Сколько букв «о» в слове «одиночество»?

Одиночество. Длинное слово. Неприятное. Одиннадцать букв. Первая и последняя «о». Как будто и не заканчивается вовсе. Кагеяма усмехнулся. Разбитая губа не посчитала это хорошей идеей, отозвавшись болью. Кагеяма был вынужден согласиться. Как же дерьмово. Дерь-мо-во. Опять несколько «о». Одиночество. Он встал, едва заметно покачиваясь. Если разбитая губа не оценила его усмешки, то ушибам же явно не нравились попытки ходьбы. Глянул вниз: длинная чёрная юбка была разорвана в нескольких местах, на ткани удобно разместились пятна грязи. Им всё нравилось, в отличие от Кагеямы, его разбитой губы, ушибов и какой-то группы парней. Кагеяма был не совсем уверен, но, кажется, те выступали за токсичную маскулинность и гомофобию. Он с трудом добрался до дома. Отчего-то неугодная незнакомым людям юбка полетела на пол. Шелест одежды слегка разбавил давящую тишину. Единственный звук в квартире. Единственный человек в квартире. Было бы странно, будь оно иначе. Его родителей как всегда нет рядом. Сестра несколько лет в Италии. Дедушка, воспитывавший Кагеяму, умер. Одиночество. Тобио шумно выдохнул, привычно включая какой-то подкаст на фон. Юбка отправилась в мусорный ящик. Он достал из шкафа новую, погладил, подготавливая к завтрашнему дню. — Лучше бы сегодня не выебывался и вызвал такси, — тихо сказал Кагеяма. Самому себе, разумеется. Он начал эту практику несколько месяцев назад, пытаясь не разучиться говорить. Одиночество. Даже в школе, отвратительно дорогущей и элитной, он был совсем один. Он был один там и на следующий день, доставая из сумки несколько книг. Был. Пока к нему кто-то не подошел. Сначала он опешил. Засомневался даже. Может все-таки не к нему? Но подошедший закатил глаза и сложил руки на груди, глядя на озирающегося Кагеяму: — Я все понимаю, — подошедший фыркнул, — нечасто простые смертные имеют наглость отнимать время у королевских особ, но мне понравилось, как ты одет, и я собирался сообщить тебе об этом. Тобио немного округлил глаза: парень напротив тоже носил юбку, только укороченную и в клетку, она прекрасно демонстрировала его длинные стройные ноги. Красиво. То есть. Действительно красиво. Кажется, Кагеяма переборщил с разглядыванием и тишиной, потому что подошедший наклонился к его лицу и прошипел: — Вы так хороши в устранении неугодных, ваше величество. Кагеяма проебался. Весь оставшийся день он разглядывал этого парня, сидящего в середине класса. Со своей последней парты в углу ему было прекрасно видно и слышно, как тот играючи со скучающим лицом решал задания и переговаривался с учителями на темы более сложные и интересные чем то, что они проходили. Кагеяма вдруг понял, как сильно они отличаются: сам он решил пойти против гендерных стереотипов только из-за нехватки внимания; в конце концов даже в «элитных» кругах редко можно было встретить людей, идущих против системы, жаль, что кроме избиения и пары шепотков за спиной он ничего не получил; но этот парень со светлыми, слегка вьющимися волосами был другим. Казалось, ему к черту не сдались другие люди. Каждый его жест был пронизан уверенностью в себе, удовлетворением от того, кем он является. Дома Тобио волной накрыло чувством стыда и вины. Поэтому утром он приехал немного раньше обычного, решив подождать парня в кабинете. Ждать не пришлось, тот уже сидел за своей партой, подперев подбородок рукой. Кагеяма потоптался в дверях прежде чем подойти: — Эм, извини? — Тот открыл глаза и Тобио вдруг понял, что понятия не имеет, как его зовут. Наверное, замешательство было настолько явным, что парень посмотрел на него, всем своим видом выражая «ты серьезно?»: — Тсукишима Кей. — Я бы хотел извиниться за вчерашнее, Тсукишима. Это было грубо с моей стороны. И, эм, спасибо, мне тоже очень нравится твоя одежда. — Тобио решил не дожидаться ответа и сразу отошел к своему месту, поэтому не заметил, как покраснели мочки ушей его нового знакомого. Выходя из школы после уроков, Кагеяма увидел Тсукишиму, стоящего на ступеньках рядом с каким-то парнем. Как ни странно, этого парня Кагеяма знал: Ямагучи Тадаши учился в параллельном классе и был центром всех школьных сплетен несколько месяцев назад. Поговаривали, что он встречается то ли с байкером, то ли с рокером, распространяющим наркотики. На того якобы было навешано уже несколько сроков, от которых он сумел откупиться. Вернувшись к реальности, Кагеяма осознал, что снова пялился: ребята перехватили его взгляд и уставились в ответ. Опять проебался — со вздохом он покачал головой и сделал пару шагов в их сторону, чтобы не выглядеть совсем уж придурком: — Хотел спросить, Тсукишима, почему ты тогда назвал меня королем? — На самом деле это действительно его интересовало, но все же меньше, чем сам Кей. Тот усмехнулся: — Разве ты не смотришь на всех свысока? Вроде как игнорируешь существование других людей. — У Тобио дыхание перехватило от такого заявления: так вот какого мнения о нем окружающие. Он и так все время один, а тут еще и такая репутация. Стоп. Одиночество? Тобио даже не заметил, как удушающее чувство немного отступило: был слишком занят Кеем. — Это твой новый друг, Тсукки? — Тадаши рядом хитро улыбнулся. Вряд ли он не знал реального положения вещей. — Поедешь с нами за пиццей?  — Заткнись, Ямагучи, — начал было Кей, но Тобио, на секунду испугавшись, что опять останется один, импульсивно согласился. Даже Тадаши, предложивший это, выглядел удивленным. — Если вам неудобно, я, конечно, откажусь. В этот момент на территорию школы заехала какая-то машина, и Ямагучи, даже не удосужившись ответить, бросился в ее сторону. Кагеяма застыл на месте — можно ли ему было идти? Кей закатил глаза: — Королям что, особое приглашение нужно? У машины Тадаши обнимался с парнем: пирсинг, крашеные волосы и огромные мешки под глазами. Во-первых, тот выглядел настолько истощенным, что Тобио вообще не понимал, как он еще стоит. Во-вторых, теперь ему было ясно, откуда растут ноги у слухов. — Терушима Юджи, первый курс академии искусств. — Кей подошел представить его Кагеяме. — Во время защиты проектов всегда выглядит как труп. Сдаст, оклемается, потом еще заебет: слишком активный, когда живой. «Академия искусств? Он не наркоман?» Кей уловил сложное настроение Тобио: — Боже, конечно слухи лгут, идиот. Тот в ответ только немного покраснел, кожей ощутив пристальный взгляд Тсукишимы. Этот же взгляд он чувствовал еще несколько раз по дороге. Было необычно. Хотелось закричать «хватит пялиться», но вместе с тем вообще не хотелось, чтобы Кей переставал смотреть. Как ни странно, Тобио быстро освоился в их компании, став полноправным членом всех пиццерийных посиделок, прогулок и просто повседневных разговоров. Он успел привыкнуть к капризам Ямагучи, когда Юджи был поблизости; вечным разговорам об искусстве и иногда о динозаврах; к той самой активности Юджи, которая появилась после защиты; к любви Тсукишимы к клубничным пирожным и даже к чувству тепла, разливающегося в груди, когда тот был рядом. Единственное, к чему привыкнуть не удалось: взгляды Кея. Каждый из них будто бил током и каждого их них было мало. Сегодня после школы они опять сидели в пиццерии: Юджи, работающий над новым проектом, пил миллиардный по счету стаканчик кофе, пока Ямагучи уговаривал его бросить все и поспать. А потом Кей внезапно откинулся на спинку диванчика и крепко закрыл глаза, тихо обращаясь к Тобио: — Думаю, что ты мне нравишься. У Кагеямы из рук выпала пицца и даже «занятой» Ямагучи медленно повернулся к Кею. Только Терушима все еще продолжал притворяться мертвым, игнорируя чужое существование. Тишина затянулась, Тсукишима открыл глаза: — Окей, я тебя понял. Тобио наконец очнулся, нахмурившись. Кей опять решил все за него, как в случае с одеждой. Он, вообще-то, не говорил, что это невзаимно. Это. Не. Невзаимно. — Твою мать, — кажется, та группа парней, избившая его какое-то время назад, была права: он реально гей. У него даже мысли об отказе не возникло. Тобио испытывал только что-то похожее на недоверие и… счастье? Он нахмурился еще сильнее, а потом, быстро приблизившись к Кею, мягко прижался к его губам своими губами. Кей удивленно выдохнул в поцелуй и поспешил ответить. Тсукишима целовался очень нежно и ласково. Настолько аккуратно, что Кагеяма чувствовал трепет вперемешку с каким-то голодом: хотелось больше, глубже, ярче. Тсукишима будто это почувствовал, успокаивающими движениями погладив Кагеяму по щеке. Парень зарылся пальцами в чужие волосы: светлые, волнистые и будто шелковые на ощупь. Возможно, их поцелуй длился слишком долго для неудобных диванчиков в углу пиццерии, но, разорвав его, каждый почувствовал, что этого было недостаточно. Пытаясь отдышаться, Кагеяма носом уткнулся в чужие ключицы, вдыхая запах кожи Кея. Тот пах жженым сахаром и клубникой. Слишком вкусно, особенно для того, кто только что целовал не менее вкусные губы обладателя этого аромата. У Кагеямы даже немного голова закружилась. А потом в них прилетел бумажный стаканчик. — Для кого я, по-твоему, разрабатывал этот ебучий план? — Ямагучи кинул еще один стаканчик в Кея, — Ты, блять, даже до первого пункта не дошел. А если бы он отказал? Тсукишима страшно покраснел — Тобио никогда не видел его таким смущенным: — Я же говорил, что план твой — ерунда. — Сам ты ерунда! Там гарантии были! Ямагучи хотел сказать что-то еще, но Юджи похлопал по спине возмущающегося парня, подмигивая Тсукишиме: тот быстро утащил Тобио на улицу. — План, значит? Кей застонал: — Боже, ты бы знал, как долго я по тебе сох. Видимо, вконец заебал Тадаши, раз он даже решил мне тебя завоевать. Тобио рассмеялся: — Тебя самого оказалось достаточно. Его снова увлекли в поцелуй. Несколько лет спустя, когда Кагеяма раскладывал на журнальном столике коробки с пиццей в их с Кеем квартире, тот потянул его на себя, заставляя упасть в свои объятия. А потом раскрыл ладонь, на которой красовались парные кольца: — Я люблю тебя. Кажется, навсегда люблю. В его признании не было ни одной буквы «о». Никакого больше одиночества.