Sweet child, do not weep

Мир Игоря был очень маленьким. Весь он помещался между ним и игрушкой в его руках. Кто-то бы сказал, что это очень мало по сравнению с бескрайними просторами Руси, которые могли бы ему принадлежать, но Игорь считал, что очень богат. В этом маленьком мирке было абсолютно безопасно, а это стоило всей Руси и Запада вместе. По крайней мере, для него, потому что он не знал и не представлял, что может быть важнее. В этом мирке обитали очень немногие. Во-первых, его игрушки, потому что они были самыми лучшими друзьями, и он не сомневался в их преданности. Во-вторых, призрак его отца. Он всегда придумывал своим игрушкам имена и жизни, но ни у кого не было так много лиц, как у Рюрика. В разные времена Игорь представлял его по-разному - добрым, строгим, любящим, холодным, веселым, серьезным. Даже странно было, что, не зная об отце почти ничего и даже не слишком понимая, каким хотел его видеть, он все же неизменно позволял призраку Рюрика быть обитателем своего маленького мирка. Возможно, он просто почему-то верил, что каким бы ни был его отец, он точно был не таким, как все вокруг. Он очень бережно хранил этот мирок. У него не было выбора, ведь вокруг было достаточно тех, кто хотел его разрушить. Мирок оставался не взятым, как последний бастион, и Игорь успешно проносил его через день, прячась в нем от любой опасности, и вновь приносил его в тишину своей спальни вечером. Люди могли говорить и делать что угодно, пока у него была возможность после всего вернуться к своему мирку, рассказать игрушкам и призраку отца свои обиды и позволить нарисованным улыбкам забрать их все. Олегу удалось разрушить его маленький сокровенный мирок. Он разбил его вдребезги, больно топча ногами осколки любимой куклы Игоря. Он не имел ни малейшего понятия о том, насколько многим была для мальчика эта кукла. Ему было плевать. Игорь заплакал, но Олег не обратил на это никакого внимания, и Игорь полностью ощутил свою беспомощность и незащищенность. Этот человек стоял перед ним, посреди обломков его мирка, и мог делать с ним все, что только захочет. Между Игорем и этим страшным человеком с волнами исходившего от него полузвериного гнева не было его верных игрушек. Его добрые друзья, они успешно защищали его от холода лиц вокруг, от обид и тоски, но, бедняги, они не могли защитить его от Олега - тот разбивал их доброту так же легко, как убивал людей. Даже его отец - его великий, знаменитый, могучий отец - даже он не мог защитить его сейчас от Олега. Олег танцевал, глядя на умирающего, отравленного им Аскольда - что ему была тень Рюрика, стоящая между ним и сыном великого князя? И тогда Игоря охватил ужас. Он был уязвим - весь он, от макушки до кончиков пальцев на ногах - весь в руках Олега, как блюдо с отрубленной безглазой головой. Он сорвался убежать, но карающая длань толкнула его обратно, хватая за горло. Бешеные, как у злющего пса, глаза Олега были слишком близко, они беспрепятственно проникали во все когда-то сокровенные места в душе Игоря, оставшиеся кровоточить вместе с останками поруганной, растерзанной куклы. Для Олега не было границ, не было сопротивления, не было смысла чужого существования, он был везде, где хотел, брал, что хотел, и разрушал, что хотел. В этот момент Игорь точно верил, что Бог выглядел, как Олег. У кого еще могла быть такая власть, такая сила? В этот момент Игорь мог поверить даже в то, что Олег сам был Богом. Не тем, кого прославляли в день Пасхи, а тем, чьей карой стращали священники. Ведь стоило Олегу захотеть - Игорь осел бы мертвым рядом со своей куклой. Мальчик понял это настолько ясно, что все внутри него сжалось от ужаса. И как только мертвая хватка его отпустила, он побежал, во всю мочь, словно за ним гналась свора самих адских гончих. Он даже не понял, как оказался наверху в своей комнате, в гнезде. Просто в следующий