///
Чонгук любит проводить с ним время в любом виде: через сообщения в мессенджере, по видеосвязи и в реальной жизни, находясь рядом как можно ближе, потому что так спокойнее. Ему не особо важно, как именно Хосок должен быть с ним, главное, чтобы был. Им обоим нравится проводить время вместе одинаково сильно, не отлипая друг от друга даже на людях, потому что внутренние магниты давно перевернулись в правильном направлении и это притяжение слишком много раз объяснялось в учебниках по физике, чтобы отмахиваться от него как от чего-то выдуманного. Иногда люди задаются вопросом, как они вообще умудрились сдружиться настолько близко – Чонгук всегда улыбается, забавляясь от того, что никто не в курсе, насколько. Хосок, особенно на людях, это заряженная бомба, внутри которой может быть что угодно в зависимости от настроения. От него веет энергией, эмоциями, он не прочь быть в центре внимания и стать душой даже малознакомой компании, потому что ему нравится. Еще больше ему нравится отдавать все это только одному человеку, которому не хочется угодить, потому что для него он в любом виде привлекательный. Когда Чонгук впервые говорит об этом, в Хосоке вдруг просыпается неконтролируемое желание завалить его всем самым дорогим и чистым, чтобы в итоге дышать стало нечем, и это не прошло даже через несколько часов. Хосок тогда долго и очень ясно чувствует, что ему хочется сомкнуть на чужой шее пальцы: он смыкает их через несколько часов, во время полуденного перерыва, прогибаясь в спине и непрерывно нашептывая слова о своих самых искренних чувствах, отдающих в чужую голову ударными. Чонгук никогда не считал, что они с Хосоком слишком отличаются друг от друга, как всем казалось, ведь будь это правдой, Хосок не смог бы вести себя по-настоящему, а он сам давно устал от чужого проявления. Они никогда не были противоположностями, и это факт. Чонгук не инертный, но любит умеренность и посидеть в тишине, продумать целый план действий наперед и придерживаться его, чтобы всегда быть в выигрыше. Ему нравится баланс и все, что к нему прилагается, но он никогда не откажется от импровизированной авантюры или зову сорваться на другой конец города просто так. Не откажется, особенно когда этого хочет человек, баловать которого кажется естественной потребностью: чужое довольное лицо радует наравне с ощущением уверенности внутри, которое крепчает с защищенным эго – выходит слаженный механизм, в котором одно не работает без другого. Когда Хосок слишком громко смеется на перерыве между занятиями и выдает каламбур приятелю в ответ, Чонгук чувствует, что он слишком напряжен – это заметно по резким движениям и тону голоса. Каждый раз, когда что-то происходит, в парне активизируются крайности, и это первое, что Чонгук когда-то заметил. Сегодня у него дополнительные занятия с девушкой из параллели, а Хосок не любит слышать подобные новости сразу с утра, как и после, потому что они ему в любое время не нравятся – он не может обижаться, но может тайно злиться и выворачиваться из ситуации фразами по типу: «Все нормально» и «Мне все равно». Но у него никто ничего не спрашивает. Чонгук не реагирует на чужое напряжение, потому что он идет подтягивать знакомую из средней школы и ничего больше, но плюсом изводящийся Хосок, как бы это не звучало, ему тоже нравится, пускай и заставляет слегка понервничать просто из-за сочувствия. Чонгук его слишком хорошо понимает. Поэтому поздним вечером, когда входная дверь дома, пустующего от родителей, оказывается закрыта, он прикасается к парню первый, обхватывая за талию и обнимая сзади. Всю дорогу маячило забавное и надоедливое ощущение, как Хосок, терпеливо дождавшийся его, сдерживал в себе колкие идиотские шутки и рвущуюся наружу неприязнь, но при этом стойко вышагивал рядом в тишине, пытаясь не кривить лицом. Чонгук почти не чувствовал себя виноватым: Хосок давно дал понять, что это его мазохистские увлечения – страдать подобным по собственной воле и вести себя нарочно так странно. Чонгук прекрасно