***
— Не тот день? — спросите вы. — Не тот век, — отвечу вам я. Я уже думала, что хуже запаха на том ринге, мои бедные обонятельные рецепторы ничего не может настигнуть, но как же я ошибалась… Тело, что смердело мочой, лежа в метре от меня в крохотной камере, начало шевелиться, издавая какие-то предсмертные вздохи. Стоило ему попытаться сесть, как запах усилился, и слезы проступили на глазах. Нет, не подумайте, я нисколечки не собиралась реветь, просто запах был таким едким, что глаза защипало, и я снова стукнула решетку ногой. — Ало, гараж! Вы не оставите меня здесь на всю ночь? Мужчина, что сидел за столом, скучающе жуя яблоко и листая газету, даже не глянул на меня, отвечая: — Потише. — Дайте хоть камеру другую! — Других камер нет. Я посмотрела влево, стиснув челюсть. Все камеры были свободны, но меня затолкали именно в эту, прямиком в лапы бомжу, который уже очухался и с удивлением вытаращил на меня глаза. — Мадемуазель! — Заткнись! Я вернулась обратно на видавшую виды койку, упершись подбородком в колени. Су и Шимун пытались пойти со мной, когда владелец паба вызывал полицию, но те не позволили, окрестив меня гвоздем программы… Я вспомнила тухлый запашок горящих волос, а потом потерла ушибленный висок, который перестал кровоточить, но все ещё напоминал о себе тупой ноющей болью. Ах, Никкаль, Никкаль, была бы ты хоть чуточку меньше Никкаль, жизнь не была бы такой… Бомж, представившись Питером, некогда преуспевающим бизнесменом, принялся заливать мне сказки о своем состоянии, а я, обрадовавшись тому, что он совершенно безобидный, хоть и воняет, даже стала их слушать, боясь думать о том, кто и при каких обстоятельствах явится сюда меня вызволять… Я уже почти задремала, когда скрип дверей и голос надсмотрщика выдернул меня обратно. — На выход. Да не ты, чертяга, а девчонка. Я поспешно встала, напоследок прощаясь со своим новым другом: — Пока, Питер. — До свидания, мадемуазель, жемчужина океанов, сокровище царей… — бла, что-то там, бла. Сонная, уставшая, в дребезги разбитая, я даже не успела испытать чувство радости, волоча ноги по узкому, едва освещаемому коридору. Увидев Ниалла, я сразу не поверила, кулаками потерев глаза, искренне надеясь ошибиться, но надсмотрщик подтолкнул меня вперёд, и я оказалась в непосредственной близости, ноздрями улавливая тонкий аромат пачули и бергамота. Ниалл, он родименький. В натуральную величину… и жутко злой. — Далеко собралась? — холодно отчеканил он, когда я предприняла отчаянную попытку развернуться в направлении некогда отвратительной, а теперь такой манящей камеры. Его рука схватила меня за шиворот и потянула обратно. Я было открыла рот, чтобы как-то объясниться, но он вытянул вверх руку, приказывая мне захлопнуться, а затем достал из кармана стопку купюр и сунул её полицейскому, который тут же научился улыбаться и кланяться. Не удостоив меня взглядом, Ниалл двинулся к выходу, а я, с видом военнопленной, поплелась следом, громко шаркая ногами. Мне конец. Всю дорогу мой бывший ректор и опекун молчал, старательно делая вид, что меня тут нет. Лишь когда мы добрались до леса, что вёл прямиком в Академию, Ниалл развернулся, протягивая мне свой плащ. Я не стала противиться, во-первых потому, что мне и впрямь было холодно, а во-вторых, потому что Ниалл в одной рубашке… выглядел сногсшибательно. Я вовремя одернула себя от того, чтобы взять его за руку, когда из кустов выскочил кролик. Ниалл только больше нахмурился. — Кролики это тебе не в баре кулаками махать, да, Никкаль? — спросил он, опережая меня на два шага. Мне показалось, что он усмехнулся, но как-то горько. — Ниалл, я… — Ничего не хочу слышать об этом, Никкаль, — моментально заткнул меня его холодный отчужденный голос. Если