Диапазон между отчаянием и надеждой

Юнги щурится от слепляющего глаза яркого полуденного солнца, когда останавливается на массивных ступеньках своего университета, тут же натягивает на глаза чёрные солнцезащитные очки в оправе «кошачьи глаза», застёгивает вторую пуговку кожаного зелёного бомбера и поворачивает голову на рядом остановившегося Тэхена. Тот потягивается, тянет руки к солнцу, оголяя часть живота из-за растрепанной рубашки. Тэхен всегда был тем человеком, который даже при минусовой температуре не наденет тёплую одежду. Юнги хмыкает на усталый вид друга и давит в себе желание хлопнуть по оголенному прессу, где вырисовываются темные рисунки. — Ну что за трэш, — недовольно тянет Тэхен, опуская руки и хрустя позвоночником, от звука которого Юнги морщит ровный нос, усыпанный еле видными веснушками. — Я же просил тебя при мне так не делать, человек-чипса. Тэхен показывает омеге свой идеальный ряд зубов и, сделав шаг, хрустит запястьем прямо у уха недрогнувшего Юнги. — Так и знал, что ты это сделаешь. — Знал, но не дёрнулся, — выставляет указательный палец в его сторону Тэхен. — Растёшь. — Деградирую в твоём обществе, — парирует Юнги, а Тэхен легкомысленно пожимает плечами и разводит руками. — Да брось. Вот в компании тех чирлидиров, — мотает своей красной макушкой в сторону собравшихся у ворот кучки омег, что переодически кидали на них косые взгляды. Они все ещё ужасно злились, что Юнги, пришедший из обеспеченной семьи, выбрал не их компанию. Нарушил святое правило, выставив чирлидеров их университета бесхребетными отпрысками богатых отцов. — Ты бы точно деградировал ниже плинтуса. Юнги на это ничего не отвечает, он просто скользит взглядом по этой компании и клацает зубами, когда ловит взгляд синеволосого омеги. Его волосы были яркого аквамаринного оттенка, что привлекали к его персоне слишком много внимания. Его высокомерный взгляд всегда раздражал Юнги, а его оскал в ответ вообще выводил из себя. Лиен первый в списке людей у Юнги, которых омега хотел бы в прах превратить и пустить по воздуху. Имя этого безбашенного омеги, который каждый чёртов день не даёт Юнги спокойно прожить, несколько раз обведен красной ручной до дыр в порыве злости. Ну судьба настолько не любит своё дитя, так скверно относится к тому, кого породила, что в единственном месте, где омега мог не встречать Лиена, он видит его каждую свою секунду бренной жизни. Юнги не помнит в какой момент лошади стали тем, ради чего Юнги стал жить. Старший брат Юнги выслал его в конюшню в качестве наказания, но не предугадал, что вернётся омега домой с точным намерением научиться кататься на них. Лиен каждый раз уже был на манеже, когда Юнги только приходил. Поправлял бинты на копытах своей самой дорогой в мире британской скаковой лошади магического шоколадного цвета и каждый раз награждал Юнги своим фирменным ничего не выражающим взглядом из полуприкрытых век. Порой он пугал омегу до мурашек. — Кстати, как там твои лошади? — иногда за бестактность Юнги хочет хорошо поколотить друга. — Мои лошади, — выделяя слова интонацией, от чего Тэхен смешно закатывает глаза, — безгранично счастливы, что их обошло сторонкой такое чудо света, как ты, — скалится Юнги, а Тэхен слегка толкает его в плечо. — А вообще, перед соревнованиями нам решили устроить поход. От конца города поедем до ближайшей деревни. — Двое суток в полевых условиях? — выгибает красную бровь Тэхен. — Пусть радуются твои лошади, что я обошёл их стороной. И я буду радоваться. Двое суток на природе! — Двое суток только туда, — поправляет его Юнги и прыскает от вытянувшегося лица Тэхена. Тот вскидывает запястья и прикрывает глаза, медленно начиная крестить себя. — Father, son and house of Gucci. Юнги цокнув, закатывает глаза и складывает руки на груди, а Тэхен щурится, всматриваясь за ворота университета. — Это и скажу Чонгуку, когда