Кукушка

Когда Билли был младше (достаточно взрослым, чтобы знать о таких вещах, но достаточно юным, чтобы всё ещё верить в них), он думал, что, возможно, в нём обитает демон. Это знание не испугало его — нет, наоборот, Билли почувствовал облегчение. Это слишком многое объясняло. Столько всего становилось понятным: почему он чувствовал такую острую потребность причинять боль людям; его жажда внимания (быть если не любимым, то хотя бы до одури желанным); его безудержное желание тыкать, ковырять, раздирать раны, не важно, на самом себе или в других людях. Ни один из его шрамов так и не зажил должным образом. Когда он стал старше и с некоторым огорчением осознал, что демон внутри него — это всего лишь он сам, на ум всё чаще стало приходить сравнение с кукушкой. Он довольно убедительно изображал нормального человека, пока пытался пробраться в гнездо, но рано или поздно его всё равно раскрывали. Он не представлял из себя ничего, кроме маленького уродливого вредителя, который пытался прокрасться внутрь, чтобы всех обмануть. Вот почему в какой-то момент Билли перестал утруждать себя попытками построить настоящие человеческие отношения. Было утомительно сохранять видимость нормальности, когда люди видели его насквозь, что бы он ни пытался делать. В конце концов все всегда замечают кукушку. Так что Билли сдался. Мимолётные связи с людьми, которых он больше никогда не видел, были проще всего, — на одну ночь он вполне мог притвориться нормальным. Что касается работы, то он быстро нашёл то, что идеально подходило ему — армию. Конечно, они несли всякую чушь о братьях по оружию, но Руссо никогда не беспокоился об этой херне: эти люди были просто его коллегами. Пока все они могли положиться друг на друга, этого было достаточно, и они могли доверять Билли так же, как и любому другому из них. Они могли поручить ему принятие правильного решения, независимо от того, означало это позволить кому-то умереть или понести иные потери при попытке спасения чьей-то жизни. Он всегда придумывал план, который принёс бы им большую выгоду, отбрасывая чувства в сторону. Конечно, приходилось устраивать небольшие шоу на похоронах, но было трудно по-настоящему что-то чувствовать к такому исходу. В конце концов, они решили служить в армии, — они должны были знать, что это связано с определёнными рисками. Так что да. Билли разочаровывался в людях, пока речь не зашла о Фрэнке. Фрэнк. Забавно, как это имя могло одновременно наполнить его теплом и затопить сознание явным резким медным привкусом крови и желчи. Иногда Билли казалось, что именно так должна ощущаться вина. Иногда он думал, что всё это просто суеверный романтический вздор. Может быть, кукушки попросту не могли испытывать чувство вины. В любом случае. Фрэнк. Билли столкнулся с ним, когда отпустил язвительный комментарий, а Касл рассмеялся в ответ. Это было очень... необычно. Не в стиле Руссо было смешить кого-то; конечно, он знал все правильные вещи, которые нужно сказать, чтобы вызвать фальшивый смех у потенциальных партнёров по постели. Но куда чаще он просто по привычке отпускал резкие язвительные комментарии, — чрезвычайно распространённая форма общения, в ответ на которую люди как правило становились злыми, угрюмыми или даже жестокими. Было неслыханно, чтобы кто-то смеялся над колкой фразочкой, отпущенной в его адрес. Но Фрэнк был другим. Конечно, Фрэнк был другим, он был… всем. В этом и заключалась суть проблемы, когда дело дошло до тщетных попыток разобраться с ней. Конечно, Билл с самого начала заметил Касла поблизости, но не придал ему особого значения. Тот был особенно атлетично, по-мужски привлекателен, но Билли очень мало интересовали привлекательные люди вне постели. Как советовала старая поговорка: «Не гадь там, где ешь», — так что Билли не трахался там, где работал. Кроме того, Фрэнк был женат, хотя это было куда менее сдерживающим фактором, чем Руссо хотелось бы признать. Касл был одним из тех странных