бы он сейчас на меня наорал, то стало бы легче. — Ниалл… Желание оправдаться и извиниться вступило в ожесточенную схватку с терзающей душу обидой. Не нужно было меня исключать, господин ректор, того и гляди… не вляпалась бы по самое не хочу. Дальше шли молча. Я уже было развернулась на пятках, намереваясь продолжить свой путь в сторону студенческого общежития, но Ниалл снова одернул меня металлическим басом. — Ты больше здесь не учишься, Никкаль. Вход в общежитие для тебя закрыт. Я удивленно округлила глаза: — И что же мне теперь, спать на улице? — Переночуешь сегодня в гостевом крыле. От досады я чуть не зашипела. В гостевом крыле? Неужели… неужели все настолько серьезно? Неужели он и правда меня исключил? Каюсь, ровно до этой секунды я лелеяла в душе призрачную надежду на то, что это все — просто очередное наказание, но взгляд Ниалла был холоден и непоколебим. — Тогда я остаюсь тут! — всплеснув руками, я показательно уселась на голую землю, демонстрируя свой нелепый протест. Ректор тяжело вздохнул, глядя на меня как на паршивую овцу, что только отравляла его жизнь. Впрочем, так оно и было. — Не играй со мной, Никкаль. Либо ты сейчас идешь со мной, либо делай, что хочешь, но уже за пределами этого учебного заведения. Его слова больно ударили в самое сердце. Не уж то не попытается мне помешать? Оставить тут? Совершенно одну? На морозе? Когда-нибудь мой непрошибаемый нрав вылезет мне боком, и я распласталась на земле, укладываясь поудобнее. Если Ниалл не схватит меня за шкирку и не утащит в Академию, спать мне будет ой как неудобно… а на утро найдут лишь мои бедные кости, обглоданные ануннаки. — Спокойной ночи, профессор. Пожав плечами, мол, хозяин барин, к моему величайшему удивлению, Ниалл развернулся и непринужденной походкой отправился к воротам, которые лишь одним жестом его руки с грохотом распахнулись. Я так и лежала на земле, укутанная его плащом, совершенно не понимая, что делать дальше. Все происходило совершенно не так, как я планировала. Гордость не позволяла мне броситься вдогонку, и Ниалл как никто должен был об этом знать! Он должен был знать, что я и впрямь останусь здесь, умру, но не брошусь за ним. — Ну и хрен с тобой! А потом поток сильного воздуха вздернул меня наверх вместе с клубом пыли и грязи. Рука ректора схватила меня за предплечье и, без лишних разговоров, потащила за собой.***
В его кабинете было тепло. В камине мерно подрагивал огонь, укутывая меня уютным ароматом горящих поленьев и благовоний, что всегда стояли у ректора на столе. Как только я уселась на свое излюбленное место, напротив его стола, Ниалл тут же скрылся за соседней дверью и, прежде, чем любопытство вынудило меня отправить следом за ним, вернулся обратно, держа в руках небольшой тазик и чистое полотенце. Я молча следила за тем, как ректор ставит его на стол, как закатывает рукава рубашки, обнажая натренированные предплечья, покрытые россыпью вен, как опускается на одно колени и хмуро оглядывает мое лицо. Не в силах сопротивляться, я позволила ему убрать волосы с моего лица, будучи совершенно зачарованной его теплым мятным дыханием, блуждающим по моим скулам. Когда влажная ткань коснулась моего виска, я слегка зажмурилась, но тут же взяла себя в руки, крепко стискивая челюсть. И угораздило же меня так вляпаться. Видимо мысли Ниалла текут в том же русле, потому что он говорит: — Что ещё мне нужно сделать, Никкаль, чтобы быть уверенным в том, что ты не подвергнешь себя опасности? — Не думаю, что исключение — хороший план, — забухтела я. Ниалл снова вздохнул, а потом резко поднял взгляд, глядя мне прямо в глаза. По телу пробежала дрожь, и лишь усилием воли я заставила себя не отвернуться. — Я думал, что повидал в своей