миг, который он помнил, он уже сидел там, вдавливая себя в плетеные стенки, словно он все еще мог где-то спрятаться. Но ощущение безопасного мирка не возвращалось. Опасность была теперь везде, она окружала его и беспрепятственно приближалась к нему, холодом липла к рукам и издевательски щекотала горло, пока он нещадно заикался, тщетно пытаясь поймать скачущее, как перепуганный заяц, дыхание. Инстинкты вопили затаиться, меньше всего ему хотелось привлечь внимание опасности, но громкие рыдания некрасиво вырывались без передышки, и он пугался каждого из них, боясь, что их услышит Олег и вновь найдет его. Падать было особенно больно, потому что всего несколько минут назад он вправду, честно поверил, что его мирок может быть больше. Он правда осмелился высунуться из своего уголка, чтобы сказать, что имеет право на большее. “Ты ничто. Меньше, чем ничто, - сказал ему Олег. - Только посмей еще раз такое сказать, и я вырежу тебе язык и скормлю твою печень моим псам”. И Игорь верил. Ведь ради этих слов пальцы Олега едва его не задушили. Ему хотелось обнять игрушку, прижаться к ней, как он всегда делал, чтобы та его успокоила. Но сейчас ее не было рядом, и он судорожно обхватил руками себя самого, не зная, куда деться. Когда в эту тишину, разрываемую только его рыданиями, пробрался звук, Игорь испугался. Но затем звук повторился. И снова. И мальчик узнал его. Звук костыля он уже знал наизусть. Что-то было в этом мерном, тяжелом, но спокойном стуке. Может быть, то, что он всегда заранее предупреждал о приходе своего хозяина, так что тот никогда не появлялся внезапно, как Олег. А может, дело было не только в этом, а просто в том, что когда этот звук появлялся вдали, Игорь невольно начинал улыбаться. Потому что этот стук приносил новый язык, ворох историй и шутки, о мире громадном и свободном. И мечты, пусть несбыточные. И какое-то странное теплое чувство, никогда прежде им не испытанное, но казалось, что оно всегда должно было быть ему знакомым. В какой-то момент ему даже почему-то захотелось, чтобы стук приближался быстрее. Что бы это изменило? Что вообще могло что-то изменить в том, как устроен свет? Высунувшись из гнезда, Игорь увидел в руке Ивара обломок своей игрушки. Ее тело, без головы, словно те, кому отрубали головы на эшафоте. Политические преступники - так, кажется, Аскольд их называл. Он любил говорить умными словами - одна из причин, почему Игорь не любил его слушать. Впрочем, теперь это уже не было важно - Аскольд мертв, а о мертвых либо хорошо, либо никак… Поэтому Игорь хотел бы запомнить куклу целой. От вида острых обломков ее шеи его затошнило, и он снова спрятался в гнезде. До ужаса стыдно было реветь, теперь, когда его слышали, но вокруг него никогда еще не было так тошнотно страшно. Ему впервые было так плохо. А может, просто тучи, что собирались на небе, наконец сомкнулись в сплошную безнадежно мрачную гряду. Если он не имел права на Русь, имел же он право на слезы? Стук внизу возобновился. Игорь не понимал зачем, пока не услышал вслед за тишиной замолчавшего костыля другие звуки. Он даже не поверил сначала и выглянул проверить - но это была правда, Ивар пытался забраться в гнездо. По веревочной лестнице. На руках. Игорь даже не заметил, как его дыхание перестало бешено скакать. Перед ним, по его мнению, было почти чудо. С другой стороны, чудеса творили Бог и святые. Это чудо совершалось человеком. Игорь знал, что Ивар был человеком, потому что тот не был похож на Олега - не зловещим смехом и темным шлейфом славы, а чем-то самым главным, прячущимся за страшными историями, чем-то очень надежным, чему Игорь безоговорочно доверял. Но для него тоже не существовало границ невозможного, он тоже брал, что хотел. И сейчас он хотел к нему. Все остальное - трудность, законы возможного - словно потеряло всякую власть. - Вот это ты… - все еще дрожащим голосом