он откажется меня пускать в поход. Он надоел мне со своей чрезмерной опекой! И шага сделать не могу без его ведома, — пыхтит от злости Юнги. — В универ — он отслеживает, в клуб — не пущу без охраны. Да я сам себе охрана! В пах ногой, за уши выверну и головой об стену. — Ты и так дома не ночевал уже двое суток. Припозднился он, — Тэхен выпрямляется и кивает в сторону притаившегося среди остальных машин чёрного Мерседеса Чонгука. — Вот черт, — шипит Юнги и спускается на несколько ступенек вниз, пригибаясь. — Не хочу домой. — Тебе по-любому придётся с ним поговорить, — спускается за ним Тэхен, на ходу посылая испепеляющий взгляд в сторону смотрящих на омег чирлидеров. — Сначала пусть догонит, — Юнги поправляет свой бомбер и закидывает чёрный кожаный рюкзак себе на спину. Из-за очков не видно, но на самом дне изумрудных глаз загорается тот самый предвкушающий огонь. Адреналин резко подскакивает, заставляя Юнги нервно сжать подол куртки. — Что ты задумал? — настороженно интересуется Тэхен, но Юнги уже срывается с места, взглядом ловя воркующих на лавочке Валерио и Чимина. — Мне нужен твой мотоцикл! — запыхавшийся Юнги останавливается у Валерио, который в удивлении поднимает на омегу взгляд. — Меня сегодня Чимин привёз, — виновато прикусывает губу омега, запуская ладошку в кучерявые локоны, которые совсем не типичны для корейцев, но абсолютно нормальны для испанцев. — Я без него. — Вот же черт, — повторного выругивается Юнги, чуть притопнув ногой от негодования. — Попроси у Лиена. Он сегодня на нем приехал, — предлагает Чимин, тут же ловя испепеляющий взгляд Юнги. — Ещё чего! — омега складывает руки на груди и вздрагивает, спиной чувствуя чужое присутствие. Лиен был старше омеги на два года, был выше на голову, талантливее и опытнее. У него было все так четко и идеально, что у немного безалаберного Юнги вызывало только лютое отвращение к этому человеку. — Тебе нужен мотоцикл? — Твой? Нет, — Юнги даже не оборачивается на голос за своей спиной, кончиками ушей чувствуя чужое горячее дыхание. Валерио молниеносно переглядывается с Чимином и закусывает губу. Внутри Юнги боролось желание сбежать от брата, показать свой характер, испытать тот адреналин, который он всегда испытывал от Чонгука, но с другой стороны стоял Лиен с мотоциклом, который был нужен омеге. — Уверен? — он ещё там, в компании чирлидеров знал, что Юнги не сумеет отказать. Он за несколько лет вызубрил наизусть увесистую папку об этом омеге, которую по связям ему собрал Сокджин. Он знает о нем все. Во сколько Юнги ложится спать, что любит на завтрак и как зависим от своего старшего брата. Лиен сумасшедший. Он теряет контроль во всем, что касается этого омеги с волосами, как первый снег. — Что ты попросишь взамен? Лиен еле заметно тянет уголок губы, он прекрасно знал, что именно это спросит Юнги. — Ничего криминального, — его приятный голос обвалакивает замершего Юнги, который чувствует себя дичью посреди леса, полного хищников. Один вот крутится, облизывается, с ума от близости и запаха облепихи сходит. — Быть у тебя в долгу сродни тому, что я подпишу договор с дьяволом, — омега поворачивает голову в сторону омеги, заглядывая тому с серые радужки. Стекло очков защищает от того, чтобы Юнги не превратился в камень. Потому что Лиен настоящая Горгона. А Лиен где-то глубоко внутри ликует, облизывается от предвкушения. Его сводит с ума тот факт, что Юнги прекрасно знает на что подписывается, но все равно смотрит на ключи, которые Лиен зажимает в двух пальцах. Лиен знает, что Юнги выберет. Юнги тоже знает. Омега выхватывает ключи и тут же делает шаг назад, словно отскакивая, как от огня. — Пригоню к нашему палеогену. Юнги срывается с места, быстрым шагом несясь к парковке. Не оборачивается, итак знает, что спину жжёт морозный взгляд хитрых глаз. Поддался одному искушению, чтобы испить другое.