жизни достаточно, но, когда дело касается тебя, Никкаль, я чувствую себя беспомощным глупцом, — прошептал он так отчаянно и чувственно, что я чуть не свалилась со стула. Кажется, с моим лицом было закончено, потому что ректор отстранился, вставая, а затем, возвращая лицу маску равнодушия, сказал: — Завтра утром должно все зажить. Теперь можешь идти отдыхать. Я сморгнула морок, замотав головой. — Пожалуйста, Ниалл… — Боги Богов, никогда ещё не слышала, чтобы мой голос звучал так жалко. — Не исключай меня. — Решение уже принято. Ложись спать. — Но решение всегда можно отменить! — отчаянно завопила я, вскакивая со стула. — Что же я буду делать, Ниалл? Что со мной будет? Он долго смотрел на огонь, о чем-то размышляя, а потом, стиснув челюсть, обернулся ко мне, глядя сверху вниз: — Я все ещё твой опекун, Никкаль. Ты будешь в безопасности, подальше от магии. — Как же это в безопасности? Выкинешь меня, словно надоевшую игрушку? Оставишь одну? Так ты обо мне заботишься, Ниалл? От злобы и боли, что резкой волной захватили мое тело, я с трудом втянула уже дрожащие в глазах слезы обратно. Не может быть правдой… он не может меня исключить! Не может! Академия — моя жизнь, моя семья. Мне некуда идти, без неё — мне просто незачем больше жить. Впервые это осознание было таким четким. Ниалл продолжал оставаться невозмутимым, словно ледяная глыба. Хотелось треснуть ему кулаком, закричать пуще прежнего, хотелось… — Я настолько тебе безразлична? — выпалила я прежде, чем подумала о том, что конкретно хотела донести до него этим вопросом. — Что ты сейчас сказала? Лед треснул, словно тонкая яичная скорлупа. Лицо Ниалла исказила злобная гримаса, отчего я попятилась, прежде не видев его таким. Подраться с ануннаки? Да запросто! Навалять амбалам в баре? Подержите мое пиво! Но смотреть на Ниалла, который стискивает кулаки, было страшнее всех кар бытия. — Ниалл, прости… я… — Не хотела это говорить? Не то имела в виду? Глупая, глупая Никкаль! Как можно было сказать это человеку, который всю жизнь только и делал, что возился с тобой, оберегал тебя, заботился о тебе? — Довольно! — закричал он, делая шаг в мою сторону, хватая меня за руку. — Вот, как ты мне безразлична, Никкаль, смотри же! И пока я пыталась понять, куда конкретно мне следует смотреть, губы Ниалла впились в мой рот. В этом не было нежности, трепета. Поцелуй не был похож ни на один из тех, что я… практиковала прежде. Поцелуй не был похож на холодного, закрытого Ниалла, он был похож на пламя: яростное, требовательное, грубое. Одну руку он запустил мне в волосы, а другой обхватил мою талию. Это был не просто поцелуй. Меня поглотили. Не знаю точно, когда я поцеловала его в ответ. Случилось ли это через несколько секунд или я целовала его с того момента, как его рот коснулся моего. Не знаю. Знаю только, что я хотела этого, и уже чертовски давно, даже если боялась признаться в этом. Правильно это или нет, я хотела его. Вот почему я не сопротивлялась, когда он усадил меня на свой стол. Вот, что так долго крылось за маской его равнодушия… все это время. Его прежде холодная кожа стала невероятно горячей. Мы двигались, сжимали друг друга и задыхались. Он прикусил мою нижнюю губу, а затем слегка отстранился, потемневшим взглядом глядя на меня. — Скажи, что хочешь этого. — Его бедра по-прежнему нетерпеливо двигались между моих расставленных в стороны ног. — Скажи, что тебе нужно больше. — Больше, — прошептала я прежде, чем подумала о том, что мы делаем, что мы сделали и кто мы. Он ничего не ответил, ещё отчаяннее накрывая мой рот своими горячими губами, просовывая руку между нашими телами, а затем, с невероятной ловкостью, цепляя пальцем мои штаны. Он дернул их так сильно, что приподнял мои