много денег и потратит их все, до мельчайшей купюры, на самые дорогие шмотки по последней моде. И они перемеряют их все. Он сосёт старательно, мокро, как Уайлен любит, и представляет, как натягивает украшенные тонкой вышивкой чулки на широкие, мальчишеские ступни; как ведёт рукой вдоль гладкой ткани белья, едва замечая, что пальцы плавно переходят на нежную кожу, слишком занятый богатством, лежащим перед ним. Уайлен стонет, почти кричит, ещё раз, и весь этот создаваемый ими шум рано или поздно привлечёт слишком много ненужного внимания, а потом издаваемые им звуки становятся глуше: он, видимо, затыкает себе рот кулаком. Джесперу неудобно, жарко, и если говорить честно, он не очень-то в этом хорош, но он дышит носом, раскрывает рот шире и старается не дёргаться лишний раз, когда вторая рука Уайлена сквозь ткань с силой давит ему на затылок, а рот наполняет горячая сперма. Уайлен кончает первым, а Джеспер остаётся как есть, весь запутанный в его платье, и он лезет рукой себе в штаны и суетно толкается в кулак, представляя, как одевает его, делая красивым для всех, чтобы Уайлен смущался и тонул в восхищённых взглядах. И как после — раздевает наедине, наслаждаясь его красотой в интимном уединении. Через полчаса в бальном зале Уайлен светится изнутри, и в роли новой наследницы Ван Эков он успешно подменяет кольцо Йеллана Радмаккера, как его и учили — легко и непринуждённо, будто абсолютно другой человек. Заклинание длится с полчаса, но Джеспер с Инеж наблюдают за его отъездом с крыши, и если в карете, кроме драгоценного кольца, уезжает ещё пара-тройка платьев из той самой гардеробной — даже Казу, слишком занятому второй частью своего гениального плана, об этом знать совершенно не обязательно.