🐎🐎🐎

Юнги стреляет взглядом на со скоростью света проносящиеся машины и громко смеётся в пластик шлема. Но его нервный и слегка сумасшедший хохот тонет в свисте ветра, который задувает в шлем. По пятам за синим монстром Лиена, движок которого грозно рычит, несётся чёрный Мерс. Юнги даже пару раз проезжает патрульные машины, но ни одна ещё не двигается следом. Чонгук желает поймать своего брата сам. Голыми руками. Показывает ему, что обуздать характер Юнги может только он. Чон Чонгуку двадцать семь и ему подчиняется весь теневой рынок, обратная сторона интернета и вся верхушка правоохранительных органов. А если человек властен над тенью, то и свет рано или поздно попросит помощи у тени. Потому что свет без тени ничтожен. От одного присутствия этого человека у людей случается дикая паника, а Юнги почти каждую ночь, нацепив шелковый халат на подготовленное и блестящее от гелей и масел тело, мягко ступает в гостиную, где рассерженный брат крепко сжимает стакан с бренди. В гостиной обычно всегда ещё много людей, но Юнги их не жалеет. Каждый раз скидывает с себя тонкую ткань, обнажая то, что может лицезреть только Чонгук. Была бы воля альфы, он бы это тело увековечил в лучшем храме искусства, чтобы любоваться им ни один век. Он всем присутствующим глаза выколет, как только сумеет оторвать взгляд антрацитовых глаз от идеального тела. Его тела. Тела, что принадлежит лишь ему одному. У Юнги в крови адреналин вместо крови течёт, с азартом смешивается. Это сродни отборному опиуму, который покрывает глаза блаженной дымкой. Будто на мир смотришь сквозь призму розовых очков, которая приправлена ещё несравненными эмоциями. Юнги постоянно кидает взгляд в маленькое зеркальце, каждый раз вздрагивая от мелькающей сзади тени чёрного монстра Чонгука. Мотоцикл Лиена отлично поддаётся рьяному напору омеги, кажется, давно привыкший к такому нажиму. Он плавно лавирует меж спящих в пробке водителей и грозно рычит на весь серый из-за пасмурного неба мегаполис. В глубине души Юнги знает, что его поймают, он желает этого, но все равно продолжает отрываться от машины брата, не сдаётся. Это игра. Одна большая и экстремальная, в которой Юнги никогда не выйдет победителем. Водители раздраженно гудят вслед омеге, который выставляет средний палец в зелёной перчатке без ткани на пальцах, сильнее давит на газ массивным чёрным ботфортом и перестраивается на свободную платную линию. Его не волнует, что потом на счёт Лиена придёт хорошая сумма. Только в один момент Чонгуку надоедает поддаваться брату, который чувствует себя на железном коне, как на вершине мира. Когда Юнги сворачивает на трассу окраины города, на которой почти не было людей, авто Чонгука, грозно пророкотав рядом с ухом Юнги, мощным рывком преграждает путь. Омега ели успевает дать по тормозам, что нос мотоцикла почти касается боковой двери Мерса. — Сукин сын, — хмыкает себе под нос Юнги, у которого сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки, разорвав ее к чертям. Омега так и продолжает сидеть, крепко сжимая руль, внимательно следя за тем, как водительская дверь с другой стороны распахивается и из-за верха Мерса появляется голова брата. Чонгук, скользя ладонью по чёрному металлу, что Юнги шумно сглатывает от этого действия, обходит машину и останавливается в нескольких шагах от омеги. Он снова настолько идеален, что глаза выколоть хочется. Его чёрный костюм, почему-то отдающий лавовым отливом, массивные часы на запястье, усеянного чёрными