знал, что на самом деле в нем просыпалось непослушное желание показать себя с неприглядной стороны, потому что Хосок глубоко внутри до упрямого желает быть нужным и любимым таким, какой он есть. Это не казалось каким-то стыдным, чтобы скрывать, даже когда дело касалось спрятанных замашек собственника – Хосок всегда шутливо отмахивался на вопрос о ревности словами, что он не ревнует, а просто охраняет, чтобы потом еще минимум шесть часов ходить и косвенно теребить эту тему с недовольно корчащимся (красивым) лицом. Если было бы нужно, Чонгук каждый день повторял бы слова о преданности – и не в романтическом плане, а в общем человеческом, как в суде, с аргументами и фактами, потому что на любовные речи у Хосока только одна реакция, и она отталкивающая. Чонгуку так ни разу и не дают провести этот импровизированный эксперимент, каждый раз закрывая его уже на второй день, и с тех пор он больше не спешит лезть с разговорами, предпочитая общаться прикосновениями для безопасности. – Она с подружками уверена, что подцепит тебя рано или поздно, – тянет Хосок, разворачиваясь лицом и наконец раскрывая большой секрет, почему ему так не нравится чужая знакомая. – Я в восторге от твоего умения доставать информацию, – Чонгук благосклонно улыбается, наклоняясь к чужой шее, чтобы вдохнуть. – У тебя повсюду глаза и уши? Ему не нужно говорить, что чьи-то фантазии никогда не сбудутся, потому что им двоим это прекрасно известно. – Факт, – усмешка звучит легко, наконец сигналя зеленым для хорошего настроения. Когда Чонгук хочет поцеловать притихшего парня, его в самый последний момент останавливают неожиданной шуткой, которую сдержать не получилось даже несмотря на обстановку. Хосок игриво ведет по волосам на затылке под чужой смех, рассматривая улыбающееся лицо, и довольный реакцией тычется носом в щеку. Он обнимает за шею, чтобы через несколько секунд самому поцеловать Чонгука, но уже без незапланированного юмористического концерта. Ночью Хосок мимоходом злорадно думает, что глупой сучке все равно не дорваться до Чонгука, как бы ей не помогали ее подружки. На его лопатках горят следы укусов, пока чужие слова доводят до быстрого прерывистого дыхания даже во время их передышки. Чонгук не торопится снова двигаться внутри, с удовольствием рассматривая раскрасневшееся лицо с влажными глазами и слушая сладкий скулеж, который больше не стараются спрятать. Хосок до идеального послушный в постели, до удивительного чувствительный и такой притягательный, что Чонгуку хочется доводить его до всего и сразу; он довольно мычит, когда слышит очередной несдержанный стон, пока за его руки цепляются крепкой хваткой, стоит лишь толкнуться на всю длину.///
Будни склеиваются словно мокрые листья и пахнут прохладным ветром, оседая в легких и голове как пасмурное небо. Иногда рутина кажется сумбуром и ощущается нудно, но даже так есть рычаги, которые могут поменять в ней оттенки. Чонгук не знает, что в чужой голове и как можно отследить закономерность мира внутри этого человека, но он чувствует себя покоренным все больше и больше с каждым разом. Хосок не похож ни на кого, с кем раньше доводилось общаться, потому что абсолютно непредсказуем – пока за окном разрастается апатия, которая делает многих тише и угрюмее, он заражает своей легкостью и счастливым настроем, утягивая с головой в эти ощущения. Это не отталкивает, потому что неизвестное внутри Чонгука слишком откликается, вызывая лишь естественное и комфортное чувство, которое маячило в голове еще с первой встречи. Хосок такой свой. Внимание упрямо пытается зацепиться за строчки в книге, пока мягкие губы касаются шеи и оставляют невесомые поцелуи, время от времени слегка обхватывая зубами кожу. Хосок не хочет, чтобы Чонгук отвлекался, поэтому не торопится быть настойчивее и не трогает чужой учебник, довольствуясь происходящим. Ему слишком нравится проводить время вместе, потому что он так любит всё в этом парне. Хосок готов признать, что у него, видимо, тоже фетиш на чужую увлеченность