выдохнул Игорь, когда Ивар втащил себя в гнездо. - А ты думал, - хмыкнул тот, тяжело дыша. Дал себе несколько секунд, устроился к стенке гнезда и протянул руки. - Иди сюда, малыш. Что было в этих словах? Что-то, никогда не испытанное, но до боли знакомое. Что-то волшебное. Что-то далекое, полузабытое…может, даже полупридуманное. Оно пришло из его сломанного мирка, Игорь был в этом уверен. А может, откуда-то еще глубже. Оттуда, где у него было что-то, кроме игрушек, и где ему не было страшно. Он не представлял, что такой мир существовал. Но он нашел его, прижавшись к Ивару и заплакав. И в тот же миг оказался в его объятьях, даже не спрашивая себя ни о чем. Он откуда-то знал, что так правильно. Вот так должно быть, а не так, как там, с Олегом. Так было когда-то… Или он придумывал это? С отцом… - Не плачь, дорогой Игорь, - вкрадчиво прошелестел теплый голос где-то над ним. Большая ладонь ласково погладила его по голове. - Милое дитя, не плачь. Я здесь теперь. И Игорь поверил ему. Глупо, смехотворно глупо, абсурдно. Он же даже ходить не мог, как бы он мог его защитить? От Олега? Как он мог обещать безопасность, они ведь оба здесь были пленниками? Но Игорь верил. Не здравому смыслу, а рукам, закрывавшим его от страшного мира, голосу, согревавшему его вопреки приказам Олега и правилам его жизни. Игорь верил ему, потому что Олег и Катя были там, в глубине дворца, как всегда был Аскольд, как и все лица в его жизни всегда были где-то там, а Ивар был здесь. Прижав мальчика к себе так близко, что между своими ладошками на его груди Игорь нашел тот самый свой крохотный мирок, который, ему казалось, он потерял безвозвратно от рук Олега. Вот именно здесь, свернувшись клубком в руках Ивара, под теплым одеялом его ласкового голоса - вот здесь его ждал его безопасный мирок. И как бы глупо это ни было при всех опасностях, грозивших им обоим, Игорь ни за что не хотел теперь покидать этого мирка. Пусть они оба пленники, пусть им обоим грозили все ужасы изощренной фантазии Олега, но Игорю ничего больше не нужно было, чтобы поверить в то, что все хорошо, если он мог слышать это “Я здесь, малыш”. Потому что оно звучало как тихий волчий рык перед охотником у порога норы. Игорь знал, что о человеке рядом с ним где-то испуганным шепотом рассказывали страшные истории. Но быть волчонком внутри этой норы не было страшно. Страшно было быть тем, кто пытался в эту нору пролезть - он видел это в глазах Олега каждый раз, когда эти двое разговаривали. Этим они и различались - рядом с Олегом страшно было везде, для него даже его собственная нора была местом охоты. А Ивар был человеком, Игорь это чувствовал, что бы ни рассказывали торговцы и сказители, он знал лучше. - Я говорил, - пробормотал мальчик из глубины их клубка, шмыгнув носом. - Я говорил, что все на самом деле принадлежит Олегу, а не мне… Тихим, мягким рокотом сверху отозвался смех. - Чушь, - он услышал улыбку в теплом голосе, а длинные пальцы прошлись сквозь его волосы, расчесывая или словно укладывая в более правильном порядке. Он не раз видел, как их кухарка и несколько служанок делали так своим детям. - Только если у тебя что-то отбирают, не значит, что это не твое. Это просто значит, что ты должен бороться, чтобы это вернуть. - А разве это возможно? - Ты решаешь, что возможно, а что нет. Ты же князь. У него все получалось так легко… Или нет?.. Легко Олегу было бы их убить. Или запугать своих слуг. Или разломать любимую куклу Игоря. Или танцевать, пока его люди бы превращали его врагов в собак. Олегу все это было легко. Забраться в это гнездо Ивару не было легко. Как и весь путь, приведший его во дворец, думалось Игорю, не был легким. Помогая каждый раз ему вылезать из саней, мальчик понимал, что ничего из того, что он делал, не было легким. И все же он был здесь, наверху в гнезде, просто чтобы обнимать Игоря. - Откуда