рисунками, среди которых выгравировано имя омеги, зализанные назад смоляные волосы, все это было идеальным. — Что ты снова устроил? — голос Чонгука звучит твёрдо и властно. Как и всегда, впрочем. Юнги от него всегда мурашками покрывается. И это невозможно контролировать, потому что альфа своей мощной аурой уничтожает Юнги вдребезги. Их общая кровь всегда усиливает все эмоции в миллион раз, заставляя Юнги каждый раз сжимать кулаки и удерживать себя на месте. Это не просто истинность, не просто родство, это что-то сумасшедшее, не с этого мира. Это что-то на уровне космоса, который появляется на дне зрачков альфы, когда он смотрит на своего мальчика. На такого хрупкого, с тонким станом, но с самым стальным стержнем внутри. — Бойкот тебе устраиваю, — Юнги тянется к шлему, неаккуратно снимая его, что кожа перчаток неприятно скрепит о пластик шлема, а вплетенные в белые волосы жемчужины ударяется друг об друга. — И не надоело? — А тебе не надоело меня в рамки вгонять? — Юнги хмурит светлые брови и, задрав голову, уверенно смотрит прямо в глаза альфе. — В рамки? Я разве в чём-то тебя ограничиваю? У тебя есть все. Все, о чем мечтает любой омега. Так что же тебе ещё нужно? — в голосе Чонгука проскальзывает раздражение, что сущность Юнги сжимается словно вакуум. — Ты все измеряешь деньгами, — обиженно морщит нос Юнги и отворачивается, делая вид, что серый пейзаж унылых деревьев ему интереснее рядом закипающего брата. Чонгук славится тем, что умеет отлично скрывать свои эмоции, только вот никто не знает, что существует один маленький омега, способный одним щелчком пальцев разжечь в альфе огонь. — А мне хочется обычной свободы, глотка воздуха. — Все в этом мире что-то стоит. Даже свобода, — сжимает крепко зубы альфа, силой мысли приказывая брату посмотреть на него, когда Юнги сдаётся и смотрит в антрацитовые радужки. — И даже я? — звучит в тиши дороги и под карканье вороны как-то мрачно и безрадостно. — Ты бесценен, — прилетает в ответ, и Чонгук делает шаг, касаясь кончиками татуированных пальцев нежной щеки. Юнги не дергается, замирает, внимательно следя за каждым вдохом брата, подбирается весь, незаметно тянет носом запах подпаленных апельсинов, что перемешан с чем то алкогольным. — Если я бесценен, то отпусти меня в поход с моей командой перед соревнованиями, — тихо просит Юнги, не разрывая зрительный контакт, когда Чонгук пальцем надавливает на пухлые и истерзанные зубами губы. — Ты же знаешь, что я отвечу. Зачем спрашиваешь? — палец Чонгука продолжает изучать каждый миллиметр бархатной кожи, обводит каждую родинку и веснушку, а Юнги перехватывает его запястье, чуть сжимая, заставляя Чонгука поднять взгляд с его губ на глаза. — Вот видишь. В этом весь ты, — чуть отталкивает руку Юнги и глубоко втягивает влажный воздух. — Если боишься за меня, то поехали со мной. — Хороший ход, моя сладость, — хмыкает Чонгук и делает шаг назад. Словно обращает слова Юнги о свободе и пространстве против него, знает, что омега вянет без его прикосновений. — Или боишься костюм свой запачкать? Ты всегда такой. Делаешь все для меня, но только чтобы тебе было комфортно. А ты сделай что-то и правда для меня, не думая о себе. — Юнги, — отрезает Чонгук, но Юнги эмоционально встряхивает головой. — Наш разговор закончен на этом? — раздраженно спрашивает он и одним движением ноги заводит мотор мотоцикла, видя неживой взгляд брата. От него вся растительность дохнет в радиусе километра. — Это замкнутый круг, братец. Я буду