Часть 1
17 марта 2022 г. в 13:00
Это настоящая мука — видеть его каждый день и не иметь возможности рассказать о своих чувствах. Мама, она так запуталась. Отчего такие противоречивые мысли? Ей хочется смотреть на него, смотреть, смотреть, но она только отводит глаза в пол, ее щеки горят так сильно, что мама может жарить на них арепы. Ее мутит, в груди все сжимается, и хочется закричать, чтобы хоть как-то выплеснуть сладкое волнение. Сидя за столом рядом с ним в отстроенной Касите, Мирабель чувствует жар его тела, даже не касаясь него. Бруно. Только внутри ее головы она может произнести его имя без указания родственной связи.
Он совсем не похож на Бруно. Кажется, что он наоборот взял в себя все противоположности своего имени. Он бледный, несмотря на то, что при стройке находился на солнце столько же, сколько все остальные, и теперь списать бледность на затворнический стиль жизни тяжело. Его тело худое. Когда она его обнимает, то чувствует это. И с каждым объятием, невинным для него, невинным для семьи, Мирабель плавится. Она чувствует его запах, и ее ведет, внутри бабочки решили устроить кумбию и отплясывают, будто под их маленькими ножками раскаленные угли. Да и сама она чувствует себя угольком, в то время как Бруно — ураган, который каждый раз распаляет ее больше и больше, но чем сильнее Мирабель горит, тем быстрее огонь заканчивается. Лишь бы он никого не задел при этом.
Все началось с того, как Камило превратился в дядю. Таинственный дядя Бруно, о котором было запрещено говорить, интриговал ее в равной степени, как и пугал. В реальности он оказался совсем не таким, каким его описывали родственники и жители города. Она чувствовала связь с ним, ведь на них опускались невидимые нити разочарования окружающих, разочарование из-за дара или его отсутствия. Только ему она могла рассказать свою боль, в то время как все остальные видели ее веселой и улыбающейся. В какой-то степени Мирабель была тоже разочарована, но в том, что все получили свой дар обратно, когда она вставила ручку в дверь. Ведь все они признались, как им было тяжело из-за дара, однако были искренне рады получить его обратно, и она снова почувствовала свою неполноценность. Пока все они старались над Каситой с остальными горожанами, Мирабель наконец-то ощущала себя наравне с семьей. Неужели она настолько ужасный человек, чтобы завидовать счастью любимых? Горечь снова залегла внутри нее, отравляя душу. Неужели она не достойна хотя бы маленького дара? Почему волшебство ее так не любит? Бруно она могла рассказать все, что ее снова терзало, и было так легко говорить с ним об этом, спрятавшись между стенами. На удивление многих заново отстроенные комнаты, которые были обычными, снова обрели волшебство и стали отражением своих хозяев. Как и комната Бруно с огромным количеством ступеней, а за стенами опять образовались коридоры. Поэтому дядя опять обосновался в застенках, только теперь все это знали и хоть и считали странным, но не остановили его. И там, в окружении крыс, при неровном свете свечей, она чувствовала себя в безопасности, даже больше, чем в ее новой комнате. С той самой церемонии Мирабель мечтала о своей волшебной двери и однажды нарисовала ее желтыми мелками. Но получив комнату (снова обычную), приходила в нее только ради сна.
По ночам слишком жарко даже с открытым окном, и хочется в одной рубашке вылезти на крышу, что иногда и происходит. Мирабель убегает в леса, где наслаждается свежестью зелени. Маленький барабан в груди зовет ее идти дальше и дальше, пока она не приходит к реке, у которой дедушка погиб, туда, где бабушка получила магическую свечу. И до рассвета нагая рассекает брод, ведь только так можно приглушить, не потушить этот огонь. А когда она возвращается, все опять повторяется. Пока Камило не вторгается в ее маленький мир, зацикленный на дяде Бруно. И в его глазах она видит тот же огонь, но направленный уже в ее сторону. Мама, Камило тоже запутался. Он смотрит на нее слишком серьезно и такое поведение совсем не вяжется с Камило-шутником, который может разрядить любую ситуацию.
— Мирабель, мне нужно с тобой поговорить, — сказал юноша, поймав ее в один такой день, когда она возвращалась в дом.
Девушка неуверенно ему улыбается и кивает.
— Пойдем, я знаю одно место, где Долорес нас не услышит, — Камило схватил ее за руку и почти бегом пошел в противоположную сторону от дома.
Уставшая от ночного путешествия, она еле поспевала за уверенными шагами кузена. Мирабель задавалась вопросом: так ли выглядел дядя Бруно, когда был молод? Вместо желтой руаны на нем была бы зеленая, а цвет волос напоминал был чернейший кофе. Восходящее солнце осветило ее лицо, от чего глаза непроизвольно зажмурились, и на миг ей показалось, что все действительно так. Это молодой дядя Бруно ведет в неизвестность, держа мягко за запястье. От такой фантазии Мирабель покрылась румянцем. О чем она думает рядом с кузеном? А если он что-то заподозрит?