чем-то – о боже, честно, он неосознанно признал это еще в самом начале. Наблюдать за Чонгуком, делающего что-то с душой и умным видом, если не восхитительно, то очень приятно, особенно когда это можно видеть сидя рядом. Как бы Хосок не возмущался из-за чужой занятости (зачастую в шутку и из потребности повредничать), он рад просто лежать в чужой комнате часами, перебегать из приложения в приложение на телефоне и большую часть времени тихо засматриваться на нечто привлекательное, сидящее за рабочим столом. Иногда Хосок все же не сдерживается и оказывается рядом, отвлекает, ерошит чужие волосы и вдыхает их запах, целует в скулы, лоб и подбородок, чтобы быстро выплеснуть огромную волну любви на Чонгука, потому что терпеть ее невозможно. После этого он всегда удовлетворенно возвращается на свое место и затихает до нового прилива, который неизменно нагрянет снова. Но сегодня Чонгук не устраивается в метре от него, вместо этого усаживаясь рядом на кровати. Хосок уверен, что кое-кто был в курсе последствий, поэтому без зазрения совести улыбается, замечая, как парень возвращает одну и ту же страницу уже третий раз. Он снисходительно хмыкает и оставляет последний поцелуй чуть ниже уха, укладываясь на спину и доставая смартфон, чтобы отвлечься от мягкого и шаловливого внутри. – Вернись, – говорит Чонгук спустя недолгие полминуты, улыбаясь от чужого выражения лица. Хосок молчит, но выглядит как самый довольный человек на свете с этой расслабленной улыбкой и растрепанными волосами. Чонгук откладывает книгу подальше, с легкостью поддаваясь навстречу, когда стройные ноги обхватывают его и притягивают ближе. – Может быть, я помогу тебе потом, – многообещающе сообщает Хосок, хитро подмигивая. – Если это будет как в прошлый раз, то я тебя накажу, – безобидно уверяет Чонгук, ведя носом по выступающим ключицам. Хосок совсем скоро несдержанно улыбается в чужие губы и смеется между невесомыми поцелуями, обнимая Чонгука и закрывая глаза, чтобы полностью отдаться ощущениям. Насколько бы сильно ему не нравилось наблюдать и наслаждаться друг другом порознь, от внимания к себе его закономерно уносит сильнее. Чонгук часто не знает что в чужой голове, но после того, как Хосок неосознанно опускает рычаги в его пасмурной рутине, он может с уверенностью заявить, что в его мыслях вязкая патока из наслаждения, потому что Чонгук отдает ему должное сполна. Иногда у Хосока после такого наплыва благодарности не остается сил даже на разговоры, потому что единственное, что ему хочется из-за проявления невербального «спасибо» от Чонгука – это блаженно улыбаться и крепко спать, пока по телу прокатывается приятная слабость, а на коже наливаются следы оставленных поцелуев.///
Иногда Хосоку хочется уметь читать чужие мысли, но он не думает, что такое чудо перепадет ему когда-то. Поэтому однажды летом просто стреляет в лоб прямолинейностью. – Как думаешь, мы можем надоесть друг другу? Малиновое мороженое тает на губах, и Хосок быстро слизывает его языком, прежде чем оно может капнуть. Парню нравится жгучее ощущение от льда, и он обхватывает ягодный десерт на палочке снова, задерживаясь на нем губами дольше терпимого. Внутри все отключается, словно выталкивая любые эмоции, потому что серьезные разговоры Хосоку никогда не нравились, особенно те, что начинались из-за его неугомонного любопытства, продиктованного желанием знать все наперед и в мельчайших подробностях. Чонгук молча наблюдает за чужими действиями и не понимает, как можно задаваться такими вопросами одновременно с детской увлеченностью мороженым. – С чего вдруг? Нам не по десять, мы не висим постоянно на трубке, когда не рядом, и у нас слишком здоровое отношение к личному пространству друг друга. Хосок прокручивает чужие слова в голове несколько раз. Чонгук ответил даже на его последующий вопрос, и это кажется забавным, но парень не спешит смеяться. Он вспоминает, почему захотел поговорить об этом, и все же усмехается от собственных мыслей. – Знаешь, иногда это «здоровое отношение» жутко