продолжать сбегать из раза в раз, а ты каждый грёбаный раз будешь меня ловить. И никто не уступит. Ты это знаешь. Надеешься, что я сдамся, но спроси себя: сдашься ли ты? Нет. А во мне твоя кровь, вот и догадайся сам, что будет дальше. Наша жизнь так и будет продолжаться, — Юнги, не желая больше ничего слушать, надевает шлем и, рыкнув движком, срывается с места и объезжает преградившую дорогу машину Чонгука. Альфа не провожает его взглядом, глубоко втягивает воздух и растрепывает идеально уложенные волосы. «Тебе будет тяжело справиться с этим ребёнком. Сейчас ему пятнадцать, но через два года он станет неуправляем, он станет взрослеть, а ты будешь все это чувствовать. Даже десять лет разницы между вами не помогут тебе, Чонгук», — как-то сказал ему папа, который через несколько дней улетел с другим человеком на край света. Бросил. Но Чонгук не злится на него, совсем нет, но он пообещал ему, что если встретит вновь, пустит пулю в голову. Юнги так похож на него. Абсолютно всем. Повадками, речью и эмоциями, и Чонгук до ужаса боится, что его омега сбежит также, как их папа. Уход родителя альфа пережил, но потерю его мальчика не сможет.

🐎🐎🐎

Когда солнце только появляется на горизонте, Юнги перекидывает с вечера собранный рюкзак и по канату, припрятанного в шкафу, спускается на росистую траву. Рюкзак тяжёлый, давит на плечи своим весом от нужного в поход, но омега, сцепив зубы, аккуратно ползёт по территории дома. К счастью охраны на территории дома почти не было, да и вороты были слегка приоткрыты. Юнги притаивается за колонной, оглядывая территорию, и хмурится. Это явно снова какая-то игра, задуманная Чонгуком. Ворота на ночь никогда не оставлют открытыми. Ладно, омега примет и эти правила. Он делает вздох, собирается с мыслями и срывается к воротам, потому что в любую секунду может заработать датчик движения. Но он так и не работает, а Юнги плечом толкает массивные ворота и вылетает наружу. Оборачивается на секунду, но не обнаружив за собой погони, выдыхает. — Неужто одумался? — хмыкает Юнги, но все равно срывается на лёгкий бег к припрятанному в глуши деревьев мотоциклу Лиена. Юнги надеется, что тот найдёт способ добраться без него. Сам ведь дал ключи. Юнги приезжает на палеоген одним из последних. Их команда из двадцати человек уже готовила своих лошадей, переговаривалась и радостно хлопала в ладоши от предвкушения. Юнги ловит взглядом синюю макушку и идёт к нему, безалаберно сбросив рюкзак у стойла. Лиен перебинтовывает копыта своему коню, и делает он это так аккуратно и бережно, что Юнги на секунду замирает за его спиной, следя за каждым движением. Омега моргает пару раз и кидает ключи, которые приземляются рядом с Лиеном, повернувшего голову. — Я припарковал его на соседней заправке. Потом заправишь как раз. Бак пустой, — Юнги разворачивается и собирается идти выгонять свою лошадь, но тормозит от голоса за спиной. — Даже «спасибо» не скажешь? — Надо было раньше благодарность требовать, пока ещё не дал ключи. В той безвыходной ситуации я бы и поблагодарил тебя, но сейчас мне незачем это делать, — пожимает плечами Юнги и твердыми шагами идёт прочь. — Буду знать, моя слабость, — тянет уголок губы Лиен и скользит взглядом по обтянутой водонепроницаемыми штанами идеальной заднице. Она создана для ладоней Лиена. Джафар предупредительно бьет копытом, словно привлекая внимание Лиена и требуя не отвлекаться на всяких. Юнги по пути здоровается со своими знакомыми, желает им хорошего пути и