Дар и проклятие

      Над жгучими песками возвышался огненный диск. Зависший в зените, он иссушал реки и умертвлял всех животных, до которых касались его дьявольские лучи. Только сама пустыня не замечала зноя, будто уже мертва и продолжала просто существовать, не ощущая никакой боли, разве что становилась всё не пригоднее для жизни.       По бесконечным песчаным просторам свинцовыми шагами бороздила фигура в бронзовой робе и белой маске с длинным клювом, чей таинственный лик прикрывал капюшон. Как Бальдр не подверглась воздействию внешнего и внутреннего миров с полным пониманием того, что есть более стоящие вещи, рядом не стоявшие со смертными аспектами.       В дали из последних сил полз разодетый в лохмотья человек, оставляя за собой кровавый след, что стремительно прятался под песком, не желая показывать и так не скрываемую беспомощность. Он думал о своей смерти, о том, что если остановится хоть на секунду, то погибнет, потому находил силы перебирать костяшками до последнего. Поймав взглядом неизвестную форму жизни, он устремился настолько, насколько это возможно, словно искал возможность прожить немного дольше. Горемыка надеялся хотя бы на диалог. И, как не странно, на помощь.       Сначала некто не желал пересекаться со смертным, но тот так упорно волок своё существование, что он заинтересовался его силой воли.       — Что ты хочешь от меня, бродяга? — спросила фигура ровным, серым голосом.       — Что-нибудь.. Помоги мне. Я хочу пить и есть, — взмаливая, просил он измученным голосом и не желая терять своего потенциального спасителя, ухватился за ледяную, как металл, ногу.       — У меня нет ничего, что пригодилось бы тебе, — безучастно ответил странник, одёргивая конечность.       — Как же так? Как ты живёшь в этом Аду? Ты мне врёшь! Помоги мне, прошу!       — Я не живой, — пронеслось эхом в голове бедняка.       Молчание заставило мысли кружится. Этот безумец вправду не верит? Тогда уже не такой таинственный незнакомец приспустил капюшон. Бездонные глаза смотрели прямо в душу. Следом показались костлявые чёрные руки, ладонь, одна из которых была демонстративно продырявлена ножом. Никакой раны после всего проделанного не осталось.       — Крови во мне тоже нет. Теперь ты уверен в действительности моих слов? Или тебя затмила твоя агония?       — Я верю, — почти прошептал человек. Разочарованный и лишённый надежды, он ослабил хватку. — Но тебе же хуже, чем мне? Правда ведь?       — Почему это? — изображая удивление, вечно живой пытался понять это противоречие, — Взгляни на себя. Ты сейчас страдаешь, как никто другой. А я не знаю, каково это - умирать от жажды.       — Именно поэтому. Лучше чувствовать, чем быть «ходячим мертвецом».       — Ты не прав, — отвернувшись, возразил бессмертник, рассматривая палящее солнце. В отличие от некоторых, он мог безболезненно возвращать туда взор, хоть целую вечность, — Существовать - значит быть. И иметь целую вечность, которую можно потратить на всё, что захочешь. Я могу помочь, обратить в себе подобного.       Пески под мужчиной стали медленно проваливаться. Его обессиленное тело не могло противиться.       — Что же это за существование такое?! В чём смысл этой пытки? Лучше я останусь лежать здесь. Это хотя бы будет по-живому, по-человечески, — негодовал бедняк. Искренне удивляясь, на мгновение тот позабыл о своей муке.       — Ты не понимаешь от какого дара отказываешься.       — Хотелось бы сказать то же самое.       — Меня не переубедить. Ты нашёл свой смысл, так умри здесь и сейчас, — будто пытаясь облагоразумить, закончил тот.        На последнем издыхании, бормоча что-то под нос, смертный навсегда утоп в зыбучих песках.