silly little girl

      Сара идёт по коридору, комкая пышное платье, и стук каблуков звонко разносится по высоким сводчатым стенам, отражаясь и оглушая — она чувствует, как из углов за ней следит множество глаз, впитывая каждое колыхание юбки, каждый вдох, каждый шаг, как множество ртов облизывается в желании попробовать её, облизать кожу, выпить крови, оставить уродливый укус.       страшно, страшно, страшно.       Она ждёт, что вот-вот появится рыцарь в начищенных доспехах, с острым мечом в руке и верным конём снаружи, но никто не появляется, и она бредёт по запутанным коридорам — никто и не появится, в этой истории нет места героям. Уж она-то знает — сама должна была стать героиней, храбро преодолевающей препятствия, противостоящей обаятельному злу и в конце одерживающей абсолютную победу, но оказалась просто глупой маленькой девочкой, возомнившей о себе слишком много.       Мимо пробегает мелкий гоблин, скаля треугольные зубы, застывая лишь на секунду — чтобы издевательски склониться в жесте уважения.       ваше величество.       Какое величество, гоблин хихикает, сверкает глазками-стекляшками и стрелой несётся дальше, точно зная, где свернуть, а она цокает невыносимо высокими каблуками дальше, кусая губу от обиды — ей обещали трон, верных подданных и любящего мужа, а получила…       Сара смеётся, прислонившись к колонне, и прячет лицо в ладонях — что просила, то и получила, только вот все её желания извратили и изувечили, отразив сразу в десятке кривых зеркал так, что она уже и не помнит, как всё должно было быть изначально. На её голове корона, жители Лабиринта её обожают, Джарет никому никогда не отдаст — только вот корона сделана из колючей проволоки, гоблины и прочие твари черпают силы из её кошмаров, а Джарет считает её «своей драгоценной» и скорее убьёт, чем позволит уйти.       Она получила всё — и не получила ничего.       Холод камня пробирается через одежду, обжигая лопатки, и Сара дёргается в сторону, прижимая руки к груди — сердце иступлено стучит, грозя проломить кости, а дурное предчувствие заливает в живот кислоту. Ей кажется, что вот-вот случится что-то плохое, что-то ужасное, и нужно бежать, сбросив неудобные туфли и подобрав платье, нестись по переплетениям замка без оглядки и дыхания, с сомкнутыми веками и онемевшим телом — иначе поймают, вернут и причинят боль, и Сара пятится назад, ощущая жгущие слезинки на ресницах.       Она хочет домой, хочет к вечно плачущему Тоби, вечно недовольной Ирэн и вечно занятому отцу, хочет в свою комнату и школу, хочет свободы —       но маленькие феи в ответ на её желания тоненько хихикают, порхая вокруг на блестящих крыльях, и она мечтает о таких же, способных унести её далеко-далеко, где гоблины никогда не найдут.       Крошка-фея, которая должна быть добрым помощником героям, кружит вокруг головы нимбом и напевает, что её ждёт король, и у Сары отнимаются ноги — она впивается ногтями в бёдра, не чувствуя боли, из-за страха или множества слоёв ткани, и заставляет себя идти, сдерживая порыв разрыдаться и забиться в угол, точно маленькая девочка, но она ведь и есть маленькая девочка, ей всего шестнадцать, почему у неё на пальце изысканное кольцо и под рёбрами солёный океан?       Она не заслужила этого, это нечестно, но мир не бывает честным, особенно здесь, и Сара через поворот выходит к нужной двери, кусая губы и слыша иллюзорный смех сводчатых стен — замок един со своим хозяином, и у неё нет и шанса.       как тебе мой лабиринт?       проще простого.       Какая же она дура.       Резные двери приветственно распахиваются без единого звука, обдавая запахом металла и серы, и Сара морщит нос, медленно ступая по полу, старательно перешагивая через разбросанные всюду покореженные куски железа, оружие и неогранённые алмазы, и отвращение опасно плещется внутри — почему всё так? — Моя драгоценная.       Его голос отзывается гулом между рёбрами, отражаясь и вонзаясь в сердце, и Сара невольно замирает посередине зала, нелепая и неподходящая — гоблины смеются, разговаривают о чём-то, чего она не понимает, бряцают доспехами, и чувство собственной неуместности, чужеродности сковывает корсетом с шипами.       Джарет сидит на своём троне, скаля острые зубы, и его разные глаза жадно разглядывают её, впитывая каждый дюйм, и иррациональное ощущение наготы обдаёт холодом — беги, беги, беги.       Сара идёт вперёд, гордо задрав подбородок, сохраняя все остатки самой себя, и садится на трон рядом, старательно не смотря на чудовище справа.       Когтистая рука омерзительного серо-болотного цвета касается волос, обманчиво ласковая, заправляет прядь за ухо и слабо карябает шею.       Слезинка скатывает по щеке и дрожит на подбородке.       Сара думает, что она как эта слеза — застряла на самом краю, пути назад нет, и остаётся только рухнуть вниз, и она хочет рухнуть и разбиться, превратившись в невнятную кляксу, но       Джарет стирает её пальцем, слизывая и насмешливо хмыкая, и Сара на мгновение смыкает веки, не желая видеть больше монстров, которые придут с обращениями и докладами к королю. Её тошнит, тошнит от всего, тошнит от каждого вдоха и выдоха, но выбора ей больше не дают, свой последний она сделала и сделала неправильно, и теперь обречена бесконечность сидеть на троне по левую руку от Джарета, безмолвная и бесправная, разодетая в красивые наряды, украшенная драгоценностями и пахнущая нежными цветами. Окружённая вещами — и сама являющаяся вещью.       