подходит к единственной оставшейся в конюшне своей лошади. Атланта обиженно фырчит и топает передними копытами, из-за чего ее белоснежная грива развевается, контрастируя с шоколадным телом. — Не злись, я зато сбежал из дома и теперь смогу провести с тобой много времени, — улыбается ей Юнги и выводит к остальным лошадям. Поднимает своё седло и закрепляет множество ремешков, тут же доставая заготовленное любимое яблоко. Атланта долго не злится, тут же буравит фрукт мордой и с громким и сочным хрустом забирает его из ладони омеги. Юнги хлопает ее по шее и улыбается, закидывая тяжёлый рюкзак, а потом и сам залазит. В ангаре становится слишком шумно, его коллеги начинают перешёптываться, все смотря куда-то на улицу. Юнги чуть натягивает поводья, а Атланта медленно ступает к выходу, но у самого порога замирает вместе с омегой. Переговариваясь с тренером Юнги на мощном вороном коне, который так был знаком омеге, сидел Чонгук. Именно на нем Юнги впервые почувствовал Чонгука полностью, слился с ним в одно целое и всю ночь стонал только имя брата. Шок, захвативший сумасшедше бьющееся сердце омеги сменился скептичностью. Атланта взбрыкивает, радуется виду Монсаля, который словно гордый воин стоит на фоне мрачного неба. Юнги шепчет Атланте успокоится и ведёт радостную лошадь ближе. Чонгук наконец переводит взгляд на брата, и Юнги наконец видит этот взгляд. Он не знает, сколько длится их контакт, но даже рядом сидящему тренеру становится некомфортно. Тот предупреждающе кашляет в кулак. — Юнги, почему же ты мне не сказал, что твой брат поедет с нами? — Потому что он не собирался с нами ехать, — цедит сквозь зубы Юнги, так и не разорвав зрительный контакт. — Да и ты в курсе, что в такой одежде не ходят в походы? — Юнги скептически оглядывает серые брюки брата, его идеально белую рубашку и только начищенные до блеска ботинки. — Мне так удобно, — ведёт плечом Чонгук. Омега вдруг скалится и, натянув поводья, подходит к Чонгуку, ровняясь с ним. — Ты сбежишь в первый же час. — Хочешь поспорить? — Чонгук чуть склоняет голову, скользя взглядом к губам брата. Юнги дергается и, поправив волосы, идёт к начавшим собираться другим участникам похода. — Я это без спора знаю, — бросает Юнги, а Чонгук хмыкает себе под нос, разворачивая Монсался следом за Атлантой. Лиен, облокотившийся плечом о своего коня, оголяет идеальный ряд зубов, предвкушая отличный поход.

🐎🐎🐎

Юнги был в похожем походе лишь раз, и то он длился всего несколько часов, но сегодня все было иначе. Какое-то время они просто шли колонной, пели какие-то старинные корейские песни, Юнги все нервно поглаживал гриву Атланты и не мог избавиться от прожигающего лопатки тёмного взгляда следом идущего брата. Чонгук молчал, не пытался завести разговор, лишь коротко отвечал на вопросы знакомых Юнги. — Не знал, что у Юнги есть брат, — Лиен ровняется с Чонгуком, поворачивая в его сторону голову. Альфа же даже взгляд не кидает в сторону омеги, продолжая неотрывно следить за братом. — А я не знал о твоей любви к лошадям, Ли Лиен, когда твоя семья всю свою жизнь убивает их. — Значит мы оба здесь ради одного конкретного человека. Не правда ли? — Лиен ведёт себя спокойно, говорит умеренно тихо и четко, что Чонгук крепче сжимает поводья. — Но моя слабость права, этот костюм не для походов. — Он не твой, — и это сродни грозе в тиши поля. Омеги, едущие рядом, вздрагивают, а Юнги, который не слышит разговора, чуть сгибается от дрогнувшего нутра. — А чей? Твой, что ли? — хмыкает