бедра. Пуговицы отскочили и улетели куда-то, но куда неважно. — О Боги, — пробормотала я. Он издал короткий, такой несвойственный ему, хриплый смешок, и потянул мои штаны вниз. — Потом куплю тебе новую рубашку. — Что… В ответ раздался звук рвущейся ткани. Я опустила подбородок, увидев свою обнаженную грудь, а Ниалл оскалился, видимо довольный тем, что я забыла надеть лифчик. Сперва я подумала о том, что он ректор и мой опекун, и наверно все это совсем неправильно… Он тоже смотрел на мою грудь, срывая с себя штаны. Тогда-то и я подумала о том, что, в принципе, мне уже насрать, кто он и кто я. Если бы он сейчас остановился, я бы связала его и безжалостно изнасиловала, больше не имея никаких сил терпеть напряжение внизу живота. Каюсь, я часто фантазировала… представляла Ниалла голым, но реальность превзошла все мои ожидания. Он был высок и широк в плечах. Все его мускулистое, поджарое тело было покрыто многочисленными шрамами, которые только сильнее красили его. Я опустила взгляд ниже, удивленно выдыхая. Господин Ниалл, и как вы могли скрыть это от меня? Все произошло стремительно и в привычной манере Ниалла — властно. И лишь слово страстно прежде никогда его не характеризовало. Дискомфорт от резкого толчка быстро сменился ноющим, пульсирующим наслаждением. И ни в моем теле, ни в уме, ни между нами не осталось места для чего-то помимо того, что мы чувствовали. Были только он и я. Руки Ниалла крепко вцепились в края стола, и он замер. Несколько мгновений мы изумленно смотрели друг другу в глаза, словно не веря в то, что сейчас происходит. На его лбу проступила вена, а губы были влажными и красными от поцелуев. Светлые волосы сбились в кучу, которую я, ваша слуга, собственно и сбила. Ощущение его внутри меня было поглощающим, разрушающим, а потом я подалась ему навстречу, требуя больше, глубже, быстрее. Не сдерживаясь, он утробно зарычал: — Что ты со мной делаешь, Никкаль? — То, что всегда хотела, — простонала я в ответ, нетерпеливо обхватывая его руками, притягивая к себе. — А что делаешь со мной ты, Ниалл? — То, что хотел сделать каждый раз, видя тебя. Трахаю тебя, Никкаль. Не знаю, что конкретно отобразилось на моем лице, но Ниалл довольно ухмыльнулся краешком губ. Мои уши запылали от его слов, которые придали так много значения всему тому, что было между нами. Осознание взаимности захватило меня с головой, и я вообще перестала думать. Его бедра отдалялись, а потом опять приближались, качались и терлись, а пальцы играли моей грудью. Теперь он двигался быстрее, так ритмично, что я одурела. Порочный жар и влага стекали по моим ногам. Мне следовало бы устыдиться, таким сильным было мое желание, но мне не было стыдно. Я хотела, чтобы Ниалл знал, как сильно я его желаю. Я взяла его руку, опуская её туда, где сцеплялись наши тела, укладывая его пальцы поверх самой чувствительной точки. — Никкаль, — простонал он моё имя, не нуждаясь в каких-либо руководствах. Когда я полностью легла на стол, обвивая ногами его торс, Ниалл ускорил темп, рукой продолжая ласкать меня там, где я показала. Ласки всех других мужчин на его фоне теперь казались какими-то неумелыми, ненужными. Одной рукой он сжал меня за бедра, натягивая на всю длину. Мой крик превратился в стон. Я вцепилась ногтями в стол. Боги. Полнота ощущения была почти чрезмерной. От прикосновения в какой-то точке, прежде никем нетронутой, глубоко внутри меня разошлись волны мощного наслаждения. Я невольно задвигалась быстрее: — Ниалл, я… Он громко застонал, стискивая меня в руках. Горячая влага разлилась глубокого внутри меня, и тогда напряжение хлынуло через край, сокрушив меня. Я вскрикнула, содрогаясь, все тело свело спазм сильнейшего экстаза. Интересно, я все ещё отчислена?