Ты думал, что тебя спасёт твой глупый экзорцизм? Мне так понравилось как ты пытался изгонять меня И кровью на полу чертил защитный знак. И каждый смертный, видя страх, готов тебя понять, Но ты один понять не смог, что сделал ты не так.
Она лежала на шёлковых простынях, с головы до ног завернувшись в тёплое одеяло, что было единственным щитом от демона. Да, слабым, но на большее можно было не надеяться. Поцелуи горели багровыми отметинами на фарфоровой коже. Цепью оплетали шею давние синяки. Все двадцать четыре ребра он пометил когтями продольными порезами, на которых тонкой корочкой застыли капли крови. Некогда блестящие фиолетовые глаза потеряли своё сияние. Болели укусы на внутренней стороне бедра. В купе с царапинами они напоминали раскидистое дерево с плодами в причудливой картине художника. Кибуцуджи обожал проводить пальцами по почти зажившим ранам, а после снова, на тех же местах, оставлять новые, упиваясь страхом девушки. Каждая ночь, проведённая с прародителем превращалась в кошмар наяву. Спать без света невозможно. Лампа на тумбе являлась последним источником мимолётного спокойствия и чувства защищённости. В темноте любая мебель обращалась зловещей тенью. Аваре до дрожи боялась услышать за дверью шаги в её сторону. Ещё больше боялась почувствовать прикосновение холодной щеки к своим волосам или тёплое дыхание, пробирающее ощущением скорой кончины. Она уже не первый год живёт в поместье Музана, а отчаяние от каждого прожитого дня в золотой клетке пронизывало её ядовитыми стрелами, убивая веру в светлое будущее и надежду на спасение. Многие считают, что человек способен адоптироваться ко всему, но Мори так не думала. Пленница не заметила как позади неё матрас по действием веса проминается. Одеяло одним плавным движением стянуто до поясницы. В последней попытке избежать истязания Аваре старается дышать равномерно, чтобы притвориться спящей, не смотря на то, что это никогда не помогало. — Я слышу, как твоё сердце бьётся чуть ли не в истерии, — губы мужчины приблизились к плечу, зажали во рту ткань дорогого кимоно с узором лазурных волн и стянули, оставляя его оголённым, а после невесомо поцеловали. Обманчивая действительность, за которой скрывается безжалостный садист. — Пора просыпаться, милая Аваре, — и клыки протыкают нежный атлас. Девушка зажмуривается и зажимает во рту подушку, чтобы стон, вызванный болью, не вырвался наружу, потому что знает, что это только раззадорит его. Музан медленно продвигается вниз, следуя пути, выстроенному позвонками: — Не хочешь снять с меня рубашку? Сними, и я обещаю, что не буду сегодня тянуть тебя за волосы, — отстраняется, наблюдает подобно хищнику за беспомощной овечкой, ожидая её реакции. И она приподнимается на слабых руках, разворачивается и подползает к мужчине. Тонкие пальцы, суетясь, перебирают пуговицу за пуговицей. Взгляд опущен вниз. «А когда-то смотрела прямо в глаза» — подмечает Кибуцуджи, вспоминая их первые встречи.***
Тогда ещё Мори была смелой девушкой, способной дарить миру свою доброту и улыбку. Способной верить в лучшее и не сдаваться ни перед какими трудностями. Аваре пела в популярном ресторане в самом центре Токио. Люди толпами стекались к ней, желая услышать новый талант большого города. Выступления собирали полный зал, привлекая внимание каждого, не искушённого музыкой. Демон, пришедший на заключение сделки, впервые увидел её в свете прожекторов на сцене, сияющую необыкновенной энергией и ловящую удовольствие от каждой прожитой секунды. Его не интересовали слова песни и даже музыка. Только голос новой канарейки Японии и она сама. Певица не отличалась внешностью от обычных жителей страны восходящего солнца. Разве что аметисты её глаз могли заставить рассматривать их как диковинку в музее. Прародитель думал, что она не стоит его внимания, пока она с ним не заговорила. Вышла в зал после выступления и подошла к нему, желая познакомиться. Ещё со сцены она заприметила его — изящные волнистые волосы обрамляли красивое лицо, а костюм тройка совершенно не скрывал подтянутое тело, зато потрясающе подчёркивал всё, что нужно. От гостя исходила необычайная уверенность и харизма, смешанная с хладнокровностью. Мори подловила