Лиен и выдерживает антрацитовый взгляд, который говорит сам за себя. — Ты ненормальный, Чон Чонгук. На тебя вполне можно накатать заявление, потому что ему только семнадцать. — Ты никогда не играешь честно, — альфа убирает взгляд, а от выражения его лица даже Лиену становится дурно. — А зачем мне с тобой играть честно? Я играю по плану: «все или ничего». И я планирую забрать вариант «все». Он не будет тебе принадлежать, вот увидишь. Он сбежит от тебя рано или поздно, и ты не сможешь его удержать. Даже цепями, если прикуёшь. — Значит я уничтожу тебя, — говорит спокойно, но внутри все взрывается от кипящей злости. Лицо Лиена искажается, он одним рывком толкает бок Монсаля, поймав уничтожающий взгляд. — Послушай сюда, Чонгук, если это была угроза, я уничтожу тебя первее. В асфальт закатаю. С каждой секундой Юнги скручивается на начавшей переживать Атланте все сильнее, а потом резко выпрямляется, останавливаясь. — Прекрати! — кричит он, резко повернувшись на брата. — Не забывай, что я чувствую все твои эмоции, и мне сейчас очень плохо. Я вернусь назад, если ты не успокоишься. Слова Юнги и правда действуют на альфу успокаивающе. Омега наконец вдыхает полной грудью, а Лиен, бросив испепеляющий взгляд на альфу, отстаёт. Через час ведущий колонну тренер объявляет, что они дошли до огромного поля, где наконец можно разгуляться, а не плестись медленным шагом. Юнги словно вспархивает, радостно хлопает Атланту по шее и срывается вдаль. Под копытами шуршит трава, на лицо Юнги приземляются пара капель тёплого весеннего дождя, и в эту секунду омега наконец чувствует крылья свободы за спиной. Он распахивает глаза, находя рядом с собой взгляд Чонгука, который скачет наравне с омегой и улыбается. В этот момент он видит в антраците весь спектр своих же эмоций, потому-то Чонгук как никто другой знает, как омега сейчас счастлив. Они скачут по огромному полю с остальными участниками похода, не думая ни о чем. Юнги раскидывает руки и понимает, что в эту секунду он счастлив. А Чонгук взгляд отвести не может от идеального лица, ровного носа и развивающихся волос. Не зря сердце стало символом любви. Остановка его означает смерть. Вечером вся команда останавливается у соснового бора, разводит костёр, ставит палатки и жарит картошку, рассказывая истории. Лиен, непонятным образом взобравшись на ветку дерева, свешивает ноги и наблюдает за всеми с высока. Юнги, взяв с собой книгу, просто сидит у костра, положив голову на плечо севшего рядом Чонгука. Когда вся команда расходится по палаткам, оставляя согласившегося Юнги дежурить, омега подходит к Монсалю, протягивая ему уже остывший батат. Конь благодарно фырчит, трется мордой о руку Юнги, нежничая. — Разве твоего хозяина может что-то остановить? — шепчет Юнги, облокачиваясь носом о морду Монсаля. Тот размахивает хвостом, а омега чувствует тепло чужих рук на своей талии. Тут же прикрывает глаза, кайфуя от легкой дорожки поцелуев по шейному отделу позвоночника. — Ты можешь, — шепчет ему в загривок Чонгук, крепче обхватывая талию Юнги и впиваясь в его кожу пальцами, ославляя красные отпечатки. — Могу ли? — Юнги поворачивается в его руках и, упираясь лопатками о бок спокойно доедающего батат Монсаля, запрокидывает голову. Чонгук тут же касается губами кадыка омеги, посасывая его, а руки омеги блуждают по спине альфы, рефлекторно пытаясь содрать с него рубашку. Чувствовать все, каждый миллиметр тела. Либо вообще не чувствовать. — Тебе можно абсолютно все. Ты