ты знаешь, что у меня получится? - тихо спросил мальчик. Сверху снова коротко посмеялся тихий голос, а теплые пальцы мягко расчесали его волосы от челки до шеи. - Скажем…мне так сказали боги. - Ты настолько веришь в этих…богов? - Я верю в тебя. Игорь шмыгнул носом, не понимая, почему тем больше слез вставало в горле, чем больше согревал его вкрадчивый голос. Еще он не понимал, откуда в нем столько слов, которые хотелось сказать. Он никому таких вещей не говорил, кроме игрушек. - Мне страшно, - вырвалось у него прежде, чем он вспомнил о том, что бы было, если бы он сказал это Олегу. Или людям при дворе Аскольда. Люди, в отличие от игрушек, не умели слушать. Может, потому что умели говорить. Его, по крайней мере, никогда не слышали. Он замер, почувствовав, как Ивар крепче прижал его к себе и мягко поцеловал его макушку. В этот момент Игорь понял две вещи. Первая - он в полной безопасности. Вот здесь, с этим человеком, пока тот был рядом и звал его малышом, ему ничего не грозило. Даже Олег отсюда казался далеким и не страшным. И во-вторых - он верил Ивару, верил всему, что тот ему обещал. Его никогда никто не целовал в макушку. И он никогда бы не поверил, что кто-то с такими ногами мог бы забраться в это гнездо по веревочной лестнице. И стать настолько великим, что люди бы сохраняли ему жизнь просто за то, кто он есть. В этот момент Игорь знал, что сделает все, чтобы этот человек им гордился. - Мой отец, - пробормотал он, наконец ощущая, что его голос начал успокаиваться, - был викингом. Великим воином и великим человеком. О нем сложено много песен и сказаний…о его подвигах, о том, какие битвы он выиграл, и о том, как он пришел править в русских землях… - Ты его знал? - Нет. Он умер, когда я был еще у кормилицы. Знаешь, что странно…я не знаю, как он умер… Такое чувство, будто никто не знает. Я спрашивал, и мне всегда рассказывали разные истории… Аскольд говорил, что отец погиб в бою, героически сражаясь, Олег - что он умер от болезни в тишине и покое, Дир - что он умер от старости, потому что был самым старшим из них, а я появился очень поздно… А люди…люди порой говорят, что он и не умер. Что он просто ушел. - Навсегда никогда не уходят, - задумчиво ответил Ивар. - Если бы он ушел, то однажды бы вернулся. Об этом Игорь и думал. В конце концов, его отец, великий, могучий Рюрик ушел, чтобы раствориться в оставшихся после него историях, песнях и легендах. А Ивар пришел именно из историй, песен и легенд. Может, они делили между собой одно имя. Может, его отец вообще никогда не существовал, только его великое имя. У Ивара тоже было великое имя, но руки, обнимавшие мальчика и гладившие его по волосам, точно были реальными. Более реальными, чем даже Олег с его угрозами. - Олег говорил, что у тебя был ребенок, - тихо сказал Игорь. Ответом была тишина. - Где он сейчас? Он нехотя приподнялся из теплого клубка, чтобы увидеть лицо Ивара. Тот смотрел куда-то в сторону, то ли с досадой, то ли с печалью. - Мой сын умер, - коротко ответил он наконец. - Когда был еще совсем маленьким. Игорь чуть кивнул сам себе. Ему вдруг очень живо представилось, как их историю рассказали бы сказители. - Странно, - задумчиво сказал он. - Тебе не кажется? Ивар усмехнулся. - Я бы сказал, что это неслучайно. Что боги свели вместе наши дороги. Наконец Игорь тоже улыбнулся. - Мы говорим почти так же - “Пути Господни неисповедимы”. - Значит, мы все же не так уж отличаемся, м? Только наши выражения понятны всем, а ваши - только вашим жрецам. Игорь шутливо ударил его, как делал всегда, когда он дразнил его религией. Его духовник пришел бы в ужас, узнав, какое святотатство он слушал с интересом и снисходительной улыбкой. Но это была одна из их маленьких тайн. Он слушал истории о богах, рождающих лошадей с восемью ногами, и волках, преследующих солнце, а в ответ рассказывал о святых, исцелявших