Музана у выхода, расспрашивая его о проведённом вечере в ресторане, искренне интересуясь его мнением. Он ей понравился, и, будучи светской львицей, девушка мастерски вела беседу, позиционируя себя как хорошего собеседника. Речь текла подобно мёду, такая же сладкая и тягучая, будоражащая каждую душу. Элегантность и стать шли от каждого непроизвольного и произвольного движения, вынуждая восхищаться собой. И Кибуцуджи попал в её сети. Но кто мог знать, что обаятельный мужчина на самом деле является порождением тьмы и чуть ли не всех грехов? После сказочных свиданий, какими их считала девушка, и длительных отношений, они поженились. И в тот момент всё плохое, что ранее она не видела в нём, начало сорняками прорастать в её жизни, делая её хуже с каждым последующим открытием. Пленённый желанием обладать любимой и ни с кем её не делить, он обрубил все связи с миром, которыми она обладала, сажая ту в золотую клетку, где ключ от замка был только у него. Не собираясь с этим мириться, она сопротивлялась, ссорилась, защищала своё право на свободу, пока мужу это не надоело, и он не решил положить руки на её шею и давить до момента, когда та упала в обморок от нехватки воздуха. И ему понравилось. Понравилось слизывать с щёк солёные горькие слёзы, что скатывались с румяных щёк. Понравилось оставлять кровавые засосы на шее, чтобы все видели, кому она принадлежала. Он был зависим от её криков и стонов, прикосновений, присутствия. Аваре вносила в его будни неизвестную переменную, чьё значение менялось с завидной частотой. Да, он любил её. По своему, ломая её, но любил.***
Девушка медленно стягивала рубашку с мужа, осыпая его ключицы поцелуями, надеясь того задобрить. Предмет одежды упал на пол, залитый лунным светом. — Умница, — похвалил Музан Аваре, а после окончательно стащил распахнутое кимоно, держащееся из последних сил рукавами на локтях, выставляя на виду небольшую грудь. Мори сидит перед ним полностью обнажённая, являя собой желанную картину: привлекательные изгибы, на которых изумительно играли рефлексы, длинные пряди, которые так и хочется перебирать и пропускать между пальцев, падали на лицо, скрывая зарождающиеся слёзы, что начали скапливаться в уголках глаз. Как же больно и обидно было ей видеть чудовище, которое она не сумела разглядеть в некогда любимом человеке. А на вид они одинаковые. Ничего не изменилось, просто всё скрытое вышло наружу. Демон сам с себя снимает штаны, хватает девушку за руки и вместе с ней опрокидывается на кровать и срывается с цепи. От напускной нежности не остаётся и следа. Кусает, оставляет пламенные засосы на хрупком теле, что с каждым заходом выдерживает всё меньше и меньше. Терзает мягкими губами и острыми клыками один из сосков, вторую руку кладёт на левое полушарие, сжимая и оставляя линии в цвет утреннего зарева. Аваре не сопротивляется, бесполезно. Терпит до последнего, закусывает язык, чтобы не завыть. Влажный язык рисует незамысловатые рисунки на коже, не оставляя без внимания ни один сантиметр белоснежного атласа. Резко отрывается от рёбер и врывается в рот Мори. На её губах застыл вкус клубники и зефира, на его — человеческая плоть, Аваре чувствует это. Живот скручивает, ей хочется оттолкнуть мучителя, но тот, не церемонясь и не обращая внимание на протест, продолжает оттягивать нижнюю губу, царапать её клыками, зализывать и по новой сплетаться с языком девушки, даже если та не хочет. Бой проигран, не начавшись. Она вся в его жестокой власти. Аваре чувствует себя омерзительно. Ей кажется, что она рассыпается чёрным прахом, обращённым на вечные муки. По подбородку стекают красные капли, падающие на простыни, окрашивая их. Влажно, горячо, но омерзительно. Какая жалость. Музан перекладывает руки Мори себе за спину. Девушка хватается за волнистые волосы, что щекотали её щёки, как за единственный круг спасения. Воздуха становится всё меньше и меньше. Прародитель наконец отстраняется. Между ними тянется тонкая полупрозрачная розовая нить. Мори рвано дышит. Бабочки в животе давно умерли. Демон ухмыляется: — Почему ты молчишь? Я хочу слышать все твои стоны без исключения. Не стесняйся, пташка. Спой для меня, — и Музан с наслаждением впивается