людей, которые действительно верили в армию, Великую Америку и всю эту чушь. Он также был дружелюбным, трудолюбивым и популярным, но ничего из этого не имело ни малейшего значения для Билли. И после незаинтересованного первоначального сканирования Билли списал Фрэнка со счетов как почти бесполезного и больше о нём не вспоминал. Пока тот не рассмеялся над шуткой Билли, над шуткой, которую Билли даже не может вспомнить, — однако он не может забыть, как Фрэнк бросил ему ответный язвительный комментарий. А Билли Руссо, известный тем, что либо полностью игнорировал подобные тычки, либо впадал в неконтролируемую ярость, удивил даже самого себя, рассмеявшись. Ему даже не пришлось притворяться: он рассмеялся, потому что это была его естественная, вполне себе человеческая реакция. Это был очень странный день. Последующие дни тоже были странными. Касл был популярен и всеми любим; ему, конечно, совершенно незачем было тусоваться с самопровозглашённым одиночкой Билли Руссо. Но он делал именно это. Постоянно. Дело в том, что армия на самом деле не являлась работой на пару дней — ты должен был быть там постоянно. Так что Билли не мог притвориться нормальным: это всегда было для него слишком утомительным, чтобы продолжать в том же духе достаточно долгое время. Так что, по сути, его слегка недолюбливали. По вполне понятным причинам. Не то чтобы Билли это сильно заботило или смущало: он просто знал, что не вписывается в их общество, поэтому и не пытался. Но Фрэнк… Руссо чувствовал себя как дома, когда был рядом с ним. Это было легко; ему не нужно было обдумывать каждое сказанное слово, не нужно было переосмысливать свои движения, не нужно было беспокоиться, что тот сочтет его странным. Касл и так считал его ёбнутым, просто он ему всё равно нравился, несмотря ни на что. Билли чувствовал себя в безопасности с Фрэнком. И это было чем-то новым; чем-то, чего он никогда раньше не испытывал. Он чувствовал себя человеком, а не демоном или кукушкой, хотя в глубине души должен был знать, что эта его часть никогда не изменится. Было очевидным, что он любил Фрэнка (если предположить, что кукушки в принципе могут любить). И не менее очевидным был тот факт, что Касл знал об этом, так как он продолжал пихать Марию ему в лицо, постоянно напоминая о своём браке. Это было той единственной вещью, которую Фрэнк никогда по-настоящему не понимал в Билли: Руссо никогда не ассоциировал любовь с сексом. Он всегда любил только Касла; и у него никогда не было секса ни с кем, кто ему нравился, не говоря уже о тех, к кому он испытывал куда более сильную привязанность. Конечно, если бы Фрэнк попросил его заняться сексом, Билли, скорее всего, согласился бы, но это не было тем, что он хотел получить от этой близости. Он просто… нуждался в том, чтобы Фрэнк был рядом. Позже, когда всё взорвалось и полетело к чертям благодаря Билли, он задавался вопросом, имеет ли это какое-то отношение к случившемуся. Наверное, так оно и есть. Кукушки — ужасно ревнивые твари. — Со мной что-то не так, — прошептал он однажды Фрэнку, негромко выдав страшную тайну, спрятанную глубоко-глубоко. Они тогда могли быть где угодно, и вполне могли оказаться нигде, в любом случае, речь снова шла об оружии. Но всё это не имело значения, потому что он был с Каслом; значит, он был в безопасности. — Что случилось? — тихо спросил Фрэнк; обеспокоенно, но не пытаясь надавить. — Я… — «кукушка» так и не сорвалась с его губ, потому что они попали в засаду; а может, там взорвалась бомба. Это не имело значения, потому что Билли был ранен. Очень херово ранен. Шок означал, что ему было не слишком больно (пока ещё нет), но он знал, что ему конец. Они все покинут его, потому что это абсолютно необходимо для общего успеха. Он был обузой, он понимал это и готов был умереть ради поставленной цели. Билли не был лицемером, и происходящее его вполне устраивало, несмотря на слезы в глазах. Нормальная реакция на боль, вот и всё. В