больных, возвращавших к жизни мертвых и наставлявших людей после своей смерти. Они оба смеялись с рассказов друг друга, по-настоящему не веря в них. Они не пытались друг друга переубедить, что духовник Игоря еще мог бы назвать обращением язычника в истинную веру и смириться с этим. Зачем тогда? Этого Игорь бы духовнику не сказал. Потому что как он мог сказать строгому христианскому священнику, что, сбегая от христианина, обещавшего скормить его псам, он сто раз выбрал бы бежать к язычнику, учившему его вырезать фигурки из дерева и говорившему, что все будет хорошо? Пусть верит в то, что богов много, пусть верит, что им нужны кровь и битвы, пусть рассказывает, что в море живет гигантский змей, а его брат-волк однажды поглотит солнце. Пусть. Только бы был рядом. Чтобы за криками Олега Игорь всегда слышал тяжелый стук костыля и знал, что есть кто-то, кроме игрушек, кто в него верит. - Завтра утром сходим посмотрим, как тренируются воины. - Зачем? - удивился мальчик. - А ты разве не хочешь? - поднял бровь викинг. - Хочу… Но Олег еще меня туда не водил… Да он и сам там, по-моему, не появляется. - Вот именно. А ты появишься. Быть палачом и быть воином - разные вещи. Ты удивишься, когда увидишь, как много воинов Олега могут тебя зауважать. - Меня? А какой в этом смысл? Они подчиняются Олегу. - До тех пор, пока он не начнет проигрывать. В том, что ждет Олега, преданность людей вокруг него может сыграть с ним злую шутку, - он как-то странно хмыкнул. - Поверь мне. В нужный момент люди оставят его и пойдут за другим человеком. И нам надо сделать, чтобы этим человеком был ты. - Но как? Я же еще мал… - Мозги с умными мыслями у тебя уже есть. Громкую речь произнести тоже в состоянии. И для того, чтобы меч эффектно поднять, тоже уже достаточно взрослый. Остальное предоставь мне. Время Олега придет, не сомневайся. Хочешь, позанимаемся еще завтра твоим фехтованием и рефлексами? Чтобы в следующий раз Олег дважды подумал, прежде чем к тебе приближаться. Игорь даже не заметил, что широко улыбнулся. Может, дело было в этом. Да, они оба были пленниками в этом дворце. Да, им обоим грозила опасность. Да, они были всего лишь ребенок и калека. Но несмотря на все это, с Иваром он чувствовал себя в безопасности, потому что тот заставлял его поверить в то, что этого достаточно. Вот того, что в нем было - достаточно. Что такой, какой был, он имел право на большой мир и свободу делать то, о чем он мечтал. Что он мог добиться того, что сейчас ему казалось невозможным. Что невозможность это, по сути, никакой не закон, а только вызов. И если человек, шаг за шагом презиравший все ограничения и указывания миром его места, в него верил, значит Игорь мог свернуть горы. Наверное, именно так выглядел Рюрик у его колыбели когда-то - ласково и с верой в то, что его сын добьется своих высот, как он добился собственных. Теперь Игорь был почти уверен в этом. Он потер ладонями лицо, стирая следы уже высохших слез. Перелез на другую сторону гнезда и вернулся оттуда с огромным одеялом, которое накинул им обоим на ноги, ложась головой к столбу. - Мы собираемся здесь спать? - А ты хочешь лезть сейчас в обратную сторону? Ивар выглянул за стенку гнезда и вздохнул. - Не хочу. - И подтянул одеяло повыше. - Расскажи про то, как Один получил мед поэзии. - Вот эту историю ты точно слышал уже раз пять. - А тебе что, шестой раз не по силам? Выдохся? Или память не справляется с парой кружек медовухи? - В такие моменты ты мне сильно напоминаешь кое-кого очень раздражавшего. Тот тоже играл на лютне, - улыбнувшись чему-то, Ивар помолчал. А потом сдался. - Однажды, когда асы и ваны заключили мир, то создали человека, который был необыкновенно мудр… А Игорь завернулся в одеяло, закрыл глаза и приготовился слушать странную северную сказку. В самом безопасном месте во всей Руси, которая, он знал, однажды будет его.