когтями на пару миллиметров в кожу, достигая своей цели: Мори мечется, пытаясь сбросить с себя мужчину и уйти от боли, но делает только хуже, раздирая места, где появились новые увечья. Будучи исполнившим прихоть Кибуцуджи спускается вниз, хватает правую ногу и проводит кровавую ленту, сжимая в зубах человеческую плоть. Он оглаживает бёдра, временами даря поцелуи, даря смесь из заботы и пытки. Пленница плавится, распадается на части, как же она мечтает вернуться в прошлое и предотвратить их встречу. Прекратить эти вечные качели из крайности в крайность ещё в зародыше, потому что она сходит с ума. Тело отзывается невыносимой радостной трелью на манипуляции демона. Простыни мокнут от пота, смазки и крови. Между ног тянется прозрачная полоса. Она противоречит сама себе, находясь меж двух огней. Мори не понимает себя и тем более не понимает их странные отношения. Муж разводит ноги Аваре и закидывает себе за спину. Пальцы чертят запутанные дорожки по направлению к влагалищу, а после врываются внутрь, лаская стенки изнутри, растягивая и готовя к соитию. Из лона раздаются хлюпающее звуки под аккомпанемент из стонов Мори. Долгие прелюдии вьют из неё верёвки. Терпение заканчивается. Узел завязывается. Чувствуя, что жена достаточно влажная, Музан вынимает пальцы, покрытые смазкой, и протягивает их Аваре. Поняв, что от неё хотят, та берёт их в рот и медленно обводит их языком, причмокивая и сильно кусая, оставляя «кольца», надеясь отплатить обидчику хотя бы так за принесённые моральные и физические травмы. Музан лишь забавляется, видя в этом ребячество. Мужчина берёт ближайшую подушку и подкладывает для удобства под поясницу партнёрши. Девушка чувствует, как эрегированный член упирается ей в влагалище. Тянется ладонями к мужу и сплетает их пальцы, расслабленно откинувшись на кровать. Кибуцуджи льнёт к ней, целуя на выдохе и входит, вызвав приглушённый стон у них обоих. Переходит сразу на быстрый темп, легко скользя внутри неё. Член упирается до самого дна, задевая чувствительную точку, отчего Аваре распыляется всё больше и больше. Она начала проявлять инициативу, сама прикусывала язык Музана и сплеталась с ним же в яростную страстную баталию. Тела прошибало током, наслаждение струилось по нервам. Замок из рук расцепился. Мори запустила пальцы в ею любимые пряди Кибуцуджи, а сама осмелела и принялась зацеловывать и оставлять такие же засосы, как получила ранее, на на шее партнёра. Рыки и стоны, исходящие от демона, не привычное обилие нежности раскрывали её. Если обычно Музан предпочитал львиную долю грубости до такой степени, что ноги день не могли сомкнуться, то сейчас он показал себя с другой стороны, с той, с которой Аваре уже попрощалась. Горечь потери смешалась с вновь обретённой надеждой, разрывая душу потерянной девушки. Только ласковые слова, произнесённые таким приятным бархатным голосом на ушко, вернули её из мыслей. Темп ускорился. По сокращению мышц стало понятно, что финал близок. Музан мягко проводит пальцами по животу Мори, слегка давит, и перед глазами той взрывается фейерверк, оглушая и выбивая из реальности. Нега растекалась, вовлекая в безудержный водоворот удовольствия. Все мысли вылетают из головы, аметисты вновь горят северным сиянием. Сделав последние глубокие толчки, Кибуцуджи вслед за женой кончил, наполняя девушку горячей спермой. Передние пряди прилипли к лицу, по лбу стекали капли пота. Мужчина, выйдя из партнёрши, заваливается с боку, вовлекая её в крепкие объятия, коснувшись мокрыми от слюны и крови губами лба девушки. Аваре утыкается в его грудь и обнимает в ответ, вдыхая аромат одеколона, что она когда-то подарила ему на годовщину. Произошедшие кажется сном, чем угодно, но не серой действительностью, что скорее всего ожидает девушку по пробуждению. Впервые она заснула так легко и быстро. Роскошь под боком демона, не иначе. Предательское ощущение, что она пошла против себя, сопровождает её не в первый раз. Завтра она снова будет боятся и трястись от страха, а пока Аваре хочет стать счастливой хотя бы на мгновение. — Я люблю тебя, милая. — А я тебя… Недосказанное «любила» так и повисло на языке, оставшись горестной тайной. Но в сердце вновь появилась надежда.