Фея

- Пушкарёва... - Он ещё не заканчивает "ё" в её фамилии, в своей любимой манере растягивая гласные - а она уже знает, чем это всё закончится. В том, как каменеет его лицо, справившись с первым изумлением, она видит жирную точку, подведенный итог всем тем растерянным лицам, которые встречали её весь день.       И счет на оплату - совсем не радует глаз. - Александр Юрич... - Даже вошедшая Кристина поджимает губы, а в глазах её мелькает жалость, совсем как у Уютовой.       Нет! К черту!       Пушкаревых не нужно жалеть!       Даже если глаза больно щиплет от слёз. - Решили сменить имидж? Надеялись, я вас не узнаю? - злые и веселые фразы Воропаев кидает, как дровишки в костер, распаляя собственное бешенство и её отчаяние, - Почему-то деньги не поступили на мой счёт, этому есть разумное объяснение? - Деньги будут завтра, - благодарность судьбе за его жадность, заставившую его так быстро сменить тему, сменяется обеспокоенностью за сохранность тайны кредитов ЗимаЛето, - мы выплатили зарплаты сотрудникам...       Она даже понимает, что жалко смотрится со стороны. И что гораздо хуже, это же понимает и Воропаев. - А вы не слишком ли много себе позволяете? - он даже звучит как-то задумчиво, разглядывая её раз за разом. И не понять, крутятся ли винтики в его голове, осмысливая её наряд, или же он мысленно собирает деятельность компании по маленьким деталькам, что они вынужденно ему оставили.       Что бы не думал Андрей Палыч, журнал "Личность" говорил об Александре... - Мы выплатили зарплаты сотрудникам, - Воропаеве даже не восторженно, а попросту с опаской. Если есть возможность, пусть думает, что это неряшливость бухгалтеров и её лично - она выслушает всё, что Александр Юрьевич будет намерен ей об этом сказать. - Да бог с ним, завтра, так завтра, - неожиданно миролюбиво обрывает он. Есть в его голосе что-то от затаившегося перед прыжком тигра. Как будто, пока они разминались в приветствиях, он накрутил себя достаточно, чтобы выстрелить, как пружина, - Потрудитесь мне объяснить, почему вы позволяете себе являться сюда в таком виде? - теперь от напряжения его голос даже дрожит, заставляя её неосознанно сжиматься, как будто ей снова пять лет, и маленькая, но отчего-то провинившаяся, Катя получает выволочку от отца. - Вы же не на птицефабрике работаете! В конце-концов, вы тоже являетесь лицом, - спасибо за ещё одно напоминание, как она некрасива, - ЗимаЛето, а вот это, - он как будто голосом вместо мела обводит её труп, - это не лицо...       А жопа, - способна закончить она за него в своей голове.       Но Пушкаревых выбрасывать белый флаг научить почему-то забыли. - Александр Юрич, - выдержкой в её голосе гордился бы не только отец, но и сам Суворов. Хотя сержант Пушкарёв в данном вопросе мог высказать даже больше, чем Александр Воропаев, и далеко не в столь элементарно-вежливо. - Воспитанный человек не позволит себе делать замечание о внешности женщины. - И почему бешенство в глазах Воропаева на какое-то мгновение заслоняют веселые бесята? - Тем более, в такой форме. Это называется хамство. - Припечатывает она его, испытывая какой-то необъяснимый душевный подъем. - А меня не интересует, устраивает ли вас форма того, что я вам сказал, - миг, и веселье испаряется без следа, как это бывает, когда собеседник не чувствует запаха раскаяния; и Катя вновь чувствует детский страх перед отчитывающим её сердитым мужчиной. - Главное, чтоб вы поняли суть: то, что здесь не фирма, а цирк, не означает, что нужно рядиться дешевым клоуном. И своим видом, Катя, - он неожиданно мягко произносит её имя. Почему вода щекочет её по щеке? - вы позорите ЗимаЛето.       Она плачет?       Папа бы не гордился стойким солдатиком, если бы тот растекся на горячие оловянные слезы.       Почему она плачет?       Где-то на заднем фоне хлопает дверь, но за внезапной пеленой она даже не видит, кто пришел - лишь по звукам очередной зарождающейся ссоры узнает голос Андрея Жданова. Гневная речь Александра не оставляет иллюзии, возможности иного трактования - им стыдно за неё, Катю Пушкареву. Сейчас ей кажется, что все события прошедшего дня, все молчаливые взгляды одновременно обрушились на неё. Как же ей самой стыдно и больно за эту несчастную, смешную попытку!       Впервые в жизни она до конца осознает, что значит стыдиться себя.