Звёзды Уэйта

«Знаете, почему дурак — это самая сильная карта в таро? Не потому что их создатель сам был шутом, а потому что дурак — это чистый лист, и потому что дурак может стать кем угодно.»

Чистый лист. Новая жизнь. Незнакомый мир. Много слов было сказано, мало написано, ещё меньше — в голове. Ричард смотрел на святого Алана и думал, что он станет таким же доблестным, таким же добродетельным, таким же героем. Всё сломалось ещё на дне Святого Фабиана. Алва вошёл как к себе домой, вальяжно и неторопливо, с наглой улыбкой принял его службу и был таков. Конечно, эр Август говорил, что возможность благоприятнейшая, но Дик не хотел так. Новая жизнь действительно началась, только столь же быстро оборвалась. Он был наивным мальчонком, рвался верным псом за одиноким Вороном, вилял белым хвостом на войне, кичился будущими орденами, горделиво вздёргивая подбородок. А потом раз — и конец. С ног на голову, кувырок через плечо и с разбега — в бездну. Ричард, наивный Ричард, верил в счастливую звезду отца, потом святого Алана, потом полководца Рокэ, который небрежно трепал его по макушке и отыгрывал кольца с клячами, а затем и вовсе в свою — таллигойскую. Наивный дурак! Уж не разобрать, кто прав, кто виноват, но в небе не белое солнце, а четыре кровавые луны. На каждой — грех. Свой грех Окделлу нести до конца. Алва отрёкся. Изгнал, как шелудивого пса, бесполезного и грязного, укусившего руку того, кто его почти приручил. Ричард огрызался, рыпался, рвал цепи, но сердцу не прикажешь, а душу — не отвяжешь. Красное на красном. Одежда Окделлов — тёмно-красная, багряная. Как застывшая кровь на его руках. Белые розы лежали на гробу. Его таллигойская звезда канула в Лету, погасла, так и не распалившись, а чёрный мориск-убийца и рад. Да и Леворукий с ним, с этим мёртвым Моро. Орлан упал — и с ним Закат. «Дурак!» — кричали ему вслед. Да, думал Ричард, самый настоящий дурак. Камни глупы, холодны и недвижимы, он сам — горяч, самонадеян и доверчив. Поверить в Создателя! Молиться ему! А потом упасть в ноги святой. Да, святой Алан, глупец правит балом, как танцуют Четверо в небе, сторожа Закат. Рокэ даже не смотрит, не чувствует, не желает знать. А Ричард Дикон Окделл мечется брошенной псиной, одичавшей лошадью, загнанным Зверем. Чума! Камни — чума! Неотвратимая, неумолимая, непреодолимая. Ричард слышал грохот катящихся с гор Стражей: о, как они злы! Лишь Вороны наплевать — тот одиноко летит, трепыхаясь, по ветру. «Дурак», — качает головой Робер. Дикон плачет, наплевав на ключицу. Да уж, дурак каких не сыскать. Гроб холоден, но спина его давно застыла, как камень. Надоры… Наивный дурак! «Коли ты выбрался, если ж успел в саму бездну упасть?» — шепчут, шепчут гневно они, стены стылой церквушки. Тут нет ни света, ни ветра, ни жизни. Один только колокол да зов. Синеглазая девушка смотрит, не осуждает, но ждёт. Ждёт ещё одного. Ей не нужен лишь один, но других она заберёт, пока не истёк срок. Права выходец, прав Арамона! Его срок давно вышел, а у Альдо была отсрочка. Короткая... Ворона тоже несёт. Его не зовут — он сам приходит. Это Скалы — глупцы, потомственные глупцы! — следуют веками за звёздами, пока чёрные вороны спичками мимо летят. Щит… Да кому сдался он, этот щит! Четыре реликвии, четыре сердца, которое должно быть одно. Слёзы, горькие слёзы, катятся так же, как сыпались надорские скалы: нежданно, но ожидаемо. Они веками спали, потом пробудились, повеселев — конечно! нестись вместе с ветром наравне! — на краткий миг, но обозлились, не успев растянуть грубые улыбки. Клятвопреступник! Дурак. Эгоист, вот кто он. И что надо было ему, чего не хватило? Ласки? Нежности? Не говорите, что любви, не поверит. Скалы любят раз и навсегда — но прежде всего себя. Незыблемые, твёрдые, вечные. Навечные узники своих стен и клятв. Верен себе? Не смешите. Верность Окделла не дороже его чести, на мешок трухи и то не выменять. Окделл — сам герцог Скал! — спутался с птицей и решил, что он тоже может летать. Да, пусть выкинули меня из дому, говорил Ричард сам себе, — найду другой! И нашёл. Но не того. Не подумал, не прислушался, но хуже всего — предал. И вроде сердце кричало о правоте, вроде был попутный ветер, вроде сама Кабитэла была на их стороне, их с Альдо, да только Скалы не внемлют людскому ветру в головах. Они — постоянны. Они — вечны. Они — незыблемы. Окделл посыпался, словно песочный замок, похоронив невиновных вместе с совестью. Эпине — предвещают победу. А он? Окделл — вестник смерти, шепчутся по углам. Не Алва, не сам Леворукий, — он! Бредил, он точно бредил. Сначала одним, пахнущим «кровью», затем другим, ею торгующим, и обоим — смерть. Пьяный угар, не иначе. До него Скалы были тверды и решительны. Ричард усомнился — камни дрогнули. Дрогнули, проснулись, сдвинулись с места — и всех под собой погребли. Камни — сонная могила. Скалы — отмерший склеп. Окделл — по ошибке живой постамент. Алва тоже дурак, этого нельзя отрицать. Играл им, был почти искренен, но не направил, не оттащил за уши от фальшивой любви! Скалы любят один раз и на всю жизнь, говорили они. И как он раньше не уразумел, что после Катари были десятки, сотни девиц, да та же Марианна. Полюбил одну, затем на ночь другую… И как не понял, что Скалы проснулись! Камни не врут, они помнят. Всё помнят, но не в силах простить. Рокэ смеялся — Ричард это знал. Нельзя не смеяться, когда он шутом прыгал под знамёнами Зверя, когда падал в ноги невзлюбившей его таллигойской розе, когда за одну весну похоронил больше, чем успел обрести за всю свою жизнь. Ворон всегда смеётся, даже умирая. Скалы — молчат. До поры до времени, а потом забирают им причитающееся. Дурак, каких не сыскать и не оправдать. Скалы смотрят, как он истекает кровью, а Ричард смеётся. Хочет видеть воро́н. Да хоть звёзды! Но клятву нарушившему, своими руками погубившему и себя, и других, не положено. Скалы разевают острые рты — ждали его. Он знал. Он сразу понял, ещё когда увидел его. Дик уверен. Рокэ не мог не понять, что перед ним истинный дурак. Почему не пожалел? Или наоборот, пожалел? Скалы не ветер, направление однажды сменив, обратно не вернуться. Кабитэла, боги, Создатель были на его стороне. Долго терпели, пытались научить, подсказать, помочь. Но Ричард пошёл на право, туда, куда смотрит Смерть, и всё, всё разрушил. Повернув, Скалы не вернутся на дорогу Рассвета. Зверю в Закате дураки не нужны. Но больше Окделлу идти некуда.