Помещение наполняется перезвоном колокольчиков — изящные нимфы с полупрозрачной бледной кожей в шелках грациозно вплывают, смиренно опустив взгляды в пол, и преклоняют колени, застывая фарфоровыми статуэтками.       Они потрясающе красивые — и потрясающе холодные, точно стекло, и Сара наблюдает, уверенная, что может увидеть льдистую пустоту внутри их идеальных тел.       Главная нимфа поднимает дымчатые глаза, уставившись на Джарета с абсолютным обожанием, и начинает что-то говорить на неизвестном языке, но Саре не нужно различать слова, чтобы слышать раболепное восхищение и реки слащавых комплиментов — зубы сводит как после газировки со вкусом бабл-гам, и она трёт челюсть, косясь на Джарета и тут же утыкаясь взглядом в подол.       Как можно испытывать что-то кроме омерзения к этому существу?       Когда он был мужчиной, она чувствовала нечто похожее, но более невинное — удивление, приправленное возбуждением, покрытое тонким слоем восхищения и посыпанное смущением. Она хотела дотронуться, хотела обвести контур губ, чтобы потом целомудренно поцеловать, хотела прижаться всем телом и спрятаться в его объятиях, она была польщена, что сам король, такой необычный и красивый, выбрал её, любил её — теперь она готова на что угодно, лишь бы он забыл её.       Джарет кладёт широкую ладонь ей на колено, и она торопливо отворачивается, не желая и краем глаза видеть его — тошнота усиливается в разы, а его запах забивает лёгкие.       Пожалуйста, пусть она задохнётся и умрёт.       Пожалуйста, пусть её опустошённое тело будет восседать угловатой застывшей фигурой на троне.       Пожалуйста, пусть она покинет это место.       На её мольбы не отвечают — некому, ведь единственный, кто мог, взмахом руки отправляет нимф прочь, и те с громким довольным щебетанием и звоном покидают залу.       Просить Джарета о чём-то бессмысленно и опасно, он перевернёт все её слова, обратив оружием против неё, и она молчит, больше всего желая кричать во всё горло, до боли и сорванного голоса, до лопания перепонок, до трещин в костях, до землетрясения, до стерильности под кожей и белого света вдалеке.       Сара молчит.       Гоблины перешёптываются, хихикают и поглядывают на них, сверкая мелкими глазками.       Джарет хватает её за подбородок, вынуждая посмотреть на себя, и Сара зажмуривается до плясок мутных силуэтов в чудных масках. — Посмотри на меня, моя драгоценная.       Губы выдыхают «нет» раньше, чем она осознаёт просьбу-приказ, и тёплые пальцы сжимаются крепче, когти предупреждающе надавливают на кожу, но Сара впивается короткими ногтями в ладони, плача и держа веки плотно сомкнутыми. Она не хочет смотреть, не хочет подчиняться, не хочет быть здесь, не хочет быть с ним — но Джарет не настроен на игры и неповиновение, не сейчас, она ощущает его злобу где-то глубоко, и соль оседает на губах.       Сара открывает глаза, глядя на уродливого монстра, вовсе не похожего на человека, и монстр удовлетворённо урчит, обнажая множество острых зубов, готовых впиться в плоть.       Плечо пронзает фантомная боль, и Сара вздрагивает, вызывая у него смешок.       Ему весело, ему забавно, он протягивает непропорционально длинную руку к ней, обнимая за талию, притягивая ближе, и она тонет в ужасе, разглядывая болотную кожу, вытянутый нос и рогоподобные уши — совсем не тот, кто бесцеремонно явился в спальню родителей, но в то же время именно он. Та же надменность, та же жестокость, та же насмешливость, то же внимание, те же глаза, та же магия — Сара гадает, как она могла совершить такую дурость, но ответа нет и уже не будет, а если она его и найдёт, какой в нём смысл, если ничего не изменить.       Она жена короля гоблинов, и кольцо намертво вплавлено в палец, ей его не снять, сколько бы она ни пыталась, сколько бы ни натирала мылом, сколько бы ни тянула, сколько бы ни плакала, сколько бы ни просила — оно останется с ней. — Я люблю тебя, Сара.       Сара измученно заламывает брови, не желая слышать эту фразу, произнесённую его голосом — и он признаётся ей в любви каждый день.       Его влажные тёплые губы накрывают её, и она думает, что её вот-вот стошнит — она мечтала о нежных поцелуях, отнимающих дыхание и наполняющих чистым восторгом, и она ненавидит, когда он касается её, и он целует её по несколько раз в день.       Джарет облизывается длинным узким языком, хищно щуря глаза, и гоблины хохочут, будто услышали лучшую шутку — как кто-то может быть таким злым? Как столько существ могут быть такими злыми одновременно? Как целое королевство, полное зла, может существовать и процветать? Как уродливое чудовище с нескладным телом, одетое в прекрасные одежды, может вызывать всеобщую любовь? Как?       Сара не понимает Лабиринт, Сара не понимает волшебных тварей, Сара не понимает Джарета, Сара не понимает саму себя — Сара не понимает ничего.       Сару снисходительно гладят по плечу, поправляют ей чуть спустившуюся вниз лямку и приказывают выпрямить спину.       сара всего лишь маленькая глупая девочка, решившая, что большой волк, внезапно выпрыгнувший и показавший клыки, говорящий сладкими речами и глядящий только на неё, вовсе не собирается её есть.       сара всего лишь маленькая глупая девочка, которая слишком любила сказки — и сгинула безвозвратно в одной из них.