раздражает, – честно признается Хосок, укладывая руку на уличный столик, который они заняли полчаса назад. – Согласен, – Чонгук не думает юлить, кивая и поджимая губы; внезапное желание утащить парня обратно в гостиницу кажется слишком привлекательным, потому что облегчение, разносящееся в голове от услышанного, подначивает на радикальные действия. Кто бы мог подумать, что это так приятно – знать, что любимый человек разделяет точно такую же дурь, как у тебя. Чонгук и не сомневался, что они идеальная пара. На побережье шумно из-за волн, упрямо накатывающих снова и снова, пока жаркий день пестрит закатом под цвет купленного мороженого. Улица на окраине небольшого городка пустеет все больше, потому что вечером народ всегда спешит ближе к центру, и Хосок ни разу не жалеет, что согласился выбраться за пределы своей спасательной комнаты, в которой он любит прятаться на весь знойный период – с Чонгуком классно даже в адово-жаркой Европе и в адово-жарком июле. – Порой я хочу, чтобы ты посадил меня на поводок. Контроль и все такое, – выдает Хосок с непоколебимым выражением лица после того, как официант приносит заказ, словно добивая их обоих. – Образно, конечно. – Этого я хочу. И ты не представляешь, как иногда сложно сдерживать это желание, – Чонгук переводит взгляд на опустевшую террасу и не замечает, как меняется чужое выражение лица. Хосок загадочно растягивает губы, полностью удовлетворенный сказанным, и вскоре оставляет на горячей щеке сладкий поцелуй. Он тут же ловит чужой осоловелый взгляд и кокетливо смеется, обещая, что если Чонгук продолжит пялиться вот так, то он поцелует его уже по-другому, на что получает привычную провокационную усмешку, понимая, что это звучит скорее как приглашение, нежели предупреждение. Уже поздним вечером Хосок довольно стонет, когда его волосы на макушке несильно сжимают. Он прикрывает глаза, слушая любимый голос на выдохах, и смыкает губы на чужом возбуждении, опуская голову снова. Чонгук дышит через рот, не отводит взгляда от чужого лица и сдерживает любой порыв сорваться, позволяя Хосоку вести в происходящем на все сто процентов – в такие моменты его заставляют уверовать, что это лучшее, что можно было придумать, и ему лучше не лезть. Губы краснеют, слегка опухая, но Хосок не чувствует дискомфорта, когда все заканчивается, и ведет по ним пальцами, собирая капли. Чонгук рассматривает чужое лицо и покрасневшие щеки, наблюдает, как Хосок постепенно выравнивает дыхание, и дает ему время прийти в себя. Чонгук знает – Хосок поверит, если он скажет, что хочет быть только с ним. Он так же знает, что это будет правдой и в обратном направлении, потому что не может быть иначе. Чонгуку нравится проводить с ним время не просто потому что весело или классно, даже если это так и еще в десять раз лучше. Причины зачастую оказываются куда глубже, чем кажутся на первый взгляд, и Чонгук хочет сказать об этом чуть позже все в той же адово-жаркой Европе, но говорит ночью того же дня, когда обстановка к этому располагает больше всего по его мнению. О любви вслух они никогда не говорили, потому что это казалось чем-то очевидным, но Хосок слышит слаженное признание сидя верхом, раскрасневшийся и взмокший не только от чертового летнего безумия – Чонгук запоминает его восхитительное выражение лица и стискивает пальцами упругие бедра, самодовольно и несдержанно улыбаясь. Он думает повторить свои слова, но рот плотно закрывают тонкие пальцы, пока Хосок в ответ обещает убить, потому что внезапная разрядка не входила в его планы. Через несколько часов Чонгук говорит это уже в спокойной обстановке, чтобы сказанное не выглядело, как шутка, и извиняется за внезапность, а Хосок опрокидывает его неожиданным откровением, говоря, что тот момент показался ему самым подходящим из всех возможных; он произносит взаимное «я люблю тебя» тогда, когда Чонгук тоже ожидает этого меньше всего, и остается собой полностью доволен. И они не сомневаются, что им всегда будет нравиться проводить время вместе.