Камило остановился, и Мирабель, чуть не врезавшись, подняла голову, окутанную в свои мысли, да так и застыла. Перед ними простиралась водная гладь, с одного конца края взбиваемая потоком, нисходящим вниз. Такой крохотный водопад создавал небольшой шум, но красота места очаровывала. На самом краю водопада расцвел куст желтых роз. Розы возвышались над ними, ловя своими лепестками поток тепла утренней зари. Пока она смотрела на открывшийся вид, Камило перевел свой взор на ее лицо и пристально наблюдал за реакцией кузины. Его глаза будто заблестели от радости, когда Мирабель с восхищением взирала на красоты окружающего мира. О Dios mio, он бы все отдал, если бы она так смотрела на него. Камило безнаказанно пил из чаши ее образа, старался вобрать все малейшие особенности. Ее глаза, освещаемые первыми лучами солнца, светились волшебным светом, а когда они обратились в его сторону, то его сердце чуть не остановилось и пошло заново, подгоняемое волнением. Нет, она не могла быть человеком, лишь неземное существо способно принимать такой облик. Неужели это то чувство, которое связывает его мамиту с папой, неужели он так же смотрит на Мирабель?
— Так, о чем ты хотел поговорить, Камило? Хотя нет, постой, как ты вообще узнал, что я буду на улице, а не в комнате? — Мирабель словно очнулась и спросила.
Камило нервно начал мять свою желтую руану и, опустив глаза, ответил.
— Я иногда видел из окна, как ты уходишь в лес, — не мог же он сказать, что все это время наблюдал за ее времяпровождением в реке, — поэтому решил подождать, пока придешь, чтобы поговорить до того, как все проснутся.
Камило полностью повернулся в ее сторону и взял маленькие пальчики Мирабель в свои длинные ладони.
— Послушай, Мирабель, мы с тобой почти одного возраста, и я всю жизнь наблюдал за тобой. Я помню, как мы играли вместе до того, как я переехал в новую комнату. Я помню обещание, которое мы давали друг друг другу, что, несмотря на разные комнаты, мы все равно будем вместе проводить время. Но, когда ты не получила свой дар после меня, все стало слишком сложно. Что-то изменилось в наших отношениях. Больше не было той легкости, с которой мы общались, словно непробиваемая стена выросла между нами. Но проходили годы, а я так и не забыл. Старался не замечать тебя, думал, так будет легче, но это лишь приносило мне еще большую боль. Но в один момент во мне что-то изменилось. Внезапно тебя стало слишком много в моих мыслях, я начал замечать, что, просыпаясь ото сна о тебе, я снова думаю про твою улыбку, солнечные глаза, скачущие кудри. Думаю, как ты порхаешь по Энканто, словно бабочка, и понял, что я… я влюбился в тебя, Мирабель. Я люблю тебя, — Камило со страхом и надеждой посмотрел в ее светло-карие очи.
Лицо Мирабель приобрело грустный вид: брови поднялись «домиком», а уголки глаз наоборот опустились, на губы легла тень улыбки, но такая хрупкая, что любое слово могло разрушить ее. Девушка отвела взгляд, чтобы не смотреть в чужие глаза, не видеть тех эмоций, которые ощущала сама, но они не касались Камило.
— Это было очень храбро, Камило, но я не могу принять твои чувства.
— Потому что мы родственники? — юноша в разочаровании начал отпускать ее руки, но Мирабель перехватила и крепко сжала его пальцы, смотря в его лицо.
— Потому что я люблю другого, — и вот так просто слова соскользнули с ее языка, которые она не могла произнести в голове. Она любит дядю Бруно.
Удивленная собственным откровением, Мирабель пропустила огонь ревности, вспыхнувший от ее слов, как от спички. Ядовитая змея Антонио укусила Камило прямо в грудь, и яд горечью оседал в его внутренностях.
— Тогда почему ты не с ним? — хмурясь спросил он.
— Все… сложно. Могу лишь сказать, что мы никогда не будем с ним вместе.
Камило пристально всматривался в ее светло-карие глаза, и когтистая лапа страха сжала сердце Мирабель от его взгляда. Не может же он догадаться! Замерев, она ждала его реакции. Юноша с сардонической улыбкой отвернулся, встав спиной к ней, и тихо заговорил, срываясь на шепот.
— Ну конечно же, ты не могла просто так постоянно быть рядом с ним. При каждом вашем взаимодействии я завидовал ему, ведь вас ничто не сковывало в общении, как нас с тобой. Именно к нему ты идешь, когда твои глаза готовы пролить слезы, к нему обращаются твои глаза после сказанной за столом шутки, ты ищешь его одобрения, желаешь того, чего я не смогу тебе дать. Но, Мирабель, если я тебе так противен, можем ли мы хотя бы попробовать? Скажи, что любишь меня и я буду твоим рабом.
Парень резко повернул голову в ее сторону, но вместо его юных черт было высечено лицо того, кто забрал ее сердце вместе со сном и покоем. В глазах Бруно, нет, Камило стояли слезы, они молили ее ответить согласием. От такой картины ее собственные покрылись влажной пеленой. Ей было жалко Камило, и ей было жалко себя. Мирабель решительно подошла к нему и сжала в крепких объятиях, в то время как слезы уже свободно струились по ее пухлым щекам, скапливаясь на руане цвета горчицы. Объединенные, они оплакивали свою любовь, во многом так похожую, безответную, не имеющую своего долго и счастливо как в сказках. Они мирились с жестокой реальностью, с судьбой, решившей сыграть над ними подлую шутку. И в свете зарождающегося дня родился уговор, губивший их души — притворяться тем, чем они не являются. Камило брал на себя личину их дяди, Мирабель становилась несведущей, не понимающей сути девушкой. Каждый раз соединяясь вместе, они старались забыть, кто они на самом деле, вязли в болоте, дно которого устилали кости их темной, неправильной любви.