любом случае, в его жизни не было ничего особенного, кроме Фрэнка. Было бы тяжело смотреть, как он уходит. (Он будет скучать по Фрэнку.) Билли стиснул зубы и стал ждать. Касл не уходил. — Фрэнк, — выдохнул он, — ты должен идти. Вместо этого Касл взял его за руку. Видимо, он собирался ждать с ним, пока Руссо умирает. Билли хотел умолять его уходить, сказать ему, что он не обязан этого делать, убедить его, что всё в порядке. Билли был бы не против умереть в одиночестве, тем более, что на самом деле это всегда было чем-то неизбежным. «Я рад, что ты ждешь со мной», — и всё равно вместо этих слов вырвалось грёбаное рыдание. Блять, какой же он жалкий. Однако Фрэнк этого не сказал. Он сказал, чтобы Билли не вздумал собираться умирать сейчас, потому что Фрэнк вытащит его оттуда. Руссо подумал, что это просто (очень красивые) слова, но, о чудо, Касл действительно вытащил его на базу. Путь обратно остался в воспоминаниях Билли расплывшимся туманом, и он испытал настоящий шок, обнаружив себя бодрым и очень живым на следующее утро в настоящей больничной койке. Он не мог по-настоящему поблагодарить Фрэнка, по крайней мере, должным образом. Он пытался, но все его попытки казались такими бледными по сравнению с тем, что он на самом деле чувствовал. Билли никогда раньше не сталкивался с невозможностью найти слова, чтобы описать свои чувства, но сейчас их у него и правда не было. — Не переживай, Билл, — улыбнулся Касл. — Ты бы сделал то же самое для меня. Билли никогда не был уверен, правда ли это. Но он всем сердцем хотел верить, что так оно и было бы — только для Фрэнка. Когда их армейские дни закончились, и они вернулись (хотя Билли на самом деле никогда не покидал этот ад), он думал, что их странная дружба распадётся вполне естественным образом. За каким хреном Фрэнку возиться с ним, когда у него были реальные, куда более подходящие варианты? Конечно, в армии завязываются необычные дружеские отношения, но они не длятся долго после того, как вы пожмёте друг другу руки и попрощаетесь, чтобы разбежаться по суше. Вместо этого Фрэнк обнял его и сказал, чтобы он приходил на ужин на этой неделе. И Билли — Билли, такой тупой грёбанный мудак — просто сделал это. Он знал, что должен держаться подальше и позволить Каслу остепениться, прижиться, вернуться в русло, — но не мог отпустить его. Блять, он так сильно не хотел отпускать его. Для детей он стал «дядей Билли». Мария смеялась и пыталась свести его с друзьями, выманивая на двойные свидания, когда он позволял себя куда-нибудь увести. Она всегда говорила, что он безумно красивый и успешный, и постоянно спрашивала, как же так получилось, что он до сих пор никого не нашёл? Потому что без Фрэнка у Билли не было никого. Он снова был кукушкой. Проник в гнездо, обманом заставил всех поверить, что он один из них, хотя никогда таким не был и не смог бы быть. С Билли всё было как-то ужасно неправильно. Когда он убил их всех, то задавался вопросом, испытывал ли он хоть когда-нибудь хоть какие-либо настоящие чувства хоть к кому-нибудь из них. Было легче решить, что нет, — ему всегда было всё равно. И вкус крови и желчи во рту, скорее всего, никак с этим не связан. Когда Фрэнк умер, мстя за семью, которую Билли украл у него, Руссо впервые в жизни почувствовал себя настолько отвратительно одиноким. И это было уместно. Он заслуживал прожить остаток своих дней, мучаясь вопросом, как всё могло бы случиться, будь он хотя бы чуточку более нормальным. Теперь, захлёбываясь в своей крови, он думает, что это пиздец как уместно — умереть от рук Фрэнка. Он должен был оставить его тонуть в собственных кишках ещё тогда, в самый первый раз. «Мне жаль», — должно было сорваться с губ. Но вместо этого последние слова Билли, обращенные к нему, оказались до боли честны. — Я счастлив, что ты ждёшь со мной. Касл берет Руссо за руку и стреляет без колебаний. Последние мысли Билли дрожат и путаются, но это что-то о демонах и кукушках. И Фрэнке.