чертово здание

петруша учится на юре. направление юриспруденция находится в чудесном здании на чистых вместе с чудесными неработающими проекторами, чудесными туалетами на третьем и четвертом без замков (хотя бы туалеты есть; на пятом и первом выживай как-нибудь сам), и, конечно, распрекрасными химбио, гумами и дизайнерами. и если с предыдущими факторами как-то смириться можно, так как на чистых реально есть пруды, а на втором, где юры учатся, туалеты нормальные, с остальными направлениями может быть просто невозможно. дизайнеры еще спокойные, хоть и считают, что все им обязаны, но гумы и чертовы химбио просто отвратительны. эгоистичны, противны и слишком громкие. чертовы химбио бухают как не в себя, проносят в здание шампанское в полиэтиленовых пакетах, бьют стекло, попадают на учет. чертовы гумы курят свою «клубнику со сливками» или «мармеладные мишки» на своем чертовом четвертом, вдохнуть нельзя, не получив рак легких. у юров на такое времени нет. юрам в голову вдалбливают, что федерация – это хуйня, что демократия – параша, налоги приносят в жизнь только боль и разочарование и в целом государство для лошар, лучше жить в своей пещере и охотится на медведей и оленей. в праве нет смысла никакого, но они его разбирают, чтобы потом писать эссе о том, почему оно дерьмово. у пети волосы отросли за полгода, руки холодные, а глаза сверкают только на политологии и истории. а еще когда одного из химбио видит. чертов николай с чертового химбио, которого язык не поворачивается назвать колей. потому что он весь такой важный-хуй-бумажный. все химбио громкие, все химбио яркие. ставрогин на всех смотрит холодно, на часовом пропадает куда-то вместо того, чтобы в магнолию пойти. он выделяется. он петруше нравится. у него волосы чернильные, кожа мертвенно белая, что почти зеленая. красных губ не хватает, чтобы белоснежкой назвать. бакенбарды, вылитый пушкин, только стихов не пишет. верховенский громких звуков боится, ненавидит, не желает. гумы и химбио громкие, они орут на своих третьих и четвертых, на которые на английском зайти невозможно. приходится с пятого на второй спускаться, чтобы без страха и тревожности посрать спокойно, а потом опять через три этажа подниматься. петю девочки зовут с собой в женский. петруша на подоконнике сидит, поворачивается, а из противоположного окна смотрят ледяные глаза. ставрогина в женский не зовут. верховенского зовут. их переглядки в пете один стыд оставляют. николай не вписывается в общую картину. все персоны мужского пола в здании на чистых только на юре учатся. николя на химбио. черт бы его побрал. легче познакомиться было бы, если тот на юре был. хоть один предмет, но совместный был. и петруша бы заговорил, может. и они обсудили чего-нибудь тоже. а потом верховенский предложил бы вместе на часовом пойти в магнолию. но у них только переглядки через окна. что ставрогин из химбио на втором забыл – загадка. у пети со временем руки начинают подрагивать. отец звонит чаще, а слышать его не хочется. голос слышит, а вместе с ним и хрясь и треск и сломанные пальцы. вместе с ним и вода в носу и вдохнуть нельзя. он садится на подоконник, а в противоположном окне никого нет. и пальцы дрожат сильнее. а потом чертова дверь в женский на втором хлопает, и там видны только чернильные волосы и ледяные глаза с изучающим взглядом. потом нет ничего кроме николая всеволодовича ставрогина на подоконнике напротив окна мужского рядом с петром степановичем верховенским. - здравствуй, - подает голос первым николай. - пиздец, - выдыхает петр. - красноречиво, - усмехается тот. - полнейший, блять, пиздец. - юровцы все такие при первой встрече? - дай подышать, пожалуйста, - закрывает он дрожащими руками свое лицо. - что ты в женском забыл-то? - меня девочки позвали, - успокоился петруша. – ты-то что тут забыл? - и где они теперь? - в магнолию пошли. - и тебя не позвали? верховенский смотрел на ставрогина как на долбоеба. - а ты… - усмехнулся петруша, - пушкина косплеешь что-ли? право все еще не имело смысла. чертовы гумы все еще были чертовыми, химбио туда же. туалеты на третьем и четвертом все еще пугали количеством людей. проекторы в кабинетах все еще были сломанными, а колонки все еще надо было держать определенным способом, чтобы они издавали звук. но по весне рядом со зданием поставили станции для велосипедов и самокатов. пруды растаяли, вокруг них теперь была яркая зеленая трава. волосы верховенский теперь собирал в небольшой хвостик сзади, как и ставрогин, идущий по левую руку. они не сходили в магнолию, ведь брусника была более заманчивой. петрушины руки все еще дрожали, но иногда николя это замечал и брал в свои. они тоже были холодные, зато ставрогины. этого хватало, чтобы вместо дрожащих рук, дрожать начинали колени.