просто не представляешь пока, какую власть надо мной имеешь, — облизывает кончик уха омеги Чонгук, ловя губами его тихий стон. — Я хочу тебя. Прямо здесь, — жалостливо шепчет ему в губы Юнги и тянет уже расстегнутую рубашку вниз, оголяя плечи брата. Ведёт по ним ладонями, пока Чонгук целует глубоко, так, что внизу живот болезненно тянет, что все бабочки там дохнут, а кончики пальцев ног поджимаются. Монсаль фырчит, кажется, понимая, свидетелем чего он сейчас станет. Юнги сам сбрасывает с себя брюки и кофту, оставаясь лишь в одних ботинках. — Хочу как в наш первый раз, — Чонгук замирает, заглядывая в глаза брата, где черти пляшут. — И тебя не волнуют чужие люди? — Эстетикой надо любоваться, так ведь? — лукаво улыбается Юнги. — Ты считаешь наш секс эстетикой? — Чистейшей, — кивает омега, и когда Чонгук подхватывает его, залазит на Монсаля, облокачиваясь голой грудью о его шею. Как только он чувствует тепло навалившегося сверху Чонгука, запрокидывает голову, ловя его губы своими, пока Чонгук наощупь оглаживает стенки сжавшегося колечка мышц, проталкивая в брата сразу два пальца. Не жалеет, трахает омегу пальцами, выбивая из его открывшихся в экстазе губ тихий стон. Монсаль не шевелится, стоит твёрдо, пока Юнги сгребает в кулаки его гриву, моля, чтобы альфа заменил пальцы своим членом. Чонгук не мучает их обоих, входит одним движением, тут же закрывая рот Юнги ладонью, из-за чего громкий вой дикого кайфа рассеивается. — Зря ты. Может я тебе тут сейчас буду концерт Моцарта стонать, — хмыкает в ладонь брата Юнги. Юнги кайф ловит от трущейся кожи о шерсть коня, как его ноги переплетаются с ногами брата, а крупный член методично втрахивается в него. Чонгук ведёт пальцами по позвоночнику Юнги, пересчитывает каждую косточку, облизывает выведенную на лопатке «У настоящих историй любви финалов нет» и наслаждается. Юнги пеплом распадается в этих сильных руках, в тепле его тела. Копчиком ближе жмётся к нему, ощущая чувствительной кожей жёсткие волоски. Юнги громко стонет в ладонь Чонгука повторно, когда чувствует горячую сперму внутри, кончает вслед за альфой, пачкая явно недовольного таким стечением дел Монсаля. Атланта, стоящая рядом и отвернувшаяся ещё в самом начале, фыркает. — Надо чаще тебя провоцировать, — шепчет ему в губы Юнги и вновь тянет на себя, не боясь упасть, потому что Чонгук держит крепко. — Ты и так это делаешь каждую секунду своего существования, — прикусывает его шею Чонгук. — Бедный. И как ты держишься? — Юнги готов сам насадиться на член, но вдали вспыхивает красный огонёк, что взлетает вверх, задерживается на секунду и падает вниз. Юнги вздрагивает, смотря в сторону, где исчез огонёк. — Это сигнальная ракета нашей команды. Кого-то нет. Юнги тут же спрыгивает с Монсаля, быстро натягивая одежду и подает Чонгуку. На секунду замирает, потому что голый Чонгук на коне — лучшая картина, которую видел Юнги. Словно греческий бог. Возможно, их сплетённые в страсти тела со стороны смотрятся примерно также. — Надо разбудить тренера и найти кого нет. Черт, — Юнги срывается к палаткам, а Чонгук переводит взгляд на ветку, где ранее сидел Лиен и грозно хмыкает, крепко сжимая ткань.

🐎🐎🐎

Лиен опускает использованную ракету и глубоко втягивает ночной воздух, выкидывая ее в рядом текущую реку. — Пока я существую, Чон Чонгук, я буду бороться за него. Тень и тень не смогут долго существовать. Рано или поздно одна поглотит другую. Тогда и наступит твой крах.

У настоящих историй любви финалов нет.